О зайцах и зубах мудрости

Виктор, ужасается Юри, оказался слишком твердолобым и настырным. Интересно, все ли спортсмены такие? Бедный японец уже устал слушать, как его телефон постоянно вибрирует и не прекращает навязчиво наигрывать одну и ту же мелодию. Ему порой кажется, что вместе со смартфоном трясётся и сам стол, словно произошло землетрясение. Кацуки это не нравится так же, как и пациентам, которые намеренно громко возмущаются, когда стоматолог вздрагивает, слыша назойливый шум со стороны. Он уверен, что именно из-за Виктора гаджет стал разряжаться в разы быстрее. "Прошу, дай мне передышку", - хочется сказать Юри. - "Ещё немного, и телефон просто взорвется". Но вместо этого он лишь пишет короткое: "Подожди немного, я перезвоню позже". Бесконечные звонки, сообщения со множеством смайликов, частые визиты, приглашения сходить "попить чайку с печеньками" дома у Виктора или покататься на коньках, "случайные" прикосновения, "дружеские" объятия, томные и влюблённые взгляды - Кацуки все же не глуп и не настолько наивен, чтобы не понять, чего именно добивается фигурист. Это не укрывается и от его друзей. - У него глаза загораются огоньком при виде тебя, щеки румянцем покрываются, и улыбка глупая лезет сразу же. Что ж ты его мучаешь? - спрашивает Юко, когда после очередного визита уходит немного расстроенный Никифоров, и понимающе улыбается, завидя, как брюнет закусывает губу и стыдливо отводит взгляд. - Он ведь точно влюблён в тебя! - Тебе ли не знать, Ю-чан, - бормочет Юри, чувствуя, как сердце начинает успокаиваться в отсутствие мужчины. Он насторожен и аккуратен, несмотря на то, что Виктор - его кумир, и фигурист ему на самом деле нравится. Но он следит за каждым движением, жестом, мимикой, взглядом Никифорова и не даёт прикасаться к себе слишком часто, словно ставит запрет на все это. Юри понимает, что излишне подозрителен, а ещё немного трусоват. Юри уже двадцать четыре года, и он думает, что, мол, не пристало ему так легко падать в объятия мужчины, хоть тот и являлся его кумиром и объектом воздыхания. "У меня самый лучший стоматолог на свете!" "Юри, не хочешь прогуляться? Я нашёл отличное кафе, мы просто обязаны его посетить!" "Как тебе пирожки? Мне кажется, они очень вкусные!" "Юри, хочу обнимашек!!!" "Ты так нравишься Маккачину! Я очень рад!" "Юри-и-и, у меня зуб болит, помоги-и-и..." "Доброе утро, Юри! Я зашёл проведать тебя." "Спокойной ночи, Юри! Сладких, очень сладких тебе снов!!!" Нет, Кацуки, стой. Почему ты начинаешь краснеть? Что за глупая улыбка? Что за сумасшедшее сердцебиение?! "Никифоров, вы играете нечестно! Никифоров! Вы жульничаете! Так нельзя", - возмущается мысленно японец и молчит в присутствии мужчины, насупившись, словно воды в рот набрал. Виктор лишь непонимающе хлопает ресницами и спрашивает: все ли, мол, с Юри хорошо. - Просто признайся, что ты его проверяешь, - хмыкает Юко, подперев щеку ладошкой и чуть ли не лежа на столе. Кацуки в ответ лишь кротко вздыхает и переводит усталый взгляд на светящийся экран смартфона, показывающий очередное новое сообщение. - Да ты коварнее, чем любая другая девушка, - усмехается подруга, щипая брюнета за нос. И вовсе это не так. Просто Юри уверен, что если отдастся на милость этому слишком упёртому русскому фигуристу, то не миновать беды. Он осознает, что, не дай Бог, слишком быстро сдастся, то влюбится окончательно и бесповоротно. Юри такого не хочет. Ни-ни. Ему легче притвориться, что он вовсе не замечает ухаживаний со стороны Никифорова. Ведь все это Юри делает ради них обоих, так? Прошло уже два месяца и пять дней с их первой встречи, и брюнет динамит, как выражается подруга детства, Виктора, как только может. А самому Виктору это, ясное дело, совершенно не нравится. Не нравится до коликов в животе, выступающих капелек пота на прекрасном лице и бешеного сердцебиения. Но, кажется, напирать он начинает с большей силой. А ещё он совершенно не замечает, что Кацуки его в самом деле испытывает. Юри даже не знает, гордиться ему или бояться.

