CHINA
13 мая. Пекин. Перрон, зал прибытия. Приехал очень рано, часов в 5 утра, поэтому еще не было много народу, а тем более в будний день. Привычно оглянулся – пока никого не заметил. Свежий утренний воздух наполнил легкие (хотя на самом деле он совсем не был свежим здесь, на перроне) и вместе с ним на меня нахлынуло странное чувство. Скорее не зрением, а каким-то внутренним чутьём я заметил движение за спиной. Инстинкт самосохранения тут же дернул меня в сторону зала прибытия, и я влетел туда, еще успевая оглянуться. Как всегда. Эти двое, казалось, никогда от меня не отстанут. Может у меня паранойя, но нельзя же постоянно с ними встречаться. Если бы это была случайность, то рано или поздно мы бы разошлись. А так я постоянно встречал их в поезде, а теперь они стоят на перроне и оглядываются с совсем не туристическим интересом. В зале прибытия меня подхватила какая-то шумная компания. Они разговаривали на чистейшем японском и были в голубых вязаных шапочках, похожих на мою кепку. Я попытался отнекиваться, но, услышав мою японскую речь, они сразу приняли меня за своего. — Да что ты как не родной?! Ребят, мы кого-нибудь забывали в поезде? – спросил невысокий кругленький мужчина, хоть и чем-то напоминающий барсучка, но по виду их главный. — Тануки, конечно забывали, — ответил ему кто-то из толпы, сразу оправдывая мои наблюдения. — Ну, этого, который вечно опаздывает… Как его… — Руки?.. – предположил я. Грех было упускать такой прекрасный шанс быстро скрыться. — А может быть и Руки… Бес его знает… Ты ведь с нами? – задал он интересующий меня самого вопрос. — Конечно с вами. — Ну, тогда пошли… — он повел меня в середину толпы, попутно сообщая всем, что я таки нашелся. — Ну, раз все в сборе… Прошу всех занять свои места в партере! — с дружным гулом они все напихались в два автобуса и куда-то поехали. Попытался выяснить куда, но связного ответа так и не услышал. Все что я узнал, так это то, что всё уже оплачено. <u>Пекин. Гостиница «Золотой воробей».Позже.</u> Оказывается, мы направлялись в гостиницу. Вот что было оплачено. Нам раздали по ключу, и Тануки громко провозгласил: — Через 15 минут собираемся в актовом зале с образцами. — А какими еще образцами?! – я пытался докричаться до главного через шум толпы. — Ну, не крови же! Голос за спиной заставил меня обернуться. — Чувак, ты чё, обкурился что ли?! Мы ведь КаВеВе! — Каве-чего?! — Ну, чувак, ты даешь! Мой те совет: никогда не кури перед, я вот всегда курю после! Клуб Вольных Вязальщиков, вот мы кто! Существо, которое похлопало меня по плечу, требует отдельного описания. Передо мной стоял невысокий сутулый молодой человек европейской наружности. Нечесаные черные волосы сальным каскадом ниспадали из-под головного убора голубенького цвета, открывая миру лишь нос владельца. На нем была черная кофта со знаком «анархия», рукава которой были закатаны по локоть. Оголенное запястье левой руки было усеяно разноцветными феньками, на правой был классический черный браслет с шипами. Кожаные портки удерживались на бедрах лишь с помощью некогда белого пояса с заклепками. Штаны были заправлены в огромные стилы, шнурки которых беззаботно влачились за хозяином еще сантиметров двадцать. На одном плече у парня висел пухленький рюкзачок в виде Спанч Боба. Сию картину завершал маленький, но яркий аксессуар — розовый шарфик чулочной вязки. -Чё смотришь?! Чай не музей! -А, да, извини… — чтоб выйти из этого неловкого положения, я решил представиться. — Я Руки. — Юне… Я протянул парню руку, но он лишь пихнул меня в спину и сказал: — Давай, двигайся! Движенье— это жизнь!.. — А недвиженье? — А недвиженье…— Юне резко остановился и задумался, разглядывая потолок. — А недвиженье… — парень вновь кинул быстрый взгляд на меня — …а значит курить меньше надо! — и пихнул меня с удвоенной силой. Дальше разговор не клеился, и мы медленно шли вдоль коридора. Он был не длинный, но мы шли с той максимальной скоростью, которую позволяли развязанные громадные стилы моего спутника. Наши номера оказались соседними. — Ну, ты, это…заходи, если чё… — Юне достал ключик и, вставив его в замочную скважину, аккуратненько провернул. Подергал ручку, но дверь не открылась. Тогда он навалился всем телом и, не смотря на хиленький вид моего друга, дверь мгновенно открылась, и он буквально влетел в номер. Хмыкнув, я стал открывать собственный. Табличка на двери гласила: «Райский уголок». Что бы это могло значить? Подумав, что лучше сразу все увидеть, чем теряться в догадках, я толкнул дверь. Когда она распахнулась, я чуть было не ослеп. Такого обилия розового и снежно-белого я еще ни разу не видел в своей жизни. Комната была обставлена бедненько (ну, конечно, отель ведь не фешенебельный), но все было таких выжигающих глаза оттенков розового и белого, что хотелось надеть солнцезащитные очки. Видно, номер был рассчитан на влюбленные парочки, но