Дочь Посейдона

      Не знаю, что могло быть хуже.       НО ВСЕ ПРОИСХОДЯЩЕЕ БЫЛО ОТВРАТИТЕЛЬНЫМ.       Совет от меня на будущее: Прошу, не натыкайтесь на мечи из небесной бронзы в руках дочери Афродиты… нет, вообще в руках любого полубога.       Я несколько раз приходила в себя. И все это время надо мной стояли дети Аполлона (это я поняла по их светлым волосам) и усердно работали с моей раной, то и дело меняя окровавленные бинты, копошась, как мыши. Черт. Я представила их мышами, грызущими мою плоть. Вот зачем нужно было вспоминать про мышей? Я все время чувствовала тупую боль, просверливающую дыру в моем сердце. Точнее под сердцем, но боль передавалась по всей груди, так что дышать было трудно и больно. А если я умру? Нет, так не должно быть. Я не должна была умереть сейчас. Не от ранения, нанесенного Дрю. Нет. Ни в коем случае.       Но знаете, когда я открыла глаза уже в который раз после какой уже отключки, жадно глотая ртом воздух, почувствовав ужасную боль, которая распространилась по всему телу за время моего последнего пребывания без сознания, мне волей-неволей захотелось умереть.       Меня всю трясло, а зрение так и не возвращалось, и я не понимала, что происходит. Я отчаянно хриплым голосом начала звать своего брата, но, поняв, что это обойдется мне очередной хорошей порцией крови, я слабо застонала, пытаясь обратить к себе внимание.       Надо мной виднелись лица белобрысых отпрысков Аполлона, они все нервно переглядывались, что-то спрашивая у меня, но мой мозг явно перегрелся, ибо звук отставал от изображения, которое вдобавок еще и двоилось. — У нее травматический шок… — сказала какая-то девушка, стоя около моей головы, — Давление падает.       Неожиданно в размытом встревоженном что-то приказывающем Уилле Соласе, склонившемся над моей раной и ловко орудующем хирургической иглой, я смогла разглядеть лицо совершенно другого человека. Я ощутила прилив ностальгии и горечи, узнав его, но не вспомнив ничего про него.       Этот парень взглянул на меня озабоченными уставшими синими глазами, оторвавшись от своей законченной ювелирной работы, от которой зависела моя жизнь. Это так, к сведению. Его глаза невольно напомнили мне глаза Талии, дочери Зевса. У нее они были такие же. Даже разрез был такой же. — Мы все еще ищем тебя, — произнес он одними губами, кивнув в подтверждение своих слов, мягко ухватившись ладонями за мои плечи, — Ты нам нужна.       Парень начал нащупывать мою сонную артерию, придерживая другой рукой мою голову, чтобы я не отвернулась или еще что. — Пульс слабеет.       Я не могла сконцентрировать свое, затуманенное от боли, сознание на нем, но все же разглядела еле заметный шрам на верхней губе. — Пропавший претор, — добавил блондин, обхватив мое лицо своими ладонями, словно пытаясь лучше разглядеть меня. На них были надеты зеленые медицинские перчатки, но несмотря на это, от них веяло холодом, — Диана…       Я чувствовала, как дрожали его пальцы. — Только не умирай, — из ниоткуда в левой руке у него появился фонарик, которого он направил мне прямо в глаза, — Мы до сих пор ждем тебя. Новый Рим ждет тебя. Лагерь Юпитера скучает по тебе. Возвращайся быстрее. Эй, Диана, прекращай! Она не реагирует!       Я остановила свой взгляд на потолке, усеянном белыми пятнами из-за свечения фонариком мне в глаза, когда меня попытались реанимировать в срочном порядке. Я не могла моргнуть. Единственное, что я могла это дышать, точнее задыхаться и издавать горловые звуки, и перебирать остатки своей тлеющей памяти.       Я надеялась, что это не была отчаянной попытки моего мозга сделать так, чтобы жизнь пролетела перед глазами.       Что это был за парень? Почему он искал меня? А вдруг он до сих пор искал меня?.. Почему он назвал меня претором? И что за Новый Рим? Это что, секта? А, может, я там была? Может, именно там я и жила?       В любом случае я почувствовала несколько электрических ударов в сердце и невольно моя грудь приподнялась. До меня дошло, что до этого я не дышала! Понимаете?! Не дышала! Сначала я подумала, что это из-за образа того светловолосого парня. Но через минуту, когда я смогла дышать, после остановки сердца, до меня еще неожиданно дошло, то что меня жарили дефибриллятором.       Из моих легких издался неприятный хрип, который вышел из губ тихим стоном, и я снова потеряла сознание.       Я начала вспоминать снова и снова слова Оракула.

