Калейдоскоп миров

      Пальцы мягко бьют по клавишам, играя что-то знакомое и полузабытое из детства. Клавиши не стучат, лишь едва слышно щёлкают вдобавок к издаваемым синтезатором органа звукам.        — Hold on, baby, hold on, — словно угадывая его мысли, поёт тихо органист с мягкой улыбкой, напоминая мелодию. В голове Шиничи сами пронеслись воспоминания об Америке, паре концертов, на которые ходили его родители для вдохновения отца, об играх в саду поместья Кудо, когда мать напевала тихо песенки и, конечно, колыбельные.       Воспоминания тёплые и убаюкивающие, как и сам звук инструмента, такой своеобразный и необычный. Голос органиста ему под стать: мягкий и нежный, переливающийся тонами и наполненный чем-то тёплым. Он перекликается с музыкой, но не сливается с ней, а по-странному дополняет, как если бы прикрывал некоторые огрехи в игре.       Пальцы порхают над клавишами, а глаза закрыты, будто органист помнит каждую клавишу с её расположением наизусть и сейчас позволяет своим рукам самим играть от всего сердца, доверяя им. На устах играет мягкая печальная улыбка, но при этом музыкант не выглядит грустящим. Так, лёгкая мимолётная печаль, окутывающая единственного слушателя паутинной шалью: невесомая, но очень красивая.       И Шиничи улыбается сам, объятый этой меланхоличностью мелодии и игрой мастера, использующего вместо инструмента их души, связывающий их чем-то личным и неприкосновенным.       Наконец, мелодия прекращается и органист поворачивается к Шиничи, не забыв аккуратно и любовно закрыть орган Хаммонда, погладив его по деревянному боку.        — Что скажете? — спрашивает он, внимательно смотря на Шиничи, тот же молчит, обдумывая свои ощущения.        — Красиво и душевно, — подводит он итоги, но так и слышно непроизнесённое "чего-то не хватает". И органист его понимает, задумчиво кивая и откидывая голову немного назад.        — Сыграете мне? — тихо спрашивает он, кивая в сторону футляра со скрипкой рядом с Шиничи. И тот молча распаковывает инструмент, ласково проводит по дереву, словно влюблённый по коже любимого человека, после чего сам прикрывает глаза и принимается за игру.       Его музыка так же печальна, скрипка буквально рыдает в его руках и кричит от внутренней боли, выражая Шиничи с его эмоциями. И органист слушает, внимательно, склонив голову.       Мало. Пальцы нажимают на грубые струны, удерживая их на месте и заставляя звучать в разных тональностях, извлекая разные ноты из повидавшего виды инструмента.       Смычок пытается вырваться из рук, но в итоге лишь послушно следует за желанием скрипача, подчиняется руке мастера.       Мелодия красива. Но ей, как и прошлой, совсем немного чего-то не хватает. Это знает Шиничи, это слышит неизвестный органист, немного странно улыбающийся в своей печали.       Но вот игра заканчивается и уже очередь Шиничи гипнотизировать незнакомца, пытаясь прочесть впечатления от его игры. Горькая улыбка с чуть прикушенной губой, совсем немного красные глаза: под конец парень едва не расплакался, но всё же сдержал себя. Жаль.        — Хорошо играете, — выдыхает органист, после чего Шиничи качает головой.        — Недостаточно. Вы сами это слышали.        — Эй... Попробуем вместе? — внезапно спрашивает его органист, странно смотря на него. Заигрывает?       Орган снова открыт, а пальцы Шиничи дрожат, когда он слышит знакомую мелодию. И он не выдерживает, сам присоединяется к ней, играя "Под музыку Вивальди". Мелодии переплетаются, идеально дополняя друг друга, пальцы чувствуют сами ритм игры органиста, а тот сам подстраивается под Шиничи с невероятной лёгкостью, будто это их не первая игра вместе. Скрипач слышит сам, что так лучше, так намного лучше у обоих, недостаток игры одного перекрывается достоинством другого.       После игры Шиничи улыбается органисту, обдумывая, как предложить сотрудничество, но тот и сам всё понимает без лишних слов.        — Куроба Кайто. Буду рад играть с вами вместе.