явно не на меня. Я успел только кинуть на кровать портфель, как послышался громкий стук в дверь, и, не дожидаясь моего ответа, в комнату ввалился Юне. Именно ввалился, потому что иначе назвать его походку и манеру «заходить», кроме как обкуренной больше никак назвать нельзя. Взглядом нашел стул, плюхнулся на него, и, пафосно закинув ногу на ногу, наконец, соизволил посмотреть на меня: — Ну, что стоим, кого ждем? – я открыл было рот, стараясь придумать правдоподобную отмазку, чтобы не пойти с ним, но он сам предложил: — Ладно, пока мы здесь сидим, устрою тебе допремьерный показ, — и полез в свой рюкзачок. В очередной раз спрашивать, о чем идет речь, было просто глупо, поэтому я просто наблюдал за его действиями. Аккуратно, двумя пальцами, Юне вытащил из рюкзачка… маленький розовенький свитерок. Моему удивлению не было предела… Интересно, кто бы смог такое носить? Я хотел было взять его, чтобы лучше рассмотреть и убедиться, что мне это не снится, но Юне тут же забрал свитер от меня и с лицом ревнивой девушки спросил: — А ты руки мыл?! Это ведь мой любимый цвет! — Мыл, мыл, — поспешил я заверить моего знакомого. — Ну, ладно… Только осторожно, — он отдал мне свитерок, но с таким видом, как будто оказывает мне неоценимую услугу. Не прошло и двух секунд, как Юне выхватил у меня его обратно и стал так же аккуратненько складывать в рюкзачок. Когда с этим было покончено, он тоном профессионального корреспондента спросил: — Судя по твоим глупым вопросам, ты совсем здесь новичок… Как же тебя сюда занесло? Ты вязать-то хоть умеешь? — Ну, учила меня когда-то бабушка… — я начал судорожно придумывать чего бы такое соврать поправдоподобнее, но тут… — Точно! Бабушка!!! – это она ведь меня упрашивала взять с собой эту пару носков: «Возьми, внучек, они тебе еще пригодятся.» И пригодились ведь… Я быстро достал из своего портфеля носки и, схватив за руки недоумевающего Юне, понесся на поиски актового зала. К нашему счастью в гостинице оказалась такая полезная вещь, как указатели. Без труда найдя нужную нам дверь, я распахнул ее настежь… Судя по всему они только начинали… Но все-таки мы опоздали… С полсотни взоров обратились на запыхавшегося Юне и мою сияющую физиономию. Стоящий возле пюпитра Тануки, радостно воскликнул: — А вот и наш первый претендент! Руки, прошу на сцену! Улыбка мгновенно сползла с моего лица. Что это всё значит? Какой еще претендент? Из транса меня вывел горячий шепот Юне: — Ну, чувак, я те поражаюсь… Чего стоишь? Иди, давай! – он толкнул меня локтем в спину. Устоять на месте было невозможно, и я в прямом смысле этого слова полетел к сцене. Спотыкаясь на каждом шагу, подошел к пюпитру. На лице Тануки застыла странная гримаса торжественности и удивления. — Прошу, Ваш образец, — я без колебаний протянул ему носки, ожидая приговора. — Отличная работа, Руки! Какая вязка, какая цветовая гамма! Просто восхитительно, — у меня аж отлегло от сердца. — А что за дивный иероглиф?! Кстати, а что это за иероглиф?.. Кажется, рано я радовался… Главный вязальщик поднял на меня изумленные глаза: — Это ведь древний символ благородства… специально созданный вассалами микадо Нобунагой для отличия перед другими самураями, — в зале мгновенно повисла тишина, разрываемая лишь восторженной проповедью Тануки. Я замер, не зная, радоваться этому неожиданному повороту событий или убегать отсюда. — Правильное прочтение этого иероглифа не сохранилось до наших дней. Его знали лишь потомственные самураи. А после того, как в 1877 году им запретили носить оружие они стали вырождаться, и потом совсем обленились. Сейчас людей помнящих самурайское время мало осталось, а таких вот вещиц, — он выразительно посмотрел на самурайские носки, — и вообще нет. Где ты это достал? Уж не украл ли где? Я хотел было ответить, но неожиданный возглас заставил всех вздрогнуть: — Ну, чувак! Что ж ты не говорил! Это ж такая вещь! Мог бы и мне для начала показать! – воскликнул кто-то знакомым прокуренным голосом. Посмотрев внимательно, я обнаружил обладателя этого голоса – Юне, сидящего по-турецки прямо на полу перед сценой. — Мне их бабушка дала… А откуда они у нее – понятия не имею. Я и не знал, что они представляют такую историческую ценность… — Ну, вот и хорошо… Итак, товарищи, кто за то, чтобы избрать Руки «Спицами Дня»?! Так вот, что это за претенденты такие… Оказывается, у них тут конкурс… Под дружные вопли решение было принято единогласно. В мою пользу. — Торжественно объявляю тебя «Спицами Дня»! — провозгласил Тануки и достал откуда-то из-под пюпитра старые, поржавевшие спицы. С благоговением поднес мне их на шелковой подушке. Я хотел их взять, но тут неизвестно откуда взявшийся на сцене Юне прошипел над ухом: — Сначала поклонится бы надо… Не переставая удивляться этим странным обычаям, я отвесил самый глубокий и почтительный поклон, который знал. Под громкие аплодисменты я взял