Дитя Посейдона

Обманутым сердцем живёт,

Не узнав сей правды, девчонка падет,

Спасая свой дом, что так близок ей стал.

Всем герой нужен был, и она всех спасет.

      Не узнав сей правды, девчонка падет… Значит, правда это и есть моя память. То есть, если я вспомню все, то я должна умереть? Или я на тот момент уже буду в Царстве Аида? Я поняла, что чем больше я что-либо вспоминаю, тем ближе оказываюсь к смерти. Ладно. Значит, мне не стоит больше что-либо вспоминать. Да. Нельзя жить воспоминаниями, в конце-концов. Если только ты ни черта не помнишь. Ха-а… смешно. Я запуталась. Это слишком сложно!       Внезапно в моей голове послышался голос моей Бекки. Она звала меня на помощь. На этот раз без пожалуйста. Но он так же исчез, как и появился.       Я знала лишь одно. Моя сестра нуждалась во мне.       Я начала чувствовать тяжесть своего тела и мягкую поверхность койки и открыла глаза.       Появилось ощущение будто мне положили что-то на грудь, например, кота. Мое дыхание было теплым, но прерывистым, как после длительного сна. Сердце сильно колотилось в спине, будто за мной кто-то гнался. А глаза сильно жгло, как бывает после взгляда на дневное солнце. — Где… — мой язык прилип к небе, и я просто начала кашлять, чтобы просто не задохнуться из-за того, что мое горло автоматически сжалось.       Ой. Не стоило этого делать, ибо недавно полученное ранение дало о себе знать.       Я медленно приподнялась на локтях, пытаясь отдышаться и разглядеть обстановку вокруг себя.       Я лежала, прикрытая тонким одеялом, на койке в светлом помещении. Я узнала это место. Лазарет. Я уже здесь была… два раза.       Мне стало одновременно и стыдно, и приятно, когда я поняла, что на мне чистая больничная белая рубашка. (Вообще, это было хлопковое ночное платье, ну в общем, вы поняли, да?) Кто-то, наверняка, дети Аполона, вымыл меня (Господи Иисусе, как стремно звучит!) и переодел. Мысль о том, что кто-то видел меня без одежды, заставляла меня ощущать себя… не очень приятно. Но мысль о том, что они заботились обо мне, грела мою душу. Под этой рубашкой я ощутила бинты, обмотанные вокруг моего тела, а по-точнее под грудью. Но этот свежий запах… приятный, щекочущий нос изнутри, заставил меня невольно улыбнуться.       Рядом, на стульчике сидел уставший Уилл Солас, клюя носом. Я заметила, что его светлые волосы стали грязными и взлохмаченными, а под глазами я увидела синяки. Его руки висели, а тонкие, хрупкие пальцы дергались, будто он во сне играл на гитаре. — Сколько я здесь? — прохрипела я, кивнув в его сторону, — Уилл?..       Он медленно поднял голову и рассеянно огляделся, но через секунду его широко распахнутые голубые глаза остановились на мне, вопрошая, мол, когда это Диана успела очнуться? На его лице засияла радостная улыбка, и он, вскочив со стула, споткнувшись, распластался по полу, но тут же поднялся и уже стоял возле моей койки. — Как себя чувствуешь? — Уилл дотронулся до моего холодного лба своими теплыми пальцами, — Ты нас всех порядком перепугала. Мне кажется, что Перси с Тревисом поседели… на всю голову. — Да? — вырвалось у меня. — Я сегодня их выгнал отсюда, чтобы они отдохнули. А то целыми днями тряслись за тебя…       Мне стало чертовски приятно и тепло на душе. Я не смогла сдержать улыбку. — Как себя чувствуешь? Ничего не болит? Не ноет? Голова не кружится? — Все нормально, просто пить охота, — я попыталась встать, но резкая боль остановила меня, и я оставила эту попытку, приняв обратно лежачее положение, — Ай! Это реально больно. Сколько времени прошло? — Ты тут уже пять дней, — сын Аполлона дотронулся до моей руки, — Не беспокойся, все нормально. Через пару дней я тебя выпишу, смотря на твое состояние. Нужно чтобы твоя рана окончательно зажила. И прошу тебя, не вставай. — Пять… дней? — я громко проглотила слюну, которая внезапно начала выделяться, и я волей-неволей стала бояться напускать слюней, — Пять? С-сегодня двадцать седьмое?       