Ты пахнешь морем

R.I.P. to my youth, If you really listen, then this is to you. Mama, there is only so much I can do, Except for you to witness, for to worship me too. *** В чем проявляется любовь? Высокие чувства и моральная близость? Нет, серьезно, давайте на чистоту. Можно бесконечно долго рассуждать, как хаотично и слащаво бабочки ползали по стенкам желудка, что в принципе невозможно. Как одухотворенно и зефирно наполняли Вас слова благодарности, благодарности за само появление второй половинки, за её присутствие, большего и не требуется. Как искусно искрилась в жилах бурлящая кровь, разливаясь на все четыре стороны, достигая укромных уголков организма. Иногда бабочки начинают постепенно гнить, превращаясь в ужасающий фарш, который невероятно мерзко тянется обрывистыми кусками. А «спасибо» испепеляется, не успев оставить ложную надежду на лучшее. Вы принимаетесь ненавидеть. Ненавидеть искренне, изнутри, по-настоящему. Ненавидеть и корить себя за многочисленные поцелуи, прикосновения, отметки на шее и ключицах. Доверяли, безнадежно доверяли каждому шороху, всхлипу и стону, адресованному ВАМ. Уверяли, что знаете. Помните его любимый цвет, завтрак и повадки. Помните, насколько неповторимо малыш смущается от взглядов, крохотных презентов и подобранных плейлистов. Помните сбитое дыхание, лучезарную улыбку, словно радугу, пестрым ковром устилающуя ребра, одно за одним, не спеша, в полной мере выводящую аккуратные линии. Вдруг на радугу обрушивается масштабный плач из гроз, напор жестоко поглощает старательные штрихи, модифицируясь в беспорядок, кашу, месиво. Эвена тот час поразил гром, теперь окончательно, отрывая щипцами фрагменты изветвленных нервов, ковыряя обнаженную душу чугунной ложкой. Парень не мог поверить, блять, никак не мог. Великан качался на стуле, сотый раз акцентируя внимание на отдельных фразах. «уже соскучился». «не опаздывай». «21:00». «❤». Найшейм осознавал, что теряет контроль, огромным желанием оставалось разбить миловидное лицо Криса. Он представлял брызги, вздымающиеся вверх багровой россыпью, гематомы, фиалковым садом въедающиеся в молочный вельвет. И Эвену не грустно, ни капли не жалко Пенетратора, псих оставил бы его бездыханную тушу валяться до первых морозов, дабы уравновесить чашу весов. Студент ощущал возвращение болезни, дополненной жменями «веселящих» капсул. Пилюль в страну единорогов и фей, хвастающихся пряничными домушками с леденцовыми окнами и шоколадными статуями. Исак отсутствовал всего минут пять, но для Ви секунды замирали, пульсируя где-то в районе висков непостоянной серенадой. — А вот и я. — выронил купидон, усаживаясь на сидении как можно удобнее. — Быстрый. — сухо кинул оторва. «Ложь». Исак нажал на главный экран и сделался белым, подобно стене за спиной. Мальчик стал неумело трясти телефон, удаляя компромат, пряча смущение в чертогах разума. Худые пальцы ринулись на встречу мужественным ладоням партнера, еле-еле захватывая омраченный воздух. Вальтерсен мялся и не осмеливался говорить, наматывая расширенными зрачками круги вокруг проворно всплывавших оправданий. — Солнце, маме худо. Необходимо проведать. Сегодня же, — интонация звучала наигранно и фальшиво. — Правда? — Эвен вытаращил глаза-планеты на врунишку, сплетая руки воедино. — Д-да. «Эй, соберись». — Когда отправишься? — великан интенсивно заглатывал слюну. — Вечером, часов в восемь-девять. Школьник зажмурился, отвергая ненужные соленые капли, заслонявшие взор мутной паутинкой. — Черт, Исси, ты — идеальный сын, — с озлобленным оскалом тороторил слушатель, — ценишь б л и з к и х, опекаешь. — Да ладно, — возразил блондин, теребя скатерть до дыр. — Пай-ребенок, чудо! — Прекрати, Эви. — Комочек добротыы, приносящий р-радость р-родителям, святым ангелам., — тон углублялся в истерическую песнь, жесты Найшейма выглядели дико. — Любимый, прошу. — Так вот, АНГЕЛАМ НЕБЕСНЫМ, ПРЕПОДОБНЫМ СОЗДАНИЯМ, — юноша практически кричал, демонстрируя клыки. — ЗА-МОЛ-ЧИ, закройся нахер! Мальчуган приблизился к разъеренному бойфренду, лаская округлые уши, перенявшие вишневый оттенок. Исак пригнездился на острых коленях, уткнувшись губами в вспотевший лоб, перебирая спавшие пряди кукольными подушечками. Гладил веки, медленно выдыхая волнение в велюровое полотно, мурлыкал родные обращения. Ему гадостно играть на два фронта, понадобится тишина, чтобы совершить, наверное, самый важный выбор, разбив одно из любящих сердец. — Доверься мне. — шепнул в укусе кудряшка, опускаясь к паху.