спицы, носки и намеревался быстренько свалить со сцены, но мое внимание привлекла заметная перемена в зале – все столики были составлены вместе, образуя некое подобие большого праздничного стола, а стульчики расставлены по периметру. — Что всё это значит? – шепотом спросил я у неотстающего Юне. — Как это что?! Ты ж проставляешься! Такое событие ведь надо обмыть! — О, боже мой… Этого еще не хватало…— простонал я и достал из кармана пиджака пачку купюр. — Так, на тебе деньги… Давай, доставай всё, что надо, — тот мгновенно просиял и через секунду уже исчез с моих глаз. В мгновение ока стол был накрыт, и все начали дружно праздновать. Нет, тостов не было… Как и закуски… Все просто наливали друг другу и обнимались… Все-таки странный народ эти вязальщики… А я при виде этого празднества решил быстро найти Юне, пока он не укушался и под шумок свалить в номер. Но, найдя последнего, я понял, что опоздал. Юне как раз пытался опрокинуть очередную рюмку, но разбушевавшийся сосед подбил руку, и та со звоном полетела на пол. Не сильно огорчаясь, Юне пробормотал: «На счастье»,— и принялся за целую бутылку дешевой рисовой водки. Я понял, что необходимо принимать меры. С трудом вырвав из рук присосавшегося друга бутылку, я взвалил его на плечи и потащил в номер. — А ты, однако, тяжелый… — О, Руки… — Юне сфокусировал взгляд на моем лице. — Наш победитель… Знаешь, а у меня есть песня… и я хочу посвятить ее тебе! — Ладно уж, пой… — решил я. Пусть поет, лишь бы не брыкался и не мешал мне идти… — Гхм… — прокашлялся исполнитель. — Тсуки но каарсу… цуметаи гумме но нака де!.... – завел он пьяным, но приятным баритоном. К счастью, мы уже подходили к номеру. Дверь я так и не успел тогда закрыть, поэтому никаких проблем не возникло. — Вау!.. Я что, попал в рай?!.. – Юне затуманенным взором оглядел мой белоснежный номер, не дожидаясь ответа, звездочкой рухнул на мою кровать и мгновенно засопел. Я же присел рядом с ним и задумался. Насколько человек безмятежен и покоен, когда спит. Я не перестаю этому удивляться: вот сейчас смотрю на Юне и понимаю, что даже если бы он был каким-то злодеем, я бы ни за что в это не поверил, глядя на его лицо. Пусть будет так: самовлюбленный актер, талантливый певец, безжалостный убийца, гениальный банкир. Все они видят сны: совершенно разные по своему содержанию, но очень похожие по значимости. Каждый из этих порочных людей считает себя, ну, если не благодетелем, то по крайней мере не испытывает угрызений совести. А вот во сне все они добрые и мягкосердечные. Когда они засыпают, забываются все их коварные планы и разглаживаются глубокие морщины на лице. Мне до крика захотелось вот так вот заснуть и увидеть решение своей, ставшей уже привычной, проблемы: куда идти? Куда бежать? Где прятаться? Я ведь никого тут не знаю. Ну, кроме моих друзей вязальщиков… Но я же не могу вечно спасаться этими носками. Рано или поздно они догадаются, что я не тот за кого себя выдаю, и попросту вышвырнут на улицу. Так нельзя… О, звонит кто-то… <u>Пекин. Номер гостиницы «Золотой воробей». Сумерки.</u> … Слава Будде! Все мои терзания разрешились одним нажатием клавиши. Это звонил Рейта!!! Мой старый, добрый, искренний друг Рейта! Я совершил непростительную ошибку – в течении многих лет о нем не вспоминал. А он меня все-таки помнит! Не знаю, где ему удалось раздобыть мой номер, но я все равно еду сейчас к нему. Вернее, на наше давнее место встреч – «нашу крышу». Не буду писать, где она находится, потому что это наш секрет… Боже… Я начинаю думать, как ребенок… Ну, конечно… Ведь Рейта для меня – это как будто детство стучится в двери. «Тук-тук, я останусь до понедельника?» — говорит оно мне. «Валяй!» — отвечаю. «Только не смей уходить раньше!» Как я рад этому звонку! Я готов запрыгать на месте, завизжать от радости, как маленький мальчик… Значит, ключи – на прикроватный столик – пусть Юне порадуется. И носки решил оставить, положил их на грудь парня и прикрыл его же руками. Скептически оглядел результат… Мда… Теперь только гроб осталось купить и все: бери и уноси. Я сложил ему руки таким образом, что кажется как будто перед тобой настоящий покойник +____+ Написал короткую записку и положил ее к носкам. Всё… Кажется, меня здесь больше ничего не держит… Вот так, с легким сердцем, но с камнем на душе, я отправился мимо шума праздника в ночную мглу на встречу с моим верным другом… Пекин. Улицы города. Поздний вечер. Из ярко освещенного отеля ноги сами вывели меня на безлюдную мостовую. Тут я сделал то, что должен был сделать уже давно – оборвать, отрезать все мои связи с прошлой жизнью. А говоря менее пафосно – я просто выкинул телефон с моста в мирно протекавшую то ли речушку, то ли в один из многочисленных каналов. Конец… Моя прежняя жизнь закончилась с тихим всплеском темной воды. Теперь начинается новая, и, как ее прожить, зависит лишь от меня самого. Я не