Двадцать первого июня Нико ди Анджело сказал мне, что осталось двадцать пять дней… Теперь же осталось двадцать. Всего двадцать! Эй, вообще-то, даже несмотря на то, что ты полукровка, жить-то все равно хочется! Мне всего лишь без четырех дней пятнадцать! — Эй, не расстраивайся, что июнь кончается. Впереди еще целых два месяца лета, да? — Уилл улыбнулся, пытаясь меня этим подбодрить.       Конечно, два месяца лета — это хорошо, но не для того, у которого всего двадцать дней осталось, а после он просто… спасет всех, как герой. — Да, — я ухмыльнулась, смотря в потолок, поворачивая кольцо на своем пальце, — Aestas non semper durabit: condite nidos.*       Я даже удивилась тому как заговорила на латыни. Если я так бегло говорила на латыни, то может у меня просто такая способность? — Что? Я немного не понял. — Короче, я не боюсь окончания лета. Я вообще ничего не боюсь. Кроме воды и… — Воды?       Да, чувак, смирись. Ибо я Диана, которая в принципе не любит воду. — Да, воды. Ты не ослышался. Да, дочь Посейдона боится воды. Да, я боюсь воды, — я, улыбаясь, посмотрела на удивленного Уилла, — А еще… — Диана!       Я узнала голос своего брата. Я услышала быстрые шаги в мою сторону и вот — надо мной стояла еще одна юношеская фигура. — Как ты? — он присел на корточки, взяв меня за руку.       Я повернула голову к нему и устало улыбнулась, представив себя в каком-то фильме. Вот только одежду Перси надо было выстирать и выгладить. И его самого. А, может, я выглядела так же? — Все отлично. Я жива, — я сжала пальцами его ладонь, — Да, главное, что жива, правда? — Я лучше… м-м-м… оставлю вас наедине, — Уилл скрылся из виду.       И только сейчас до меня дошло, что я не поблагодарила его за мое спасение. Черт! — Боги-олимпийцы… Диана, я даже… — Перси замялся, пытаясь не улыбнуться и не взглянуть в мои глаза, — Я… — Испугался? Пф-ф. От меня так просто не избавишься, — я дотронулась до его щеки и ласково погладила, — Я от тебя не отстану. Никогда. И… если говорить честно, то я тоже… тоже испугалась. — Слушай. Пообещай мне, что больше так не будешь делать, ладно? — Перси закрыл своей ладонью мою, — Пожалуйста.       Внутри меня будто теплое молоко разлили. Мне стало жутко приятно из-за его заботы, и я изо всех сил старалась не улыбнуться и не покраснеть. Хоть кому-то я была нужна в этом лагере по-настоящему. Все так ли мы были родственниками. — Обещать — не обещаю, но постараюсь, — я провела пальцами по его лбу, — Ты все так ли умудрился стереть это?       Мне надо было срочно поменять тему. И поэтому я поменяла тему на более безопасную и спокойную для меня. Тем более это меня интересовало. — Если честно, то я чуть себе лицо не оторвал, пока отмывал краску, чесслово, — Перси прощупал свое лицо, словно решил удостовериться, в том что оно все еще на месте.       