***
С огромными трудностями Белле удалось передать письмо Родольфусу. Еще больших денег стоило получить от него ответ. И совершенно нереальную сумму (для нас, нищебродов) заплатили за то, чтобы стряпчий наведался в Азкабан и получил от старшего Лестрейнджа пробирку со спермой. Понятно, что все проводилось в строжайшей тайне, но, к моему огромному удивлению, мы с мужем, похоже, вошли в круг доверенных лиц. В начале сентября я поняла, что линии проклятий не пропадают, пора приглашать семейного врача. Белла была настроена решительно, прекрасно понимая, что процедура будет отнюдь не безболезненной. Но в глазах горел прямо-таки фанатичный огонь, шанс родить перекрывал все возможные неудобства. Отправив детей под присмотром брауни и старшего брата в детскую, начали эксперимент. Мы с Беллой устроились на диване, медик и Сев — напротив нас в креслах, готовые помочь как только так сразу. Решили начать с малого, попробовать отмотать один виток «нити» и посмотреть, что будет. — Готова? Поехали. И я, подцепив кончик нити, стала наматывать ее на… вы не поверите, на обычную скомканную бумажку, ну как бабушки в деревне сматывают, постирав старую шерсть в клубки после сушки. Нить была тонкой, но держалась крепко, отпускать своего донора не желала, извивалась и норовила выскользнуть из пальцев. Видно было, что Белле больно, но она, сцепив зубы, молчала. Только спустя двадцать минут я завершила виток и оборвала нить. Колдомедик уничтожил клубочек заклинанием, и все хлопнули по сто грамм коньяка. Только вот все вышло пшиком: проведя на следующий день диагностику, обнаружили, что нить за ночь «выросла» до первоначального состояния. Стало очевидно, что операция должна быть проведена в один присест. Прикинув фронт работы, я только что не поседела. Посмотрев друг на друга, объяснив старшим детям ситуацию, залившись обезболивающим (Белла) и укрепляющим (я), приступили… Попытались. Нить проходила сквозь пальцы, как фантом. Посидели, помозговали. Дождались вечера, когда действие зелий сошло на нет. Нить подхватилась с первого раза. Решили не гнать лошадей и рассмотреть проблему со всех сторон. Я выпила укрепляющее, нить по-прежнему была материальна, для меня, естественно. Для чистоты эксперимента Белла выпила обезболивающего, упс… что и требовалось доказать. Без наркоза, дорогие товарищи. — Завтра утром, — твердо сказала, почти распорядилась Белла и отправилась в свою комнату, которую с недавних пор выделил ей Северус в восточном крыле дома. Нам же с мужем было не до сна. И, да простит нас кума, волновались мы не за ее здоровье, а за младшенького. Со старшим, точнее, со средним все было благополучно, ведь с его отца я проклятие сняла еще до свадьбы. А вот у Марволо были будто бы язвы на теле, в которых, как в лунках, сидели черные, толстые нити, ровно по числу некогда состряпанных им крестражей. Ну и ладно, скажете вы, и я бы с вами согласилась, если бы не одно но: они все были между собой соединены более тонкими, почти исчезающими нитями. Выглядело, будто на сына накинута сеть с крупными ячейками. Хорошо, что остальные этого не видели, зрелище еще то. И вот теперь стало ясно, что уничтожать эту заразу придется одним махом, да еще и без анестезии. Северус знал о ситуации с моих слов, медик подтвердил, что проклятия существуют, но не родовые, а индивидуальные. Сидим, смотрим друг на друга и молчим. Что тут скажешь? Остается только надеяться, что неродовые проклятья не так сильно цепляются за магические каналы и Марволо будет легче, чем Белле. Но тянуть слишком долго тоже не хорошо, эти магические паразиты набирают силу и наносят вред магии самого малыша. Спали мы хорошо, все без исключения, спасибо зельям. Я плотно позавтракала, Белла от еды отказалась, детей опять откомандировали в детскую, и понеслось. Я еще дважды принимала укрепляющие зелья, без конца пила воду с какими-то питательными добавками. Белла время от времени пила чистую родниковую воду. Поначалу она терпела, сцепив зубы, через пару часов стала шипеть, вцепившись пальцами в собственные бедра, к вечеру только что не выла, но уйти не пыталась. Мужчины следили за тем, чтобы она не потеряла сознание, потому что как только она начинала отключаться, нити грозили опять стать фантомными. В первом часу ночи медик наконец-то произнес заветное заклинание, а мы с Беллой отключились там же, где находились. На следующий день я просто не чувствовала рук, будто накануне разгружала вагоны с углем. Белле, конечно, было намного хуже, чем мне, колдомедик