имел намерения жить абсолютно благочестиво, но и злодеем становиться не собираюсь. Где-то посередине. И докажу еще, что предателем меня назвали незаслуженно. Я вспомнил про то, что хотел купить Рейте какой-нибудь сувенир. Оглянулся по сторонам – почти все магазины уже были закрыты. Но мое внимание привлекла еле тлеющая оранжевыми огоньками вывеска антикварной лавки. Без лишних раздумий я направился туда. Пекин. Антикварная лавка «Ветер из прошлого». Поздний вечер. Это название в полной мере передавало атмосферу помещения. Здесь неуловимо веяло стариной: тяжелый запах древних манускриптов, от которого становиться немного не по себе, и едва ощутимая нотка полыни. По сравнению с четким ощущением плоской, серой и безразличной равнины времени, ты сам себе кажешься никчемным человечишкой, пришедшим в этот мир, чтобы скоро уйти. Множество полочек, стендов, почти все пространство стен было обвешано многочисленными безделушками, пришедшими из разных веков. Многие из них в свое время стоили немалые деньги, но теперь обречены лежать здесь, под слоем пыли, в ожидании обрести нового хозяина в лице какого-нибудь безумного коллекционера. Пока я рассматривал саму лавку, то не заметил ее владельца – так он подходил к старинному интерьеру. Это был сухопарый, жилистый старик, разменявший не один десяток лет. Он был в такой же серой и запыленной одежде, как и все здесь. Поэтому я сначала принял его за один из раритетов. Единственное, что отличало его от безжизненности и затерянности во времени, как все этой лавке, – это глаза, излучающие жизненный блеск, такие и не у каждого молодого встретишь. Он перестал полировать какой-то позолоченный медальон и наконец-то заметил меня. — О, здравствуйте! Прошу прощения, но мы скоро закрываемся. Я могу чем-нибудь Вам помочь? -Это Вы простите меня за столь поздний визит. Мне просто нужно найти сувенир своему давнему другу. Понимаете, мы с ним давно не виделись, почти с детства, и… — не успел я договорить фразу на своем приличном китайском, как он с понимающим видом юркнул под прилавок. Он вынырнул оттуда, держа на ладони красивую серебряную брошь в виде белой хризантемы. — Вот! Ручная работа японских ювелиров. В XIX веке она принадлежала одному очень богатому японскому дворянину, который вскоре погиб при загадочных обстоятельствах, передав ее в наследство своему сыну. Тот тоже пропал без вести во время русско-японской войны. Всю эту запутанную и трогательную историю рассказала мне жена и мать этих двух несчастных людей, которой пришлось продать эту драгоценность. Она готова была отдать брошь за любые деньги лишь бы избавиться от нее. Многие покупали эту вещицу, но вскоре их родственники возвращали ее, уверяя, что она приносит несчастья. Ну, я надеюсь, Вы не верите во все эти предрассудки и возьмете эту прекрасную штуковину всего за… Я уже давно слушал его размеренную, уже японскую речь (надо же, узнал!) вполуха, так меня очаровала красота этой серебряной безделушки. Сам стебелек поражал изящностью изгиба, листочки красиво отогнуты по бокам, а покрытый белой эмалью бутон был шедевральной работой искусного мастера, достойной самого микадо. Я внимательно разглядывал хризантему со всех сторон – она безупречна. На обратной стороне я обнаружил еле заметную гравировку, выполненную так, что знаки катаканы казались прожилками листочка. Надпись состояла из трех знаков в странном сочетании. Лавочник заметил мое замешательство и ответил на немой вопрос: — Эта надпись катаканой была здесь всегда. Я заметил их еще тогда, когда впервые взял эту брошь в руки, а это было очень давно. Из чего могу предположить, что гравировка была сделана изначально. Никто не знает о ее значении… Он говорил мне что-то еще. Но я не слушал. Положив пару стодолларовых купюр и, не отводя глаз от хризантемы, я вышел на свежий воздух. Пекин. Улицы города. Ночь. Вывел меня из транса холодный ветер, безжалостно дохнувший мне в лицо. Я посильнее запахнул куртку и огляделся по сторонам. Это все, конечно, хорошо, но куда мне идти?! Я точно знал, куда мне нужно, но вот как отсюда туда добраться? В тусклом свете фонаря я увидел, что стою прямо на автобусной остановке. Вдали показался свет автобусных фар. Везет же мне сегодня! Лишь бы не сглазить… Я быстро забежал в автобус, расплатился, и, не удосужившись узнать маршрут, сел возле окна. Меня не покидало ощущение абсолютной правильности происходящего, и мне не требовались лишние доказательства. Я просто знал, что приеду куда надо, и лишь смотрел в окно, ожидая увидеть знакомые очертания дома. Странно, но свой собственный дом я забыл напрочь, а очертания «нашей крыши» помню. Это, наверное, потому, что с домом у меня связанны не очень приятные воспоминания… Отец мой тоже был синоби. С моей матерью он познакомился во время исполнения очень ответственного задания. Он должен был убить ее, но пощадил и, даже более