Калейдоскоп миров

      Тик-так. Тик-так.       Медленно, очень медленно течёт время. На каждый тик происходит писк кардиомонитора, потому на самом деле это звучит так: тик-пи-и-ип-так. Тик-пи-и-ип-так.       Это сводит с ума, как и ожидание, но всё же лучше тишины. По звукам можно определять, сколько прошло времени.       Тик-пи-и-ип-так. Секунды сливаются в бесконечный шум, а тикают исключительно часы под головой Шиничи. Всё, что он может — ждать у кровати Кида в постели, надеяться, что диагностируемая ранее амнезия — ошибка. Мечтать о том, что очнувшийся Кид несмело улыбнётся ему.       Тик-пи-и-ип-так. Это мучение, самое настоящее. Ад на Земле, чей приговор нельзя ни отстрочить, ни смягчить. Лишь глупо-глупо верить в лучшее.       Тик-пи-и-ип-так. Что он скажет Киду, когда тот очнётся? Ведь тот спросит, наверняка спросит, кто они друг для друга.       А кто они, в самом деле? Друзья? Соперники? И то, и то? Возможно. А достаточно ли это для Шиничи?       Тик-пи-и-ип-так. Нет. Мало, слишком мало.       Можно ведь соврать. Сказать, что они встречаются или даже уже любовники. Наслаждаться несмелой улыбкой и попыткой Кида полюбить его. Тихим смехом по ночам, когда Шиничи будет отнимать у вора подушки и пытаться уложить спать. А может, у Кида есть привычка обнимать что-то тёплое под боком?       Тик-пи-и-ип-так. Ведь это так легко. Совсем просто, надо просто лишь сказать два слова. Подговорить Ран и Хаттори, а те даже не будут осуждать его. Напротив, будут всячески пытаться помогать с амнезией Кида и их отношениями.       Даже Хайбара ничего не скажет, признавая его право на счастье. А профессор и спрашивать не будет, как и родители. Вполне возможно, они уже думают, что он с Кидом уже встречается.       Это же так просто. Никто не осудит. Никто...       Тик-пи-и-ип-так. Кроме Кида. Будет ли тот счастлив узнать, что вся его любовная жизнь подстроена? Что когда-то Шиничи ему соврал, пусть даже единожды? Простит ли Кид, если он вспомнит всё?       А если он ненавидит Шиничи? Или у него девушка?       Тик-пи-и-ип-так. Сомнения роются, вьются, точат. Так просто начать то, о чём Шиничи так давно мечтает. Просто солгать в одной маленькой детали, чтобы не объяснять всю сложность их хрупких отношений.       Но сможет ли Кид простить его? Сможет ли Шиничи оправдаться за этот обман хотя бы перед собой? Смотреть в сапфировые глаза, что ночью так прекрасно темнеют и самую малость отдают фиолетовым? Смотреть, видеть невинную и слегка наивную улыбку потерявшего память Кида, слушать всякие любовные глупости и осознавать, что всё это незаслуженно? Что он, Шиничи, не имеет на это ни малейшего права?       Тик-пи-и-ип-так. Детектив давно сбивается со счёта, не может посчитать и минуты или хотя бы уснуть, чтобы не думать. Не размышлять о таких вещах, попахивающие чем-то неправильным.       Он не должен лгать вору. Но так хочется.       Дурацкие мысли, словно назойливые комары, не дают покоя, шепчут неприятные вещи. Как объяснить, что они по разные стороны закона, но союзники? Как рассказать об их первых встречах как Конан и Кид? Как втолковать всю ту нежность, что против воли прорывалась в голосе детектива в каждом "балда", "дурак" и прочих словах? Как донести свои чувства и не быть отвергнутым?..       Тик-пи-и-ип-так. Времени всё меньше, Кид скоро проснётся. И тогда надо будет решиться, что говорить: правду, до самого последнего слова? С мучительными часовыми и ужасными попытками что-либо объяснить? Или солгать в одной ма-а-аленькой детали и наслаждаться совместной жизнью с вором?       Тик-пи-и-ип-так. Звучит эгоистично, но лучше бы Киду помнить всё при пробуждении. Чтобы не выбирать. Чтобы не сожалеть о несказанной лжи или же не клясть себя последними словами за сказанную неправду.       Отношения строятся на доверии... Но если Шиничи не соврёт, то может никогда не получить шанса.       Тик-пи-и-ип-так. Тик-пи-и-ип-так. Слышен шорох простыней и тихий стон боли, едва заметное и неразличимое ворчание.        — М-м-м... Голова трещит... — тихо жалуется пострадавший, вынуждая Шиничи приподнять голову.       Помнит или нет?       Взгляд вора медленно фокусируется в полутьме, освещаемой экраном кардиомонитора, на посетителе. Оба молчат: один пытается хоть что-то понять, второй не знает, что и сказать.        — Кто вы? — тихо шепчет Кид, и сердце Шиничи ухает куда-то вниз, сжимаясь от боли. Не помнит, не узнаёт, просто не может.       В затуманенных от боли и сна глазах плещется непонимание, такое искреннее и острое, что вся надежда на совершенно идиотскую шутку разбивается. Сначала идёт трещина, но чем дольше Шиничи смотрит, тем меньше падающие кусочки надежды и сердца.       Это не шутка, Кид действительно ничего не помнит. А Шиничи просто не может оставить его одного, не сейчас, когда вор так нуждаётся в нём. По крайней мере, детективу очень хочется верить в это.       Он слишком эгоистичен, чтобы так легко отпустить с памятью Кида часть своих сердца и души, оставив в ней дыру с отвратительно излохмаченными краями. Возможно, это Шиничи нуждается в Киде, а не наоборот, но это не имеет ни малейшего значения сейчас.       Тик-пи-и-ип-так. Время выбирать.