находился при ней постоянно, то и дело спаивая очередное зелье. К вечеру был запланирован вояж в ритуальный зал. Лучше бы, конечно, в Лестрейндж-меноре его провести, но там проводящего нет, а у Блэков старшие дамы, обе, просто слягут после него рядом с Беллой. И кто их потом лечить будет? Хорошо, что она нам практически родственница по магии, а то не факт, что после такого снятия не пришлось бы шить саван. И вовсе не из-за того, что я такая неуклюжая, просто такого рода проклятия, практические вросшие в магическое ядро, а не прицепившееся к каналам, считаются неснимаемыми… Я выкарабкалась буквально через неделю. Дети ходили по дому как мышки, даже Себастьян проникся напряженной атмосферой. С Беллой все было не столь благополучно, хоть Северус и выложился при проведении ритуала по полной. Но все же женщина медленно, но верно шла на поправку. По нескольку часов в день бодрствовала, отписалась матери, чтобы та не волновалась. Впереди ее ожидала долгая реабилитация, но глаза сияли надеждой.***
К Самайну мы готовились, как к военной операции. Марволо было уже почти шесть. Северус серьезно поговорил с ним, объяснил про родовые и личные проклятия. Сын проникся и обещал потерпеть. Вот только каким-бы умненьким он ни был, боль для ребенка — понятие весьма относительное. Я внаглую наведалась к единорогам. Молоком со мной поделились, но осталось ощущение острого… не то чтобы недовольства, но очень близко к тому. Впрочем, даже знай я об этом заранее, все равно не отступилась бы. Северус наварил обезболивающих, обеззараживающих, укрепляющих каждому индивидуально. Марволо ходил в ритуальный зал, как на работу. Мы все очень надеялись, что это поможет ослабить связь проклятий и его магии. Да и саму процедуру решили проводить там же. Доктору пришлось остаться снаружи. Белла была еще слишком слаба и, несмотря на ее недовольство, к ритуалу мы ее не допустили. Только сейчас, когда в моих руках плакал мой ребенок, я поняла в полной мере, почему врачам категорически запрещено оперировать своих родных. Вот только выбора у нас не было. А еще было огромное желание выпороть взрослую версию моего малыша, и вместе с тем порадоваться, что этих мордредовых якорей нельзя наделать больше семи. Я, сцепив зубы, выдергивала угнездившихся, уворачивающихся червяков из ребенка, накидывая освободившиеся части на свою руку, дабы не дать им присосаться обратно. Немалое подспорье оказало и зелье, в котором я искупалась перед ритуалом, не то эта гадость вполне могла присосаться ко мне. Рассусоливать я не стала, нечего растягивать «удовольствие», так что дергала резко и быстро переходила к следующей «репке». Северус пел катрены, поливал алтарь кровью и свободной рукой жестко фиксировал сына на алтаре, сначала распластав его на спине, а потом резко перевернув на живот. Весь этот ужас занял «всего лишь» пятнадцать минут. Северус спалил эту гадость к чертям собачьим и, наскоро залечив порез, метнулся с ребенком в купальню, где для малыша была приготовлена ванна с лечебным составом. Как только Марволо чуточку успокоился, муж влил в него зелье, сваренное на основе молока единорогов, и сын отключился. Драко был, естественно, в Малфой-меноре. Себастьян дома, на попечении Беллы. Марволо мы уложили у себя в спальне, и нас накрыло. Так-то я планировала прикорнуть рядом с сыном, но меня так колотило, что я бы скорее разбудила малыша, да и напугала бы своим неадекватным видом изрядно. Так что мы умостились в креслах у разожженного камина и хлопнули по сто грамм беленькой, ибо умиротворяющий бальзам не давал никакого эффекта. Впрочем, водка тоже пошла как водичка, но мы хотя бы дышать стали без этого сиплого надрыва. В этот раз дольше всего восстанавливался супруг. Даже не представляю, как бы все прошло для Марволо, если бы Северус не оттянул столько всего на себя. А так уже через день этот электровеник бегал по менору, как ни в чем не бывало. Вот она, гибкая детская психика во всей ее красе. Не то чтобы все прошло вообще без последствий, бывало, что он просыпался весь в слезах, но это продолжалось всего пару недель, да и поутру он ничего не помнил. Удивлялся, правда, несколько раз обнаруживая меня в своей кровати, когда я слишком крепко засыпала и не успевала пораньше вернуться к себе в комнату. Ну да все когда-нибудь заканчивается, так что к Йолю мы все были в отличной форме, и меня безмерно радовало, что ни на одном из дорогих мне людей нет никаких черных ниточек или червоточин. Колдомедик также подтвердил, что все благополучно.