Я посмотрела на потолок, сложив руки на животе, и засмеялась. — Черт, — внутри меня будто что-то порвалось, и острая боль пронзила мое сердце, — Перестань меня смешить. О… — Что? — насторожился он, немного нахмурившись. — Что случилось со Стоуллами? Ну они же типа… должны быть наказаны… — я вопросительно посмотрела на Перси. — Они распугали лошадей из-за механических уборщиков, — мой брат покачал головой, пытаясь не улыбнуться, чтобы я не засмеялась в очередной раз. — Что? Механические уборщики? — я уже приготовилась рассмеяться, как появилось ощущение сдирания кожи, где было ранение. — Да… дети… — Гефеста, — догадалась я, — Я-ясно… Укуси меня Аид, где же я тогда была?! Мне надо было это увидеть! Кстати, Перси. А захват флага был или нет? Просто мне хотелось… — Да. В смысле нет. Я сказал Хирону, чтобы подождали. Так что все только ждут твоего выздоровления, — Перси положил руки на край койки, и оперся подбородком в сложенные друг на друга ладони, — А как ты себя чувствуешь? Выздоравливаешь? — Все хорошо, правда, — я погладила его по черным непослушным волосам, — Может, я уже завтра смогу ночевать в третьем… нашем домике.       Я бросила взгляд на внутреннюю сторону правого предплечья. Я пересчитала эти линии и поняла, что ошиблась. Их было восемь, а не семь. Что означает это S.P.Q.R.? И почему я с этим была связана? Почему был связан тот парень? И самое главное — почему алые рубашки должны были говорить что-то мне? Почему? Почему я? Мне нужно найти этого парня! Мне нужно вспомнить все. Да. Именно так. Мне нужно вспомнить все.       Но для начала мне нужно было спасти мою сестру.       Я обязана ее спасти.       После разговора с Перси я сильно утомилась. Представляете, насколько я была слабой, что устала из-за простого разговора! И в общем, я позволила себе задремать на несколько минут.       Но на самом деле на весь день.       Я поняла, что сейчас была ночь из-за включенного повсюду света. Было так ярко, что аж глаза слезились. Я приподнялась на кровати, потирая сонные слипавшиеся глаза, проверяя присутствие дежурного врача. Точнее моего личного врача, Уилла Соласа. (Хо-хо, завидуйте, у меня есть личный врач, сын Аполлона, который, кстати, симпатичный парень.)       Я облегченно вдохнула во все легкие, но тут же замерла, когда услышала шаги в свою сторону.       И кто-то приближался ко мне. К моей койке. Все ближе и ближе.       Мое сердце начало отдаваться в спине, а руки вспотели. Я приняла обратно лежачую позу и притворилась спящей, высунув язык, напустив побольше слюней для реалистичности. Ожидая прихода врача ко мне, я затаила дыхание и начала молиться всем богам Олимпа, чтобы меня не разоблачили в моей затее.       Шаги стали громче отдаваться.       И время как назло замедлилось. Секунды растянулись до бесконечности, а сердце разогналось до такой скорости, что было готово вырваться из моей груди в любой момент. — Господи, прошу… — прошептала я одними губами, — Святой Посейдон.       Я приоткрыла один глаз, когда шаги резко остановились. На ширму упала чья-та тень. Кто-то остановился рядом с моей койкой. Расстояние было в несколько шагов. Этот кто-то мог с легкостью отдернуть ширму и спалить меня.       И этот кто-то отдернул ширму, но у меня сохранился здравый разум, и я успела закрыть глаза в эту миллисекунду. Я заметила светлую копну волос, прежде чем зажмурить глаза. — Спокойной ночи, Ди. Я сейчас вернусь, — Уилл Солас хлопнул в ладоши и темнота перед глазами стала еще темнее. Я поняла, что он выключил везде свет.       Я осмелилась распахнуть глаза лишь тогда, когда его шаги уже было не слышно.       