того, страстно влюбился в нее. Эта любовь оказалась взаимной. Им пришлось сбежать, укрываясь в горах Иокогамы. Их жизнь была тяжелой, так как их преследовали синоби, не давая покоя ни на минуту. Вскоре у них появился сын, которого они нарекли Руки, что и стало причиной переезда молодой семьи в Китай. Ведь с маленьким ребенком очень тяжело скрываться. Они переехали в пригород Пекина, в один из не очень богатых районов, в котором сложно найти даже только что пробежавшую перед вашим носом мышь. Мой отец устроился на тяжелую, но хорошо оплачиваемую работу, а мать осталась на хозяйстве. Я, когда подрос, конечно, ей помогал, но редко. Все мое детство прошло в сплошной беготне и играх. Кровь синоби давала о себе знать. Я сам придумывал себе разные задания, совершенно не догадываясь о том, кем был мой отец. На одном таком «задании» (а если быть точным, то я лазал по недостроенному дому ^^) я познакомился со своим лучшим другом Рейтой. Он был из более обеспеченной семьи, чем наша, и более нежным мальчиком, но тяга к авантюрам пересиливала у него воспитание. Тогда он забрался на «последний» этаж по лестнице, которую, пока он там лазил, убрали. Он заметил это, только когда ноги не нашли опоры и он повис на краю крыши, пытаясь держаться за него слабыми ручонками. Рейта боялся даже закричать, чтобы родители не узнали, где он был. Единственный, кто его тогда заметил, был я, Руки. Как он тогда меня благодарил, что я не позвал никого из взрослых, ведь ему бы тогда влетело по первое число. А так, я взобрался другим ходом (тогда я уже знал этот недостроенный дом, как свои пять пальцев) и, вытащив Рея на твердую поверхность, влепил ему несколько пощечин. Он был в таком шоке от произошедшего, что не мог вымолвить ни слова. С тех пор мы стали лучшими друзьями. Но не думайте, что Рейта остался у меня в долгу. Нет, он вытягивал меня из таких передряг, которые были иногда похлеще этой истории с крышей. Кстати, это и есть «наша крыша». Потом, когда дом достроили, мы стали забираться туда почти каждый день. Ведь только туда мы могли убежать от повседневных «забот» и просто поговорить или полюбоваться закатом. Рей рассказывал мне о своих очередных успехах в разборке папиного компьютера, а я вынашивал планы проникновения в заинтересовавший меня своей неприступностью чужой двор. Рей был умным, а я хитрым. Мне ничего не стоило залезть куда-нибудь и остаться незамеченным, а ему ничего не стоило взломать любой игровой автомат. Но он этого никогда не делал, так как это шло против его принципов, да и вообще незаконно. Как ни странно, но мы никогда не делали ничего такого, на чем нас могли поймать с поличным. Шалости шалостями, но до преступлений, пусть даже мелких, мы не опускались. Так вот прошли мои молодые годы, вплоть до того дня, как я должен был пойти в школу. Я тогда так радовался, что попадаю в один с Рейтой класс… Но моему походу в школу не суждено было состоятся из-за одного события, что произошло ровно за день до первого сентября. События, которое перевернуло всю мою обычную мальчишескую жизнь с ног на голову. Событию, которое до сих пор вспоминается с тупой болью в сердце, а на глаза наворачиваются слезы. Так, стоп. Хватит графоманствовать, а то я действительно расплачусь. Лучше сразу рассказать, как все было… Жарким вечером тридцатого августа все наше небольшое семейство сидело за обеденным столом. Оба моих родителя, как всегда наставляли нашкодившего в который раз сына на путь истины. Вдруг, через большое кухонное окно влетело обычное куриное яйцо. Казалось бы, ничего страшного, обычные проделки уличных мальчишек, но… когда яйцо разбилось, все помещение заволокло едким желтым дымом. Ничего не видно, лишь мелькают чужие черные тени. Я попытался куда-то бежать, неосознанно, просто сработал инстинкт самосохранения, но чьи-то цепкие и очень сильные руки схватили меня и не отпускали. Когда дым рассеялся, я увидел, что моих родителей тоже схватили. У матери руки были просто заломлены за спину (при виде ее заплаканного лица я снова начал вырываться), а к горлу отца была приставлена катана. Человек в черной маске – судя по виду их главный – сказал, что мой отец предатель, и, если он хочет искупить свою вину, он должен умереть. Представьте себе на секунду мой шок, когда я увидел моего всегда смелого отца, моего героя с дрожащими губами и покорным взглядом. Он сказал, что очень нас любит, и взял с синоби клятву, что они нас не тронут… Не дожидаясь дальнейших прелюдий, человек в маске резко провел лезвием по его горлу. Я даже не успел зажмуриться, как на белую кухонную скатерть брызнула алая кровь, и глаза на безумно родном лице превратились в дешевые стекляшки. Я что-то закричал, почти вырвался из мертвой хватки державшего меня синоби, но потом кто-то закинул меня на плече и хорошенько тряханул. Дальше наступила полная апатия. Я смутно помню, как снова попал в горы