Новый Свет

А в это время Байльшмидт томился в ожидании известия от ведьмы. От скуки он наблюдал за отплытием русского царя в Пиллау. И даже сам съездил туда - посмотреть, как Пётр палил из пушек по мишеням, стоя в раскачивающихся качелях. Затем, вернувшись в Кенигсберг, Гилберт засел за просмотр дипломатической почты, выбирая на ком из воплощений провести испытания зелья. Выбор был большой - всех своих врагов Пруссия всегда аккуратно записывал в чёрный список. Потом, чтобы хоть как-то отвлечься, Гилберт вновь советовался с дворцовым астрологом. Звёзды по-прежнему сулили ему удачу и благополучие. Чего нельзя было сказать о Польше и Литве. Об этом же говорили и карты для гадания, значение которых Байльшмидт старательно пытался разгадать при свете свечи по ночам. Все результаты и выводы Пруссия хранил в отдельной папке. Как и досье на Людвига, которому судьба сулила победу в очередной войне*, но затем предрекала какие-то изменения в жизни. Это был хороший знак для Пруссии... Вернее, он очень хотел так думать. Гилберт и это подробно записал в свой дневник. Уже исписанную стопку таких дневников он тщательно прятал в крепком дубовом шкафу, запирая на ключ. Так минуло четыре дня с посещения Кошачьего ручья, но ворона от старухи всё ещё не было. Гилберт даже отправил соглядатаев к её дому, но и они не сообщали ничего нового. Барбара делала обычные покупки в ближайшей харчевне, ходила на рынок, копалась на грядках в огороде. Из трубы дома вечерами поднимался дым, а в окошке допоздна мерцал свет свечи. Ничего подозрительного... Только во вторую ночь с городского кладбища поднялась стая ворон и направилась на север. Но кто же будет обращать на это внимание. Поэтому соглядатаи Байльшмидта и не заметили, как с крыши дома взлетел большой чёрный ворон, и тут же затерялся среди пролетавших птиц. А Пруссия продолжал ждать... Делать это он умел, выработав в себе поистине стоическое терпение. И всё же настроение его с каждым днём всё больше портилось, как и погода. Солнце бледной кляксой едва просвечивало сквозь бегущие облака, а по ночам часто накрапывал мелкий дождик. Но каждый вечер, тяжёлой рыцарской поступью, затянутый в чёрный атласный камзол с большими красными обшлагами на рукавах и позолоченной тростью в руках, Гилберт отмерял шаги по крытой анфиладе вдоль стен Кенигсбергского замка. Солдаты караула замирали, как изваяния и боялись даже дышать, когда он проходил мимо. А слуги прятались, пугаясь его кровавого взгляда и избегая лишней встречи с этим странным сумрачным альбиносом. Хотя и знали его столько, сколько здесь жили. Он был сродни местным привидениям, но этим и пугал, ибо был воплоти. Кроме того - в фаворе у курфюрста, имел высокое положение при дворе, влияние, власть и богатство. И, что ещё хуже, был их господином. А Гилберт, твёрдо сжимая ладонью изумрудный набалдашник трости, казалось, ни на что не обращал внимания, вышагивая коваными ботфортами по каменным плитам. Иногда он поднимался на самый верх угловой башни и долго всматривался через подзорную трубу в сторону Мельничной плотины. И не догадывался, что зелье было уже давно готово. Но старая ведьма, опасаясь подвоха, просто решила подстраховаться и послала своего ворона сначала к Ивану. Брагинского она знала ещё со времён своей жизни у царевны Софьи. Иван однажды тоже пользовался её услугами и заплатил тогда весьма щедро. Затем Барбара отказалась готовить яд, которым Софья намеревалась отравить Петра. И, более того, ища покровительства, рассказала об этом замысле Ивану. И именно Брагинский после этого спас Барбару при заточении правительницы Софьи в Новодевичий монастырь. А затем снабдил деньгами и помог бежать от церковного преследования в Польшу, откуда она и попала в столицу Пруссии. Теперь же она вновь рассчитывала заручиться его поддержкой. Заказ Байльшмидта на зелье способное управлять, а, возможно, даже и убивать воплощения её сразу насторожил. Но она его сделала. А значит, теперь была опасна для Пруссии. И потому доверять этому воплощению у неё не было ни малейшего повода. Да, Пруссия дал ей кров и деньги, но было бы глупо не учитывать его возможного коварства... Она бы поступила именно так. Рассказав о зелье ещё одному известному ей воплощению, Барбара надеялась получить этим хоть какие-то гарантии безопасности. А заодно и подзаработать - продав Ивану часть препарата или свои услуги по его изготовлению. Пожирателей Душ на том свете было ещё много... Даже само знание рецепта сулило старой ведьме возможность выйти на другие воплощения и получить плату ещё и с них. А значит, обеспечить себе