Каким же было наслаждение моих глаз, когда вокруг была одна темнота. Ляпота! Это же идеальный сценарий для моего побега! Господи… кажется мне впервые в жизни повезл… Нет, пока рано радоваться. Вдруг еще моя удача ко мне вернется?       Я смогла опустить свои ноги на пол, но мне стало слишком плохо из-за резкой смены позиции. Я схватилась руками за край койки, пытаясь привести себя в чувства. — Соберись, Диана. Ты сможешь, — прошептала я, решившись на отчаянный шаг.       В прямом смысле.       Я оперлась ладонью об тумбочку, стоявшей слева у койки, а другой рукой махала в воздухе, чтобы сохранить равновесие. Но я смогла встать на ноги, хоть и не так твердо, но все же.       В моей палате (если это можно назвать палатой, ведь вместо стен там были шторки) было окно как раз-таки у изголовья койки. И окно было не шибко большим, но вполне нормальным, чтобы я смогла пролезть через него. Я оглянулась, пытаясь собраться с духом. Перед глазами все поплыло из-за острой боли под грудью, и я облокотилась об тумбочку, обхватив ладонями свою голову. — Я не смогу… — шепотом сказала я, уткнувшись в твердую деревянную поверхность мебели, пытаясь не расплакаться от безысходности, — Я не смогу… я не успею… прости-прости… прости… мне так жаль, Бекки… я ужасная сестра. Нет… это неправильно… я тебя спасу. Обещаю. Обещаю.       Когда очередной приступ боли прошел, то я нагнулась и открыла дверцу шкафчика в надежде найти свою одежду. Нет, ребят, я же не могла выйти в лес в одной пижаме, верно? Наверное, моя удача умерла, когда меня проткнули мечом, ибо одежда была именно там. — Диана возвращается в игру, — я ухмыльнулась, сняв с себя пижаму.       Да, мой торс был действительно перебинтован. Единственное, что меня встревожило и расстроило, так это алая полоска, пробивающаяся через слои бинта. Я расслабила свое напряженное лицо, натягивая футболку. Кстати, это была уже другая футболка, ибо она была чистая, без крови и не порванная в груди. И… о боги Олимпа, кто-то постирал мои бриджи! Они были совершенно чистыми и пахли… как не странно, но чистотой. Наверно, я, нюхая штаны, прижимая их к лицу, стоя в одних трусах в темном помещении, освещаемом лишь светом луны, выглядела как-то… необычно. Да. Необычно. Я быстро напялила бриджи (чего делать определенно не следовало, ибо вновь вернулась жгучая боль) и осмотрела помещение, прикусив нижнюю губу.       Мне нужно было найти мой копис. Тревис рассказывал мне, что ночью в лагере патрулируют гарпии и… они не очень дружелюбно поведут себя, если ты им попадешься на глаза.       Но тут снова послышались быстрые шаги, и мое сердце сжалось. Я кивнула в знак согласия своего мозга, сердца и тела (хотя тело явно было против всей этой затеи), встала на койку, приближаясь к окну.       Шаги стали громче, а мои ноги начали дрожать от напряжения. Я не могла решить, что мне следует сделать. Найти мой копис или нырнуть в окно? Копис или окно? Безопасность или скорость? День или но… ладно, это уже лишнее.       И вот я увидела слабую тень у ширмы. В голове дико забилось сердце. Юношеская рука потянула за край шторки, и все размылось, а мое тело гулко ударилось о землю, и я прочувствовала жуткую боль. Во рту стало солено. Свежий прохладный ночной воздух хорошо освежил меня и немного уменьшил мои мучения.       Возможно, Уилл Солас был удивлен моей пропаже, и если бы я осталась, то наверняка, мне попалось бы за этот трюк. Точнее за попытку побега.       Но я уже была не в лазарете. Я была под окном лазарета, лежала на спине, ругаясь про себя на латыни и древнегреческом из-за ужасного приземления.