Калейдоскоп миров

      Пальцы бежали по клавишам, монотонно отстукивая некий ритм и прерываясь совсем ненадолго, чтобы задумчиво почесать затылок или немного поцарапать неровный лак на столе — глупая случайность, теперь помогающая собирать свои мысли. Всего лишь однажды разлитый неловким движением, переполненный засохшими пузырьками, так приятно цепляющимися за ноготь, стал чем-то вроде способа наскрести себе вдохновения.       Ещё бы это всегда работало…       Шиничи мрачно гипнотизирует взглядом непослушные слова, упорно не желающие складываться во что-то хорошее. Например — в отличный детектив с самыми каплями романтики, над которыми он как раз и страдает: непростая задача описать то, что с такой лёгкостью ускользает от его собственного внимания, и при этом не промахнуться мимо характеров героев. Интригующая…       Главная проблема — смазанные воспоминания. Шиничи уже почти не в силах представить себе что-то, помимо раздражающей ухмылки — белозубая вспышка наглости и нахальства — но выходить за характер вора? Ни за что. Пусть они и виделись всего несколько раз, пока он был Конаном, и уже два года Шиничи не слышит о Киде ни слова — за исключением неинтересных "ни весточки". Всё, что всплывает в такой непослушной памяти, лишь краткие мгновения довольных ухмылок, невероятная аккуратность при встречах с ним и доверие — и никак не внешность, хоть какие-то детали, по которым можно было бы найти вора вновь.       Лак слегка продавливается под ногтём, и очередной полумесяц мелькает перед глазами, требуя быть убранным как угодно: ответной ухмылкой, помехами плану вора или же поцелуем — после которого, должно быть, Кид избегал бы его…       Но хоть герою Конану везёт больше, пусть Шиничи и не очень представляет себе, как бы влюбленный Кид себя вёл. Цветы? Скучно, банально и слишком понятно — с другой стороны, с умением Шиничи не замечать подобное… Напрямую бы говорил? Едва ли.       Фокусник. Ему нужно мнение другого фокусника — наверняка у того же Куробы есть что-то подобное в интервью. И про Кида, и про то, как бы ухаживал…       " — Как вы относитесь к Киду?        — Как к своеобразному периоду в жизни. Многие фокусники выбрали его своим кумиром… И я, пожалуй, не исключение. (смех)"       " — Есть ли у вас любимый человек?        — Да. Но, боюсь, это всё, что я вам скажу о моей личной жизни. (смех)        — Куроба-сан, фанатам же интересно...        — Я хочу сначала найти подход к этому человеку, простите".       Шиничи усмехается, вновь открывая Ворд и принимаясь за дело: немногие крохи информации довольно интересны. Найти подход... что мог бы увидеть Кид? За что уцепиться?       "Ты детективный маньяк, Шиничи".       Страсть к загадкам. Невозможность оторваться от сложного шифра и трюка. Желание узнать, что же там, за кулисами. Любовь к нему, Киду, пусть и неявная, не выраженная вслух и тайная для самого Шиничи в том числе. И, конечно же, подход к нему более, чем очевиден.       Пальцы едва поспевают за мыслями, превращая их в слова, пока глаза сосредоточенно следят за каждым иероглифом, проверяя правильность. Смутные воспоминания вновь складываются в загадочную ухмылку, что дразнит, будоражит, манит Шиничи.       Он скучает по оскалу вора, по прозвищу "Мейтантей" не без лёгкой иронии в голосе, вызову, способности белого треугольника раствориться в ночи — как однажды тот сделал уже навсегда. Но всё, что ему остаётся — писать то, чему не сбыться вне зависимости от того, увидит Кид его труды или нет. Глупые, наивные работы с хилой романтикой, где Конан тщетно угадывает то, что нравится вору — кроме Люпена — и почти всегда влюблен невзаимно.       Это первая, где Кид ему отвечает. И, наверно, последняя.       Строка за строкой. Монотонный ритм успокаивает, пока на душе скребут кошки. Конан медленно получает загадку за загадкой, не без труда находя к ним ответы под довольные ухмылки Кида. Смеётся, называет вора дураком и всё равно не видит чужого лица.       И лишь когда работа закончена, Шиничи закрывает её — возможно, навсегда, возможно, до прихода Ран, которой опять может прийти в голову выложить подобное в сеть.       "У тебя талант, Шиничи! Весь в отца!"       А толку-то?