безбедную жизнь, с достаточным влиянием и властью войти в сообщество местных ведьм. Когда же её ворон вернулся, выполнив поручение, и с монетой в клюве, полученной от Брагинского, Барбара, естественно, захотела получить и тысячу золотых, обещанных Пруссией. И тут же послала птицу с известием в Кенигсбергский замок. Теперь ей оставалось лишь рассчитаться с Байльшмидтом, а затем дождаться приезда русского посольства и найти там Ивана. А Гилберт всё продолжал ждать. На четвёртый день ожидания, после обеда, он сидел в своей комнате, разбирая бумаги, когда в распахнутое окно влетел большой чёрный ворон. Сев на стол и сверкнув золотым ободком выпуклого глаза, он громко каркнул, выронив из клюва свёрнутый в трубку клочок бумаги с единственным словом: "Сделано". Байльшмидт сразу понял от кого это, особенно, когда ворон проскрипел клювом: — Плата за доставку - один золотой. Усмехнувшись, Гилберт бросил птице монету. И тем же вечером, несмотря на ненастную погоду, вновь отправился пешком к знакомому дому на Кошачьем ручье. — Сначала я хочу убедиться, что оно действует, — Сказал Байльшмидт ведьме, получив от неё заветный зелёный пузырёк, наполненный мелкими чёрными зёрнами. Барбара, фыркнув, пожала плечами: — Это дело ваше, высокий пан. Но надеюсь, что не на мне? Я работаю без обмана... — Вот пятьсот золотых, остальные получишь, когда я всё проверю, — Бросил он ей мешочек с громко звякнувшими монетами, а на его безымянном пальце кроваво блеснул алмазной гранью массивный золотой перстень Великого магистра. Возвращаясь в замок и вспоминая слова ведьмы о свойствах зелья, Байльшмидт решил для начала провести испытания на ком-нибудь из людей. Так, просто ради забавы и тренировки... Да и иметь сильный яд в запасе - никогда не лишнее. "Достаточно одной крупинки", — Навязчиво крутилось в его голове: "Забавно, как это будет для простого смертного? Проходя мимо капеллы Девы Марии и трапезной госпиталя, Гилберт заметил ужинавшего там знакомого карлика. Одного из проныр - не в меру любопытного. И которого он частенько замечал ошивающимся возле своих апартаментов. Мысль пришла сразу. Поднявшись к себе, Гилберт засыпал зелье в тайное устройство перстня и вновь вернулся в трапезную. На свою беду, карлик был всё ещё там и уже изрядно пьян. А Байльшмидт взял у буфетчика рейнского и незаметно вышел. Затем всыпал одну крупинку яда из перстня в горлышко бутылки. Яд тут же бесследно растворился. Гилберт понюхал, но уловил лишь обычный винный запах. Возник соблазн сделать глоток, чтобы проверить вкус, но он удержался. Сначала надо было проверить зелье на недомерке. Эксперименты над собой Пруссию мало привлекали. Хотя перспектива провести ночь в нужном чулане весьма развеселила, напомнив времена Крестового похода. Когда он был ещё простым мальчишкой-оруженосцем при рыцаре, попавшим с ранением в монашеский Госпиталь. Именно там, заболев кишечным жаром*, Гилберт умер от кровавого поноса, вместе со своим господином и многими другими рыцарями. А очнулся уже воплощением... Но про эту свою "героическую" гибель он никогда и никому не рассказывал. Между тем, дождавшись, пока карлик выйдет, Байльшмидт будто случайно столкнулся с ним во дворике, выйдя из-за угла. И тут же предложил выпить — для согрева в столь промозглый вечер. Было пустынно и почти темно. С низкого неба моросил мелкий дождик, и лишь отсветы масляных факелов блестели на мокрой брусчатке. Уже изрядно хмельной карлик расплылся в довольной улыбке. Взяв протянутую ему бутылку, он сделал большой глоток... И словно удар неслышимого грома поразил его тело. Изо рта, носа и даже ушей повалил дым. Вылезшие из орбит глаза налились кровью, но тут же побелели, остекленев на лице в жуткой гримасе. Казалось, он зажаривается изнутри... Это было заметно по быстрым языкам голубоватого пламени, острыми иголочками проступившим через его кожу, но совершенно не опалявшими одежду. Гилберт даже зажмурился от такой неожиданной вспышки света и опасливо огляделся - нет ли поблизости ненужных свидетелей. Но всё было тихо и он лишь успел подхватить бутылку из обуглившейся руки, когда тело карлика навзничь рухнуло на землю и тут же сдулось, как тряпичная кукла. Его одежда, будто пустой мешок, опала вниз, а кожа осыпалась пеплом, почти мгновенно лишившись наполнявшей её плоти. — Donnerwetter!