на севере Иокогамы, где потом и получил все необходимое образование. Сначала я пытался противиться всему этому, но меня буквально заставили забыть все о смерти отца. По крайней мере, я тогда ничего не вспоминал и степенно учился, что было нелегко с моим характером. Но через много лет случилось то, из-за чего я сейчас еду в этом автобусе… Должен сказать, единственным человеком из родных у меня осталась бабушка, которую я благополучно нашел после побега. Хотя теперь я не уверен, жива ли она… И про маму я ничего не знаю… От этих мрачных воспоминаний меня отвлекло странное чувство. Я смотрел в окно автобуса, на старые, захолустные дома, а на душе было тепло, как будто я приехал из дальних стран домой, одел старую, заношенную рубашку и джинсы, сел в любимое кресло, выпил чашку обжигающего горячего чая… Ощущение чего-то родного и уютного… До меня, наконец, дошло! Мы проезжали мимо той самой «нашей крыши»!... Вернее того дома, с крыши которого я стаскивал Рея… — Томарэ! – закричал я на своем родном, в миг забыв, что я не в Японии. — Стойте! – одумался я. – Остановитесь! Я выбежал из автобуса, от души смеясь над выражением лица водителя. А что? Нечего связываться со всякими психами вроде меня… Я, наконец, остановился и осмотрелся. Безусловно, я приехал по адресу… Дом был таким, каким он сохранился в моей памяти. Только маленькие детали выдавали явное, но неизбежное влияние времени. Голоса вечно ругающейся супружеской пары на первом этаже стали постарше, а реплики не такими резкими и колкими. А вот кактус на окне третьего разросся до невероятных размеров и по бокам к нему пристроились «детки» в похожих глиняных горшочках. Я всегда удивлялся – почему именно кактус? Ведь верхом «шика» в спальных районах всегда были огромные бансаи. А тут вдруг кактус ^___^ Меня не переставало покидать ощущение чего-то родного. Можно было еще долго разглядывать эти мелкие подробности, но главное живое воплощение должно сейчас ждать меня на крыше. Поэтому я обошел вокруг дома и нашел его – старый, ненадежный, но единственный путь наверх – сваренная из прутьев пожарная лестница. Это был своеобразный ритуал – взбирание на эту лестницу. Мы с Рейтой взбирались на нее минут пять, со всеми шуточками и приколами. Не раз она норовила завалится вместе с нами, но судьба нас все-таки берегла. А теперь, хоть и рюкзак оттягивал мне плечи, наверху я оказался в считанные секунды. Дает о себе знать «синобская» сноровка. Кстати сказать (хотя я и не люблю хвастать), что даже если бы этой лесенки и не существовало, я бы без труда оказался на крыше. Нужно только иметь в своем арсенале такие маленькие приспособления: внешне чем-то напоминающие наперстки, только с отогнутой одной стороной – как бы коготь. Только для этого требуется очень хорошая тренировка, ведь придется нести вес своего тела на кончиках пальцев. Ночь. Пекин. «Наша крыша». Ну, вот я и на месте. Оказывается, я явился первым. Одному на крыше было страшно одиноко. Я сел на бортик, свесив ноги вниз, как много лет тому назад дразнил моего друга. Он был мальчиком ответственным, всегда боялся за жизнь других, а не за свою. Не то, что я, вечный сорвиголова, которого так и тянуло на всякие авантюры. Ну, вот теперь, когда я стал «крадущимся», что как-то вошло в мою жизнь, стало ее неотделимой частью. И пропал тот азарт, поблек блеск в глазах, с которым я когда-то лез в чужой двор за яблоками. Теперь вот разворачивается самая крупная авантюра в моей жизни. А миру все равно. Город засыпает. В ответ на терзающие меня сомнения и душевные переживания лишь зажигались светлячками фонари, да мерк свет в окнах домов – теперь они казались закрытыми глазами. Думая обо всем этом, я невольно задремал. Конечно, такой насыщенный день выдался. Главное, чтобы это не вошло в привычку. Проснулся от прикосновения – чья-то рука по-отцовски легла мне на плечо. Прежде чем я успел что-либо подумать – сработал инстинкт синоби. В мгновение ока я оказался на ногах, лицом к хозяину руки. И только я успел заметить, что это был Рейта и приветственно улыбнутся, как улыбка сползла с моего лица и я понял, что подаю. Хоть я и синоби, но падение с пятиэтажного дома на голый асфальт – ощущение не из приятных. Слава богу, Рейта не запаниковал, а протянул мне руку (правда, когда я уже был параллельно к земле). Сильно дернул меня – силы-то у него теперь хоть отбавляй, но не рассчитал, и я полетел прямо к нему в объятья. Хорошо еще, что я был маленьким и легким, а то бы мы вместе уже валялись бы на полу. Звонкий смех пронзил сонную улицу и мелким бисером рассыпался в ночи. Такое приветствие мне уже нравилось. Когда мы покончили и официальными приветствиями, поклонами и прочей ненужной болтовней, что неизменна в восточном мире испокон веков, я спросил то, что интересовало меня больше всего: — Откуда ты узнал мой номер? — А я ведь теперь крутой программер… — Так и