To change

Юнги живёт в квартире, доставшейся ему от бабушки, и на самом деле жалеет, что не забрал у матери дубликат ключей. Потому что эта женщина постоянно врывается в самое неурочное время, начинает читать какие-то глупые нотации, заставлять что-то делать, что-то ей отвечать или, что ещё хуже, оправдываться. Юнги никогда ни перед кем не оправдывался и оправдываться не собирается. Поэтому каждый приход матери в квартиру заканчивается ссорой. Юнги ведь не идеальный. Замкнутый, хмурый, нелюдимый, язвительный, смотрящий на всех свысока. Скупой на проявление эмоций, ленивый до крайности, любящий только сон и тишину вокруг. - В твоём возрасте уже жениться пора, а ты всё дурью маешься. Хоть бы на один обед к нам домой пришёл. Дочка моей подруги частенько на чай заглядывает. Познакомился бы, остолоп. Юнги не хочет ни с кем знакомиться. Не хочет идти ни на какие обеды, не хочет выслушивать «Юнги всегда такой хмурый, не обращайте внимания». Какого чёрта его мать тогда каждый раз почти за руку тащит на очередные посиделки, если «не обращайте внимания»? Но мать продолжает нудить над ухом, и Мин не выдерживает однажды. Девушка была милой и приятной на внешность, но улыбалась слишком стеснительно и мило, комкала края юбки слишком часто и вообще была настолько Белоснежкой или какой-нибудь Золушкой, что Юнги мутить начало уже от одного только взгляда на неё. Юнги не выносит людей, пытающихся цеплять на лицо маски. Хотя нет, не так. Юнги вообще не любит людей. А уж тех, из-за кого зона его комфорта теряет свой комфорт, как бы глупо это не звучало, и вовсе ненавидит. - Дорогой, что ты как в рот воды набрал? Скажи хоть что-нибудь, - недовольно ворчит мать. Она опять им недовольна. И виновата во всём этом краснеющая девица, сидящая напротив и кидающая на него мимолётные заинтересованные взгляды. Не было бы этой девчонки, мать бы не ныла и не потащила на это чаепитие. Юнги бы лежал в своей постельке, слушал музыку и наблюдал в окно за темнеющим небом. - Не могу внятно говорить, когда чужая нога нажимает на мой член, - выдаёт Юнги, и мать давится чаем. – Эй, как тебя там? Ты не в моём вкусе, поэтому можешь хоть дыру в моих штанах протереть, у меня не встанет. Девушка вспыхивает алой краской и лепечет что-то о том, что ничего не делала, не понимает, что происходит, а мать и слова вымолвить не может, лишь смотрит огромными глазами. И не на девушку, а на Юнги. И Мин бесится. Потому что взгляд матери так и кричит «даже если она и делала что-то столь недопустимое в моём присутствии, ты не должен был об этом заявлять во всеуслышание и ставить её в неловкое положение!». Ну охуеть просто. - Чай был ужасен. Ненавижу шоколадные кексы. Провожать меня не надо. Юнги покидает родительскую квартиру, прихватив с собой дубликат от своей норки, и лелеет надежду, что уж после такой-то вопиющей выходки от него отстанут. Но нет. Звонки на телефон, сообщения, стояние под дверью с пальцем на дверном звонке. Несколько раз приходила мать, пару раз отец, один раз – эта самая девчонка, имя которой Юнги опорочил. Дверь парень не открыл ни разу. А после навязчивые посетители отстали. Юнги – мизантроп. Он ненавидит находиться в толпе, ненавидит ездить в общественном транспорте или спускаться в метро, ненавидит ходить днём по магазинам, когда там очереди без конца. Ненавидит и не ходит, не общается, не касается, не слушает и сам не пытается говорить. Потому что общество – пустое слово, подразумевающее под собой кучку почти одинаковых кусков мяса. Глупых, жалких, не стоящих внимания. И нет, Юнги не считает, что уж он-то особенный в отличие от других. Нет, он такой же кусок мяса. Просто в общей тарелке ему слишком мало места, и он нашёл другую. «Ты наверняка развлекаешься там, наверху. Смотришь на нас, таких глупых и жестоких, безрассудных, уничтожающих всё вокруг, друг друга и себя самих изнутри. Смотришь и смеёшься, гадаешь, как далеко