Художника обидеть может каждый....

There’s gotta be another way out I’ve been stuck in a cage with my doubt. I’ve tried forever getting out on my own Every time I do this my way I get caught in the lies of the enemy. I lay my troubles down I’m ready for you now. Ashes Remain – On My Own

Сегодня знаменательный день не только для Божественного, но и для меня. Сегодня состоится обсуждение его книги. Обсуждать будут все - от текста до иллюстраций. Насчет текста я не переживаю - тут Усаги, как всегда, выложился на все сто процентов. А вот насчет рисунков. И главное - какую обложку они выберут? Какую цветовую гамму? Было страшно. Тело трясло мелкой дрожью, а на глаза навертывались слезы. Не реви! Ещё ничего не решено! Усаги ушел только два часа назад. Два долгих часа... А если им не понравятся иллюстрации? Вся грязь и критика польются на Усаги. "Твоего авторства я никогда не раскрою. Не хочу, чтобы твои произведения валяли в грязи...". Его хриплый голос отдавался эхом в моей душе. Я опустил голову на сложенные колени. Я в панике! Дверь резко распахивается - я даже вздрагиваю от неожиданности. Сначала вылетает Исака, за ним Айкава, а за ними и сам Акихико. Его фиолетовые глаза виновато опущены, а на лице изображена скорбь. Одними губами он шепчет: "Прости". Его манипуляции не видят директор и редактор. Исака, будучи в гневе и не стесняясь в выражениях, махал бумагами и кричал на Усаги. Рука остановилась на долю секунды и в мои глаза бросается они из вариантов обложки. - Усами! Ты кретин! Что за детская каля-маля! - первый шрам на сердце. - Как так можно было?! Тебе дали замечательного художника, от которого ты тактично отказался, заявивив "Я сам решу!". Решил?! Это даже не рисунки, это размазня какая-то! Второй шрам... Слезы уже близко, ком стоит в горле. Встаю с дивана и иду к окну. Внизу едут машины, солнце нещадно палит... Но мне это неважно! Главное, чтобы никто не увидел моих слёз. - Вот это что?! - звук рвущейся бумаги. - А это? - опять звук... Такое чувство, что мне разрывают сердце. Не то, чтобы я не люблю критику. Я понимаю, что без критики никуда. Но, господа, раз критикуете - объясните, что вам не по душе! - Да твой художник бездарность! У него нет ни чувства вкуса, ни чувства стиля... Ты где его отыскал?! В любительском кружке? Акихико, пойми! Твою книгу увидят миллионы! Многие сначала судят книгу не по тексту, а по обложке. И что?! На твоей обложке будет красоваться этот детский рисуночек?! - Захлопнись! - голос Акихико был твёрд, с металлическим тоном. - Да что ты понимаешь?! Сам даже прямую линию по линейке провести не можешь, а судишь чужие работы?! А ты сможешь нарисовать обложку? Или слабо? Не критикуй того, чего не знаешь! - Усаги местами срывался на крик, эмоции его хлестали через край. Сам я был на грани нервного срыва. Я никогда в жизни не подвергался критике. А тут сразу... и такая реакция. Если спор пойдёт дальше, я просто сорвусь. Выскажу Исаке в лицо, все что думаю. Айкава, тихо стоя в стороне, подошла ко мне и ласково погладила по плечу. - Мисаки, ну, чего ты? - нежный голос, словно лава, растекался по телу. - Ты... Да ты... - директор буквально задыхался в возмущениях, его приличный словарный запас близился к концу. - Да ты спорить со мной будешь, щенок??? Напомни мне, благодаря кому ты выпускаешь свои тексты? А? Да если б не я... - Что, если бы не ты, а? - убью, обоих... если не заткнуться! - Ты сам знаешь: я бы все равно стал писателем! - Ты слишком самонадеян для своих лет! И работы у тебя бездарные! - Что?! - И сам ты - бездарность! Ну все, лопнули и нервы, и терпение! На носочках развернулся лицом к спорящим: - А ну захлопнулись! Исака, вы очень любите критиковать других, как я посмотрю! А вы сами пробовали что-нибудь написать? Или нарисовать?! - слезы потоками текли из моих глаз, голос предательски срывался. - Не можем, да? Не умеем! А осуждать можем, да?! Тогда вообще зачем, к черту, рисовать, писать, сочинять? Если такие критики, как вы, изваляют все в грязи, а потом удивляются, почему талантливые авторы загибаются в самом расцвете карьеры! Да пошли вы все! Вообще больше рисовать не буду! Никогда! А Усаги запрещу писать! Не хочу, чтобы наши работы опускали всякие бездари! Все, высказался. Айкава пораженно смотрела на меня, не шевелясь. Ее рука так и осталась покоиться на моем плече. Исака пораженно смотрел на меня, боясь сказать лишнее слово - его рот в шоке открывался и сразу же закрывался. И лишь Акихико, будучи в курсе моего хобби, медленно закрыл глаза и выдохнул. Неловкость повисла в воздухе. - Так, это ты нарисовал? - Исака, очнувшись самым первым, поднял разорванный эскиз. Я лишь коротко кивнул и опустил глаза. Смотреть на разорванный лист я чисто морально не смог - сердце разрывалось на части. - Исака, пошёл вон! - Акихико, очнувшись позже, буквально вышвырнул гостя и захлопнул перед его носом. Я сполз по стеклу и уткнулся носом в колени. - Мисаки, - Айкава пришла в себя самая последняя. - Не слушай его! Он всегда так - сначала опустит, а потом хвалить будет! Ну, не плачь, пожалуйста. Я сейчас сама заплачу. В подтверждении слов, по ее лицу скатилось пара черных слезинок. Потекла тушь. Мое сердце, будучи израненным защемило от такой картины. Я прижал ее к себе и мы, оба, заревели в полный голос. Усаги лишь закатил глаза и беспомощно смотрел на нас. - А ну не ревём! - писатель резко рявкнул и присел на корточки напротив нас, вручая каждому по стакану воды. - Успокоились все! Айкава, иди умойся! Выглядишь жалко. Пошатываясь, женщина ушла в ванную комнату. Усаги, проводив ее взглядом, посмотрел на меня с нежностью. - Мисаки, - голос медленно переходил на шепот. - Милый мой. Прости меня. Зря я их привел. Просто Исака пришел в гнев и побежал ко мне домой, не зная зачем. Откуда же я знал? Прости меня, прости, что не защитил... Он нежно гладил меня по волосам, целуя лицо и нашептывая слова прощения. Стало спокойнее. А рисование... Мы ещё нарисуем свою жизнь!