знал, что ты станешь компьютерщиком!.. Ну, хакер недоделанный, колись, сколько серваков тебе пришлось протрясти, чтобы узнать мой номер? Он аж опешил от такого напора. Потом гордо выпятил грудь: — Я, между прочим, сижу в сетке безвылазно, и мне ничего не пришлось протрясывать. Вся информация, когда-либо выпущенная на любой сервер в любой точке планеты теперь к моим услугам. Моими гамками играется полмира, если не больше. А откуда это ты знаешь наш сленг? — Довелось мне когда-то общаться с такими «нелюдями», как ты… А ты, я смотрю, постарел, возмужал… — он действительно не выглядел худым и замученным, как в детстве. Почему-то в ожидании встречи я представлял себе такого паренька – худого, нескладного, с красными от вечного сидения за экраном глазами… Стереотипы. Он лишь возмущенно фыркнул, но улыбнулся и пихнул меня в плечо. Совсем как когда-то. Только тогда я отлетал на добрых два метра. Я был маленький, щупленький, а он был хоть и немного, но сильнее меня. А теперь я стоял, как приклеенный к полу. Рейта удивленно захлопал ресницами. — Вот так вот… — я картинно развел руками. — Так я и думал, что ты остался таким же мелким сорвиголовой. Но, чтобы у тебя было столько силы – не верю, — он скептически оглядел меня с головы до ног. — Тебе показать? – теперь пришла моя очередь хвастать. — Ну, давай, толкни меня! – смеясь, сказал он фразу, на которою мне нечего было ответить. Ни словами, ни силой. Раньше не было. Теперь же мне пришлось его ловить, чтобы не врезался головой в стену. Ну да, а вы думали, что на крышу можно забраться только по лесенке? — Ну, ты даешь! – Рейта восхищенно смотрел на меня во все глаза. – Но все-таки ты остался тем бесшабашным малым! Смеясь во весь голос, мы присели на бортик. — Чем я занимаюсь, ты понял. А что ты уже натворил? — С чего это ты решил? – я искренне удивился. — А со мной уже связались… — с наигранной насмешливостью сказал Рейта. — Связались? Значит, все-таки эта парочка была неспроста… — я и не предполагал, что будет иначе. За мной обязательно должны были кого-то послать. Вопрос только кого? — Парочка?.. Разве? Нет, со мной связывался только один. Он сам сказал, что у него нет пары. Вернее написал. Знаешь, как в дешевых американских детективах – письмо, написанное вырезанными из газеты иероглифами. Сказал тебя привести, указал место даже… Мне показалось или он не договаривает?.. — Рейта, а выкуп? Ведь за мою голову должны были что-то предложить. Что-то такое, от чего ты не сможешь отказаться… И… постой, а как это они с тобой связались? Ты ведь не синоби, верно? Ты ведь на них не работаешь?.. – он резко отвернулся, чтобы я не видел его лицо. Это могло означать только одно… — Шантаж… Все ясно, можешь не объяснять. Я очень хорошо знаком с их методами. Даже слишком хорошо. Кого убьют, если ты не выполнишь поручение? Тебя? Твою семью? Рейта не отвечал. Лишь голова безвольно свесилась на колени. Он стал белым, как вершина Фудзи, и по щеке скатилась одинокая слеза… Но он сразу взял себя в руки и яростно смахнул ее. — Понятно… Семью. — Ты не понимаешь, Руки! Не понимаешь, как это – быть таким известным и таким бессильным! – Рейта сжал кулаки, как будто собирался мне долго это доказывать. — Понимаю, Рейта, прекрасно понимаю. Больнее всего убивает бессилие. Нет, не острое лезвие и быстрая пуля. Наоборот, мгновенная смерть – легче всего. А вот когда тебя поедает изнутри собственная неспособность помочь очень дорогому тебе человеку, вот это действительно мучительно. Это бессилие и прогнало меня от синоби, именно поэтому я сейчас сижу рядом с тобой. А, ты же и не знаешь толком, что произошло. Ладно, расскажу я тебе, что натворил… — кажется, я отвлек его своими словами. Это и к лучшему. Но только теперь <u>мне</u> придется крепко держать себя в руках. Очень крепко. — Ну, ты сам знаешь, что любое дело начинается с подготовки. Готовили нас этому заданию долго. Я говорю «нас», потому что со мной готовились еще несколько человек. Я их никогда не видел. Единственное, что я знаю – они были моими ровесниками. Мне вообще мало чего рассказывали. Даже в предстоящем задании я знал только свою роль – прикинувшись опытным менеджером, напросится на работу к местному старику-богачу Гинтаро. Все шло своим чередом, И я так радовался, что мне наконец доверили серьезное задание. А потом, в один прекрасный день мой приятель ( даже можно сказать, не приятель, а доброжелатель), компьютерщик, между прочим, сказал одну очень не понравившуюся мне вещь. Понимаешь, он был опытным ниндзей, и его пустили разведать обстановку. Оказалось, что меня посылали туда, как живца. То есть, пока охрана будет разделываться со мной, наши туда быстренько проберутся и убьют старика, — я сделал глубокий вдох, чтобы успокоится. Не получилось, но я продолжал: — Вот так. Я не собирался становиться камикадзе. Я еще достаточно молодой и мне еще хотелось пожить. И