Песня Беса

      Прошла неделя, за ней вторая, и потянулись быстротечной вереницей последние денечки мая. Наступили дни, когда еще не самое пекло, но воздух уже влажный и удушливый. В это время особенно приятно сорвать веточку душистой сирени и наслаждаться ее ароматом, щекоча босые ноги сочной травой, бегая по лесу и плетя одуванчиковые венки, а потом возвращаться домой грязной, измазанной этим «солнечным молоком» с проступившими веснушками на лице, которые она называла солнечными зайчиками.       Ульяна с удовольствием жмурилась на солнышке, словно маленькая кошечка, держа в аккуратных ладошках кристально чистое белое белье, которое пахло хозяйственным мылом. Между висящими на веревке простынями и пододеяльниками шуршал тихий ветерок, который почти невозможно было почувствовать: даже березы и липы, посаженные вокруг ограды, не издали ни малейшего звука расслабления, означавшего бы их избавление от жары. Белье, в отличие от всего вокруг, дышало прохладой и свежестью родничка, в котором стирала Ульяна. Киселева развешивала вещи.       Девушка слышала шумных воробьишек, играющих с горбушкой белого хлеба и поднимающих облака пыли, говорливых бабушек, которые, в отличие от молодого поколения, никогда не покидают своего поста — лавочки у подъезда, скрипы половиц ее дома, там ходила мать, недавно проснувшаяся. Этот мир был наполнен прекрасными звуками, и слышала их Уля только тогда, когда закрывала глаза и, улыбаясь, вслушивалась в каждый шорох вселенной.       Вот кто-то, испугав милых птиц, идет мимо забора, тяжело преодолевая всякий свой шаг, словно с трудом и мутным чувством на сердце шел этот человек на эшафот. Слышно, как этот некто теребит лямку рюкзака, нервничая и сглатывая шумно: ему явно непросто давался этот путь по пыльной дорожке вдоль старого, покореженного домика и зеленого деревянного забора. Стоя босиком на сухой земле, Ульяна чувствовала любую вибрацию души этого человека, и ее пугало то, что ему было действительно страшно. По крайней мере ей так казалось, потому что через секунду некто остановился, потоптался на месте и произнес: «Эм, привет?» Уля открыла глаза в тот же момент, услышав знакомый сердцу голос. У запертой калитки стояла Даша. Она прикрыла бледное лицо черным капюшоном, который был частью топа, в комплекте темного цвета джинсы и аспидно черные шнурованные ботинки. На оголенном пупке — пирсинг.       Нуки прикусила губу, проколотую серебряным кольцом. Хотя всем своим видом она пыталась источать уверенность, у нее это выходило не очень удачно. Прежде бойкая женщина друг стала похожа на растерянного котенка, еще толком не умеющего твердо стоять на своих лапках. Ульяну это умиляло, но она тут же отбросила подобные ощущения. Девушка быстро прошла к калитке и отворила ее, позволяя Нуки пройти во двор.       Стоит упомянуть, что Уля оказалась на пару сантиметров выше Даши, однако все знают, что даже эта малюсенькая разница как-то слишком сильно чувствуется. — Здравствуйте, что-то случилось? — Киселева растерянно выгнула брови, делая жалостливое лицо. — Должно же быть всё хорошо.       Недавно она делала расклад на Ставрович и была уверена, что у той все наладилось. Да и больной женщина вовсе не выглядела, скорее наоборот — очень бодрой и эмоциональной, чего нельзя было сказать о ней месяц назад. Ульяна села за столик под березой и пригласила сесть Дашу, что та с удовольствием сделала: она всю ночь была на ногах, ведь недавно кончился концерт, и Дария очень устала.       Ульяна теребила локон своих волос и как-то исподлобья глядела на гостью, краснея от каждого ее движения, на это женщина улыбнулась кончиками губ, и все прежние чувства нервозности и неуверенности растаяли в ее зеленых светлых глазах, когда она, видимо, поняла, что Уля и сама оказалась беззащитным котенком. Вместо этого на лице появилось отчетливое желание прижать маленького зверька к себе и успокоить, но Ульяна эти чувства точно не разглядит: Даша не позволит. — Все и так хорошо, милая, — женщина не удержалась от ласкового слова, поэтому тут же мысленно стукнула себя по лбу. — меня вылечили — я здорова, как лошадь. Врачи сказали, что еще бы неделя или две, и не сидеть мне с тобой сейчас здесь. — мягко прищурившись, Ставрович вдруг о чем-то задумалась, и, словно вспомнив нечто важное, стала искать что-тo в рюкзаке. Ульяна с интересом рассматривала оголенные плечи женщины, как двигается под тонкой бледной кожей каждый мускул, и ей невероятно захотелось прощупать все в отдельности, узнать, как устроен организм той, от которой она без ума. Рассмотреть каждую татуировку, узнав из уст женщины смысл всякой из них, и провести рукой, заставляя кожу Дарии покрыться гусиной кожицей от холодка пальцев девушки. Уля шумно сглотнула.       