***
Настоящее — И почему ты солгала мне, Эмма? — голос Реджины, негромкой вибрацией наполнивший комнату, прервал тишину. Слова будто не хотели выходить из её больного из-за надрывных криков и мольб горла. Да, такова была её роль на сегодняшний день — роль немой рабыни и узницы корейского плена. И хоть прошел уже целый год, женщине было тяжело осознать реальность. Настоящая Реджина Миллс была сильной, несгибаемой, уверенной в своих силах — быть такой сейчас брюнетка просто не в состоянии. Она застряла в этом чертовом доме, в этом филиале ада на земле, который большими укусами выедает её жизнь. Аккуратно повернувшись к источнику звука, Эмма по-прежнему держалась за левое запястье, которое неустанно била тупая боль. Багряно-фиолетовые синяки на её пояснице уже превратились в огромные шишки, а ум её всё так был же одурманен. — Хмм? — она понимала, что вряд ли сможет произнести сейчас дельные слова, поэтому одним низким хрипом она попросила сидящую рядом женщину повторить вопрос. — Ты врала мне. Зачем? — Врала о чем? — голос Миллс был расстроенным, Эмма сразу уловила это, и поэтому, чуть приоткрыв ссохшиеся губы, она осилилась задать вопрос. Меланхолия Миллс была понятной, ведь кто не сойдет с ума, прожив целый год в грязном бараке и исполняя роль безотказной девочки для старика-насильника? Объяснения найдутся всегда, но у Эммы всё равно зачесались кулаки от одной мысли об этом. — Ты говорила, что работаешь журналисткой, — откликнулась вторая пленница, и казалось, что каждое слово дается ей с трудом, будто женщина находится на грани сна и яви. Но Эмма точно знала — Реджина никогда полноценно не спала у себя в камере. Дремала, впадала в забытье — но никогда не спала. — Но Леопольд назвал тебя «агентом Свон». Да, Свон попала впросак, и это факт. Блондинка легонько хмыкнуло — у неё не было слов для оправданий. Женщине стало стыдно — всё верно: она — лгунья, а Реджина вряд ли в восторге от того, что ей сказали неправду. — Я не хотела этого. Если честно, то тогда я просто растерялась. Пауза между ними затянулась, но следом произошло то, что одновременно напугало и удивило Свон — Реджина засмеялась, звучно и заливисто, казалось, до боли в животе. И за долю секунду в разуме Эммы промелькнула одна тяжелая мысль — красавица Реджина сошла с ума. Это место окончательно сломало её, уничтожило весь рассудок женщины. И невинная, на первый взгляд, ложь Эммы стала последней каплей в той чаше сумасшествия, в которой уже который месяц подряд тонула Миллс. — Ты растерялась? — милое фырканье и улыбка, прочно приклеившаяся к розовым губам Реджины, показались Эмме чем-то невероятно прекрасным. — Ты растерялась! Узница вновь прыснула от смеха, будто он вырывал её из оков плена, и наблюдая за тем, как на её глазах Реджина становилась всё свободнее, Эмма не могла не улыбнуться в ответ. Они хохотали, будто в первый или в последний раз, целую минуту, и тогда уже одни редкие смешки остались на губах Миллс. — Спасибо тебе, — нежным голосом она обратилась к Эмме, и её взгляд, пробираясь сквозь окружавшую их тьму, был прикован к Эмме, — Спасибо, что рассмешила меня, потому что я уже и забыла, как это делается, агент Свон. — Всегда пожалуйста, мисс… — блондинка прервалась, вспомнив, что даже не знает фамилии Реджины. — Миллс, — женщина ответила, поняв, что имеет в виду Эмма, и придвинулась максимально близко к ней, точнее, к разделявшей их решетки. — Буду знать, — усмехнулась Свон, и Реджине казалось, что она видит её улыбку, несмотря на кромешную тьму вокруг, — очень приятно, наконец, познакомиться с вами, Мисс Миллс. Реджина лишь фыркнула в ответ на эту серьезность, а Эмму заботило другое — почему фамилия Реджины кажется ей до боли знакомой.***
Две недели тому назад, бульвар Уилшир, Лос-Анджелес, Калифорния — Что значит «что-то пошло не так»?! — голос Мэри Маргарет Свон практически срывался на крик. Под её ногами по-прежнему красовалась коричневая лужица от разлитого на пол кофе, влага которого начал впитываться в шлепанцы женщины, а осколки от чашки всё так же валялись рядом, опасно блестев на солнце. Женщина выронила её из рук ровно спустя секунду после того, как высокий мужчина в угрожающе черном костюме сообщил ей последние новости. Новости страшные и ужасающие — будто ночной кошмар матери не прошел наутро, а стал реальностью. Её муж, Дэвид Свон, молча сидел за деревянным столом, не проронив за всё это время ни слова. Он сомневался — не отняло ли ему речь насовсем, но что могло быть страшнее того, что его маленькая девочка, красавица Эмма, пропала без вести? Что она покалечена, а может уже и мертва. Им не следовало разрешать ей работать в таких органах — никогда. Почему Эмма не могла выбрать профессию учителя, или, твою мать, художника? Почему сердце его девочки всегда тяготело к опасным приключениям? — Мадам, мы склоняемся к мысли, что их рассекретили, — мужчина, произнёсший эти слова, хотел немедленно заткнуться. Почему именно он, Джерри Олдерлинг, был тем, кто разрушает целые семьи, принося с собой эти страшные новости? Одного его слово, как шаг на неразорвавшеюся мину. — Вы обязаны были защищать её! — Дэвид, наконец, отмер, врываясь в их беседу. Толстая жила на шеи будто увеличилась в разы, и он, не контролируя себя, не заметил, как слюна вылетала из его рта. — Вы и ваше агентство, вы пообещали, что сделаете всё, что в ваших силах, чтобы уберечь её от опасности. Все ваши миссии, боже, они просто рай для суицидников! Джерри, который привык сообщать родственникам агентов те самые известия, уже давно выработал иммунитет к подобным ситуациям. Он знал реакции этих людей наперед. И их было огромное множество: некоторые начинали рыдать, не стыдясь завываний, пуская слёзы в его идеально выглаженную рубашку. Другие превращались в подобие восковых статуй и Олдерлингу приходилось присматриваться: дышат они или нет. И хоть первый вариант был особенно распространен, сейчас он наблюдал третью версию — праведный гнев и обвинение его, Джерри, во всех грехах. Именно так и получилось с семьей Свон. Конечно, он начал пытаться успокоить их, убеждая, что «они сделают всё, что в их силах» и «доподлинно ничего не известно». Но даже если в словах был толк, они оставались пустым звуком для этих несчастных людей. Это знал Джерри, ровно как и Мэри-Маргарет с Дэвидом Свон.