***

Если бы Кацуки Юри был знаменитым и великим писателем, как, к примеру, Стивен Кинг или Эрих Мария Ремарк, а не обычным стоматологом с двумя высшими образованиями, то обязательно бы расписал нынешнее состояние Виктора Никифорова, пятикратного чемпиона по фигурному катанию, листа эдак на три-четыре. Русский фигурист в последние дни ходит мрачнее тучи. Правда, щеки совсем не впалые, глаза вовсе не погасшие, не утерявшие свой азартный блеск, кожа бледнее не стала, как хотелось бы выразиться на литературном языке. Никифоров стал похож, сравнивает Юри, на оскорбленного хомячка, который надувает свои и так пухлые щеки от недовольства. Все-таки японцу не дано быть писателем - так сказать, не рождён творить историю с помощью пера и чернил. А жаль. - Юри, скажи честно. Я тебе не нравлюсь? - бубнит обиженно и немного грустно фигурист, водя пальцем по гладкой поверхности стола. - Ч-что?! - японец чуть не проливает горячий чай себе на халат от такого внезапного вопроса. - Что ты имеешь ввиду? Хотя какой тут внезапный вопрос? Вполне ожидаемый. - Ну, ты со мной так холоден, на сообщения мои отвечаешь совсем коротко и звонки принимаешь неохотно. Я с тобой вижусь только здесь, в стоматологии, а гулять мы ходим редко. Я правда тебе так неприятен? - Виктор прикусил губу. Ну вот и доигрался, Кацуки. Доволен? Заставил его сомневаться и волноваться, а ещё идти напролом от отчаяния. - Я... Как бы сказать... Ну... - Юри откладывает кружку с чаем и начинает теребить пуговицу на белом халате. - Прости, я правда не хотел тебя обидеть, Виктор. Мне очень жаль... Сердце у японца начинает биться гулко и тревожно, словно предчувствует нечто плохое. Юри готов поклясться, что густо покраснел от чувства стыда и осознания, что перегнул палку. - Так... Я тебе неприятен? - испытывающим тоном спрашивает Виктор. Поздравляем. Кацуки Юри, двадцать четыре года, стоматолог, совсем не писатель, не умеет не то, что поддерживать отношения, да даже завести их толком не может. Собеседник упорно молчит, словно ждёт, что брюнет скажет что-нибудь в своё оправдание. - Нет! Совсем нет! Просто... "Просто я боюсь доверять кому-либо", - вертится у Юри на языке, но он не договаривает фразу и осекается, когда ему в голову приходит отчаянная и единственная мысль, которая в корне отличается от всего того, что он делал ранее. Раз уж виноват, то почему бы не исправить свою ошибку и загладить свою вину? Кацуки мысленно кивает в знак согласия. Он надеется, что румянец не выдаст его намерений. Японец глубоко вздыхает и неспешно приближается к Никифорову, который удивлённо наблюдает за его действиями. Юри встаёт к нему вплотную, мысленно считает до пяти, после аккуратно прикасается к лицу мужчины обеими руками и начинает мягко поглаживать острые скулы, которые стремительно заливаются забавными красными пятнышками. Раньше его мама так же успокаивала сынишку, когда маленький Кацуки плакал или был сильно расстроен. Брюнет слышит восторженный вздох. - Юри, ты... - Прости меня, пожалуйста. Я правда не хотел расстраивать тебя так сильно. Просто... потерпи ещё чуть-чуть, хорошо? - он мягко смотрит на всполошенного мужчину и судорожно вздыхает, когда чужие руки робко опускаются на его талию. - Совсем немного осталось, и тогда я точно... "Точно впущу тебя в своё сердце, ведь ты мне очень сильно нравишься..." - Не падай духом, хорошо, Виктор? - Юри подбадривающе улыбается, смешно шмыгает носом и, опомнившись, убирает руки с лица фигуриста. - Я понял, Юри, - Виктор пододвигается ближе, обнимая крепче, и облегченно вздыхает. - Спасибо тебе, я буду ждать. Брюнет забавно икнул от неожиданности. У него перехватывает дыхание, и он чувствует, как сердце сжимается и вскоре начинает биться быстро-быстро. Юри робко обнимает мужчину дрожащими руками в ответ и ощущает знакомый запах любимого зеленого чая и сладостей, которыми он, так сказать, увлёкся. Ему ведь можно позволить себе такую слабость, верно? Японец только сейчас осознаёт, что слышит, или видит, или общается с Виктором по телефону каждый день. Он настолько к этому привык, что не замечал все это время, как к нему привязался этот приятный аромат. - Надеюсь, что ждать осталось совсем немного, - блаженным и мечтающим голосом произносит Виктор, едва касаясь губами макушки брюнета. "Жулик", - проносится у Юри в голове. Прямо сейчас Никифоров похож на довольного-предовольного кота, которому наконец-то дали его любимое лакомство и откормили до сыта. Кажется, Юри все-таки влюбился окончательно и бесповоротно. Влюбился так, что невольно допускает такую глупую мысль, что случаем не тахикардия ли у него? Ведь сердце не может биться так по-сумасшедшему быстро, когда он спокойно стоит и не выполняет никаких физических нагрузок. Интересно, где же Кацуки просчитался, где не доглядел? Или это произошло намного раньше? "Все-таки Виктор жульничает", - думает Юри, обнимая мужчину крепче и снова вдыхая любимый запах мужского одеколона в перемешку с ароматом зелёного чая и леденцов.