мы сможем зайти», - думает Юнги, глядя на вечернее небо. Бог, если он есть, представляется ему сопливой девчонкой, играющей в последнюю версию «Sims» на компьютере. Девчонка от монитора не отрывается, создаёт свои города и страны, населяет их людишками, а дальше пускает всё на самотёк, иногда лишь нажимая на кнопочки клавиатуры. Иногда девчонке становится скучно, и она уходит поиграть в другие игры, оставляя свой мирок в одиночестве. И тогда персонажи начинают сумасбродничать, устраивают войны, взрывают бомбы, скидываемые на города. А потом девочка возвращается, охает и ахает, кое-как наводит порядок, и людишки продолжают жить. Юнги думает о том, что девчонка эта если и заботилась поначалу о своих двуногих «питомцах», то после перестала, ведь их стало так много. Так что эта малолетка точно не знает о существовании какого-то там Мин Юнги. Все они, в том числе и сам Юнги, просто пешки в чужой игре. Юнги не верит в дружбу, потому что её нет. А как можно верить в то, чего не существует? Вот Юнги и не верит. Люди, называющие друг друга друзьями, просто пользуются полученными с этим словом привилегиями. Из серии «вы перешли на новый уровень, теперь вам доступна новая функция». Занять денег, попросить совета или помощь, напроситься на совместную прогулку или поход в кино. Люди часто начинают разговор с «ты же мне друг?», после чего идёт какая-то просьба или предложение, которое Юнги обычно слышит как «потрать своё время и внимание на помощь мне, я такой никчёмный, справиться сам не могу». Юнги не любит тратить на кого-то время кроме себя самого. Во-первых, с какой стати? Он не мамочка и нянька, чтобы разгребать чужие проблемы. Во-вторых, чаще всего, когда оказавший помощь просит её в ответ, то получает лишь сухое «прости, своих дел и проблем навалом». Типично и предсказуемо. А предсказуемость Юнги тоже недолюбливает, потому что из-за неё жить становится совсем скучно. - А ты живёшь что ли? – как-то спросила мать, кидая на него очередной недовольный взгляд. – Лежишь на своём диване и пыль собираешь, как вещь на полке. «На удобном диване и с мягкой подушкой под головой и с наушниками в ушах. Если я и вещь, то очень счастливая. Смахни с меня пыль и оставь уже в покое. А лучше просто оставь в покое», - крутилось в тот момент в голове Юнги. Парню плевать, живёт он или существует. Зачем обозначать это каким-то словом? Ему хорошо и комфортно, и это единственное, что важно, единственное, что имеет значение. Юнги никогда не задумывался о том, чтобы завести себе девушку. И дело тут даже не в мизантропии или нелюбви к женскому полу. Просто… Зачем? Ему хорошо в своём одиночестве и независимости. Ему не надо куда-то с кем-то ходить, потому что «так надо». Ему не надо ломать голову над тем, что подарить своей девушке. С какой радости он вообще должен ей что-то дарить? Ах, да. Ведь так надо. Ему не нужно водить её по кафе и ресторанам, кормить мороженым, платить за неё, тратя собственные кровно заработанные деньги и при этом уверять, что «нет, ты очень красивая, не толстая, и лишний шарик мороженого не отложится целлюлитом на твоих ляжках». Юнги бы и не стал такого говорить и плевать, что так надо. Юнги бы честно сказал, что от обилия съеденного сладкого она прыщами покроется. И что нужно бы умерить аппетиты, потому что у него кошелёк не резиновый, а деньги он не на машинке дома печатает. Воображаемая девушка на подобное обращение обзывала хамом, давала пощёчину и уходила, а после ещё покрывала ругательствами и хваталась постоянно за телефон, ведь «да когда же он уже позвонит и извинится». Юнги бы не позвонил. Может, поэтому у него и нет девушки, что воображение рисует подобный сценарий, и тошнота к горлу подкатывает? Да плевать на самом деле. У Юнги есть своя квартира, работа, пускай и не прибыльная, но спокойная, есть любимая музыка. Больше Юнги для счастья ничего не надо. Ничего и никого.

To be continued...