Калейдоскоп миров

      Да будь всё проклято!       Шиничи резко и зло выдыхает, прикусив губу и осматривая окружение с откровенной ненавистью.       Да с чего он вообще решил, что всё получится?! Что хоть что-то да не сгорит?       Чёртово масло шипит на сковороде, словно не желая подпускать к плите. А вот рис, варившийся рядом, задорно булькает и наверняка ехидно сообщает что-то в духе "А ты отвернись! И вся вода тут же выкипит!"       Шиничи вытирает лоб и тут же запоздало об этом жалеет: руки все в муке, яйце и воде из курицы. Ещё и в перце с солью.       Вдох-выдох. Он не уничтожит кухню. Он справится с тем, чтобы приготовить простой ужин, не разнеся кухню, подобно профессору во время испытаний джет-пака. Надо всего лишь отрезать хрящики, не порезать пальцы, посыпать солью, мукой, окунуть в яйцо и на сковороду. Ничего сложного, правда?       Осколок кости ехидно намекает, что не всё так просто, отчего Шиничи, искренне стараясь не материться, выковыривает его и начинает отрезать хрящик. Впрочем, отрезать — сильно сказано. Выпиливает белые куски, пытаясь оставить как можно больше курицы на месте, — это да. И почему металлические ножи такие тупые?..       Не без страдания Шиничи косится на керамический — Кайто долго боролся за появление такого ножа в доме. И тут же становится ясным почему: они режут легче что хрящевую ткань, что мясо.       Особенно мясо.       Шиничи слизывает кровь с пальца и почти уверенно макает кусок в муку, а после и в взбитое, очищенное от скорлупы, яйцо, после чего кидает на шипящую сковороду. Вроде бы всё правильно. Да?       Ещё один кусок курицы, который режется и и макается, после чего вспоминается неприятный факт: курицу-то ещё и перевернуть надо! И голыми пальцами явно нельзя.       А лопаточка почему-то в раковине. Чёрт.       Так, не унывать. Шиничи быстро отмывает инструмент и морщится, когда попавшая на раскалённую поверхность вода шипит на него. Зато нужные кусочки перевернуты.       Бросив взгляд на кастрюлю, он вновь чертыхается и быстро помешивает рис, пока тот не прилип окончательно к стенкам и дну.       Так, курица. Обмакнув очищенный кусок в яйцо, Шиничи щурится, чувствуя некий подвох. Когда же он макает в муку и тупо смотрит на кусок, до него всё же доходит, где он накосячил, и макает обратно в яйцо, после чего спешит к скороводе кинуть и этот кусок туда. А уже оттуда вытащить обжаренные со всех сторон на тарелку и припомнить рецепт.       Чёрт. Мясо не оладьи, оно так легко не жарится.       Так. Почистить, мука, перец, яйцо. Всё правильно же? Вроде да.       И пока новый кусочек задорно поджаривает первый бок, Шиничи переворачивает другой и бежит назад готовить к жарке следующий. Когда налажен алгоритм, даже легче, потому ещё пара кусочков готово к обжарке где-то через тридцать секунд и идёт к товарищам, от которых убираются обжаренные с обеих сторон.       Всё хорошо. Он справится. Всё не так сложно.       Впрочем, на следующий раз алгоритм ломается: закончилось яйцо в плошке, потому приходится мчаться к холодильнику, доставать ещё одно, разбивать и мучительно вылавливать скорлупу.       А мясо-то жарится, почти подгорает.       Со сдержанным матом Шиничи оказывается у сковороды и убирает "готовые" куски, не забыв перевернуть другие. И бросает взгляд на кастрюлю, после чего спешит пробовать рис и успокаивается: не переварил, как раз можно выключать.       Зря, конечно, рис первым поставил.       Шиничи возвращается к курице и алгоритму, простому и надежному. Чистка, мука, яйцо, сковорода. Чистка, перец, мука, яйцо, перец, сковорода.       Впрочем, какое-то чувство подвоха всё так же не покидает Шиничи, но пока он выбрасывает это из головы и пытается готовить дальше.       И когда уже всё мясо обжарено, закинуто назад на сковороду и полито водой для тушения, Шиничи позволяет себе расслабиться и попытаться слить воду из риса, не вывалив половину, что даже почти получается. Не так уж много рисинок уплыло, в конце-то концов.        — Я дома! — раздаётся вскоре весёлый голос из коридора, отчего Шиничи начинает волноваться только больше. Он честно хотел устроить сюрприз, хоть с готовкой у него так себе. Совсем немного так себе.        — Добро пожаловать домой, — улыбается Шиничи, когда унюхавший запах еды Кайто показывается на кухне.        — Ух ты! Шин-чан решил приготовить ужин? — искренне восхищается тот, после чего проверяет степень готовности мяса, к изрядному облегчению Шиничи.       Он сидит как на иголках, пока Кайто раскладывает по тарелкам содержимое и усаживается рядом с ним.        — Для первого раза просто божественно! — улыбается тот, как только проглотил первый кусочек. Чувство неправильности как-то усилилось.        — Откуда ты знаешь, что я в первый раз готовлю такой обед?.. — настороженно спрашивает Шиничи, всё не в силах понять, где же прокололся. Сам он ещё не пробовал свою готовку.        — Шин-чан, я всё понимаю, ты раньше имел дело с полуфабрикатами, салатами и чужой готовкой. Так вот, — нарочитая театральная пауза, без которой Кайто редко обходится, если есть возможность вставить. — Ты посолить забыл. Даже рис.       Шиничи лишь упал щекой на стол и тихо чертыхнулся. Вот знал же, что где-то ошибся!.. Чтоб ещё раз с готовкой связался!..       Мягкий поцелуй в висок отвлекает.        — Но всё равно спасибо, Шиничи. Я всё равно счастлив, что ты ради меня взялся за готовку, — тихий шёпот в ухе кружит голову, и Шиничи лишь тяжко вздыхает в ответ.       Знает ведь, зараза, как управлять им. И как оправдать тысячелетнюю пытку ада готовкой — тоже.