я сбежал. Мне надоело корчится от бессилия и я убежал. Но заказ принят, аванс уже заплачен. А по «законам» синоби я считаюсь предателем. Теперь за меня явно назначена награда и оповещены соответствующие люди. Не странно, что с тобой уже связались. Меня не просто надо убить, а… Ладно, не буду тебе рассказывать эти ужасы… И так уже… Так что мне прекрасно известно это мерзкое чувство. Я выговорился, и мне вроде полегчало. Но, кажется, только вроде. Рейта больше не выглядел таким подавленным, просто сосредоточенным. — Значит так, как я понимаю, тебе сейчас необходимо скрыться. Как сам догадываешься, у меня прятаться все равно бесполезно, потому как все равно найдут. Деньги у тебя есть? Я рассеяно кивнул. — Значит, возьмешь себе билет на ближайший рейс до Москвы. Не перебивай, я сейчас все объясню, — торопливо сказал он, заметив, что я хочу его спросить. Достал из кармана черной рубашки какую-то бумажку и вручил ее мне. — Здесь телефон одного надежного человека. Одно время мы были знакомы, а потом он укатил в Москву. Скажешь ему, что ты от Рейты объяснишь обстановку. Если не поверит, припомни ему зеленого эльфа, – Рейта улыбнулся. – Запомнил? Киваю. — Вот и славно. Я пойду, а то жена будет волноваться… — он похлопал меня по плечу. – Ты не скучай, ладно? Спасибо, что вытянул меня из офиса, а то засиделся я там, запылился. Ты когда приедешь в Москву, сразу звони моему человеку. Рейта уже собрался уходить, а я все стоял, даже не прощаясь, словно забыл что-то. А ведь точно! — Рейта, постой! – он обернулся. – У меня есть для тебя подарок! — Жестом фокусника я извлек из кармана белую хризантему, и через секунду она уже была на его нагрудном кармане. — Спасибо, Руки! – он восторженно разглядывал хризантему, а меня не покидало гадостное чувство неправильности происходящего. — Ты умеешь выбирать подарки! И где ты только нашел такую красоту? Я выдавил некое подобие улыбки и сдавленно проговорил: — Прощай, Рейта… Надеюсь, я еще увижу тебя… «Хотя я, почему-то убежден в обратном», — про себя добавил я. — Ну, пока… — он был очарован моим подарком, на лице его сияла восторженная улыбка. Даже слишком восторженная. — Рейта, ты программер, а не актер… Куда ты сейчас идешь? Куда?! – он уже повернулся ко мне спиной и не отвечал. Меня это очень настораживало. — Рейта, что бы ты не задумал, не смей делать этого, слышишь?! – напрасно кричал я вслед. Подбежал к нему и лишь тогда заметил, как он как будто поправляет брошь. На мой вопросительный возглас он поворачивается и… Все заполняет тьма…. Гаснущим сознанием я отмечаю, что Рейта меня подхватывает, и его губы складываются в едва различимое «Гомэн…». Очнулся я лишь под утро, оттого, что по моему лицу стекали холодные капли. Открыл глаза — и увидел хмурое небо и густо сыплющий ливень. Попробовал встать (я лежал на мокром полу крыши с заботливо подложенным под голову портфелем) – тело словно ватное. Что же Рейта со мной сделал? Скорее всего… Да, точно… Выдергиваю из шеи тонкую иголку. «Фукибари» — вот как это называется. Маленькая иголка, смазанная усыпляющим ядом, вкладывается в трубочку и «стреляется». Как мальчишки в школе плюются бумажными шариками из пустой шариковой ручки. Знакомы мы с такими штучками… Скорее всего, это было вместе с письмом. Это если я не соглашусь идти добровольно. Ну, ничего, вот когда-нибудь доберусь до них и… А сейчас нужно добираться до аэропорта. И дождь, как нельзя кстати подходит к этому мерзкому чувству в душе. Только ведь простужусь… Ладно, переживем… Все, прощай, Пекин. Да, я знаю, что странно в дневнике писать пост скриптум, но… P.S. Обращаюсь ко всем, кто когда либо будет читать эти строки. Это все равно когда-нибудь, да произойдет. Вам может показаться странным, что я пишу в таких местах, как антикварная лавка или актовый зал. Так вот, на самом деле, я там ничего не писал, просто у меня отличная, натренированная, «синобская» память. Я все запоминаю, и потом записываю при удобном случае. Например, это все я писал в самолете «Пекин – Москва». Кто бы вы не были – друзья или враги – не судите меня строго и учитесь на моих ошибках. Спасибо за внимание.Вечно ваш Руки.
Лу так зачитался, что не заметил, как дотлевающая сигарета обожгла ему пальцы. Лишь оторвав взгляд от дневника, он начал дуть на руку. Устало протер глаза и посмотрел на часы. Было девять часов, а ведь, когда он впустил незваного гостя, было полвосьмого. Последний так и лежал на диване, только дыхание стало более неравномерным. Теперь это был не мальчик – а несчастный парень, которого не жаловала судьба. Предатель. Почти как он, Луи. Надо было все тщательно обдумать. Бледный юноша сел на подоконник и привычным движением достал зажигалку. Только обожженные пальцы напомнили, что кто-то тут собирался бросать курить. Нет? А за окном – сети густого тумана. И невозможно его прогнать, как невозможно хлопнуть одной ладонью.