Пришла в себя Киселева, только когда Даша наконец достала то, что было нужно. В ее аккуратных ладонях белый плотный конверт, который она решительно протянула Уле.       Ульяна вдруг четко поняла, что в этом конверте, и что взять это она, конечно, не может! То, что сделала Даша — позволила любить себя — гораздо дороже, чем все деньги мира. Безумно влюбившись, Ульяна не видела никого, кроме Дарии. Для нее эта женщина была жизненно необходима и присутствие той здесь — уже награда сама по себе. Киселева замахала руками, удивленно смотря на конверт: девушка не в силах взглянуть Даше в глаза. — Что Вы! Я же обещала Вам и Игорю не взять ни гроша! Вам должна была помочь моя мама, а не я, поэтому оставьте эти деньги, пожалуйста, себе, Вам они понадобятся на восстановление здоровья! — Ульяна отрицала бы все и дальше, если бы Ставрович обезоруживающе не улыбнулась и, произнеся ласково: «Дуреха.», — не взяла руки Киселевой в свои и не вложила в них конверт. Вот так просто, без лишних споров и убеждений. Почувствовав кожу Даши, Ульяна ощутила вдруг, как что-то кольнуло под сердцем приятной сладкой болью. Руки пылали в огне, как и щеки: так пылают они у сумасшедших, когда те находят объект своих вожделений. Да, ее любовь была поистине безумной, ненормальной. Может, из-за того, что идол был так близко и одновременно безбожно далеко, а может, из-за желания вкусить сочный запретный плод, нарушить все устои и правила, полюбив запрещенной любовью. Этого не знала даже сама Ульяна. В одном она была уверена точно — никогда в жизни Киселева не полюбит никого так сильно, как Дашу. И это сводило ее с ума еще больше.       Опустив глаза на руки Дарии, Уля с удивлением заметила, что они самые обычные: аккуратно подстриженные, ровные ногти, без всяких лаков и косметических средств; слегка утолщенные суставы, из-за чего пальцы казались неровными и стертыми тяжелым многолетним трудом; синие венки проступали из-под бледной кожи, их можно было без труда прощупать и разглядеть узорчатые сети артерий и вен. Обычные руки, но Ульяну они приводили в дикий детский восторг. — Игорь не пустит меня домой, если ты не возьмешь плату. Ему совестно, что он тогда повысил на тебя голос, просто Лобанов не думал, что ты сможешь помочь. Он обычно не верит гадалкам, а тут…ты просто сломала его мозг!        Даша вдруг засмеялась негромко, приглушив свой голос. Показались из-под растянутых тонких губ ровные красивые зубы. Комок, который вновь пыталась сглотнуть Ульяна, застрял в горле и не давал ей нормально дышать. В ней все идеально. До мелочей. — Так что спасибо тебе. От всей души. — Ее улыбка была самой простой, человеческой, без всяких вложенных глубоких чувств, однако она стала самой прекрасной и запоминающейся в памяти Ульяны. Даша убрала руки и сложила их в замок перед собой.- Меня, кстати, Даша зовут. — Ульяна, — дружелюбно ответила девушка, кивнув головой. Она сбросила мутную рябицу со своего взгляда и трезво глядела Дарии в лицо. Нужно просто насладиться парой быстротечных минут, не забивая голову. — Очень приятно познакомиться. К слову, — подняла указательный палец Ставрович и стала копаться в рюкзаке, вновь что-то ища. Это оказались листочек и карандаш. Женщина незамедлительно написала нечто, что Уля не смогла разглядеть. Девушке было интересно наблюдать, как Даша выводит символ за символом, вытащив от усердия кончик языка и прикусив его, словно это последняя записка в ее жизни, и только по ней будут судить о Дарии потомки. На удивление Ульяны, женщина написала свой контактный номер. — Если появятся проблемы, ты можешь звонить в любое время дня и ночи, — и, словно предугадав все сопротивления Киселевой, отметила ненароком: — это меньшее, что я могу сделать, чтобы отблагодарить тебя за второй шанс жить. Женщина вложила и сложенный в два раза листочек в ладошку Ульяны, несильно сжав ее. — Просто помни это, — глядя Уле прямо в глаза, наполненные синевой, прошептала Даша. — Что ж, мне пора идти, — Дария поднялась на ноги, и ее посетило вдруг странное, пугающее желание, чтобы Ульяна прямо сейчас взяла своими тонкими пальчиками край Дашиного топа и, потянув его слегка на себя, попросила остаться, посидеть еще, выпить кофе. Ей это было так нужно, поэтому Ставрович и замерла ненадолго, ожидая, что сделает Ульяна, однако та только потупила взгляд и посмотрела куда-то в сторону. Надежда задержаться в этом пыльном сухом дворе потерпела крах. — Так быстро? — невольно сорвался с аккуратных, девственно чистых губ Ульяны шепот, но не просьба остаться. Даша улыбнулась кончиками губ и прищурилась: — Меня уже ждут, Ульяна. Мы еще обязательно встретимся.       Ставрович, ощутив порыв души, обняла девушку и, поблагодарив ту снова, самостоятельно отворила калитку и скрылась из виду. Она предпочла уйти быстро, чтобы не думать о том, каким печальным глубоким взглядом провожала ее Киселева.