* — Только и смог воскликнуть Байльшмидт, добавив следом более крепкое выражение. Пробовать на вкус содержимое бутылки ему теперь совершенно расхотелось. "Очень хорошо", — Подумал он, крепко запечатывая пробкой горловину: "Людей это вино просто сжигает заживо. Надо сохранить - пригодится". Хотя он никогда не жалел средств для своих целей, расточительство не было его привычкой. Так же, как и лишняя трата людей. Они для него служили просто расходным материалом. К тому же, при небольшой заботе, быстро восполняющимся. А карликов за людей он вообще не считал... Поэтому, поворошив ворох ещё дымящегося тряпья кончиком трости, Гилберт остался вполне доволен получившимся результатом проверки зелья. Опознать превратившееся в пепел тело или заподозрить убийство, а тем более причастность к этому Байльшмидта, было совершенно невозможно. Люди пошумят, посплетничают, как обычно, а потом, скорее всего, решат, что недомерка убило молнией - такое ведь иногда случается... С этими мыслями и в весьма приятном расположении духа, Гилберт ушёл к себе и тщательно записал все события насыщенного вечера в свой любимый дневник. А на следующий день, в час второй утренней стражи, запряжённая четвёркой белых лошадей большая чёрная карета с золотым прусским гербом и цветным плюмажем на крыше, выехала из Кенигсбергского замка на юго-восток, направляясь по торговому тракту к Растенбургу. Гилберт Байльшмидт вёз дипломатическую почту в Варшаву, пожелав навестить с дружеским визитом своего бывшего сюзерена Феликса Лукашевича - воплощение Польши. И уже окончательно укрепившись в желании испытать именно на нём ведьмино зелье. Не убить, нет - просто испробовать свойство подчинения. Хотя и отравить его до смерти было большим соблазном... Но это вряд ли бы получилось - в такую силу зелья Байльшмидту не верилось... Да и убивать воплощения таким способом ему совершенно не хотелось. Основной целью для него по-прежнему оставался Людвиг. И зелье тоже не должно было его убить - только ослабить и отнять силы, превратив в малоразумного ребёнка и подчинить воле Байльшмидта. Потому что, по мнению Пруссии, этот толстый переросток и так был большим недоумком и совершенно бездарно и незаслуженно распоряжался славой и величием имперской власти. Истинная Германская империя должна быть совсем иной. И Гилберт не сомневался, что стать таковой она сможет только под его руководством. Именно для этого и надо было превратить Людвига в ребёнка, а затем лишь правильно воспитать его... Но до этого, после испытания на человеке, зелье теперь требовалось опробовать и на воплощении. После долгих размышлений, Байльшмидт всё-таки выбрал поляка. Хотя вначале он хотел дать его иудею Агасферу, как раз тоже жившему сейчас в Варшаве. Этот бродячий еврей был воплощением Израиля. Потеряв свою землю, он уже много столетий, кажется, ещё со времён Рима, ошивался по всей Европе, повсюду наплодив своих людей. И особенно в Польше. Отчего считал Феликса уже чуть ли не своим данником, крепко опутав его залогами и кредитами. Гилберт тоже однажды едва не попался на эту удочку... Случилось это лет триста назад. Орден тогда много воевал с язычниками и Байльшмидту срочно понадобились деньги для организации очередного похода. Он рассчитывал получить большой навар с предстоящего грабежа. Вот и обратился за ссудой к Агасферу, появившемуся в его владениях. Тот охотно дал, но под условие вернуть в два раза большую сумму и ещё потребовал в залог рыцарский меч Гилберта. Делать было нечего - пришлось согласиться. И тут еврей, хитро прищурившись, предложил Гилберту вернуть половину долга прямо сейчас - пока есть деньги, а то ещё неизвестно, как там дело обернётся. Да и отдавать придётся в два раза меньше. В этом был резон и Байльшмидт отдал Агасферу всю, только что полученную от него, сумму. А когда вернулся к себе в замок, то понял, что не имеет ни денег, ни оружия, да ещё и остался должен хитрому жиду. И главное - всё было правильно! Это Гилберта тогда так взбесило, что поход он устроил уже против Агасфера - в еврейском погроме отобрав и свой меч, и деньги. А самого посадил в телегу и приказал слугам выгнать прочь, всю дорогу до границы щёлкая бичами над его головой. Затем он вписал иудея в свой чёрный список личных врагов. Вот поэтому, действительно, первым делом Байльшмидт и подумал испытать зелье на еврее. Но затем засомневался - вдруг опять опутает и, чего глядишь, обхитрит проклятый сквалыга... Да и к чему он мог его принудить? Только прыгнуть вниз с крыши?! Это было бы, конечно, весьма приятным зрелищем, но всё же и пустой тратой зелья. Вот из-за этого Феликс Лукашевич и стал для испытания более подходящей кандидатурой. И прежде всего потому, что вызывал у Пруссии чувство не только глубокого презрения, но ещё и жгучего желания мести. Хотя это Байльшмидт чувствовал ко всем прочим соседям-воплощениям, в частности, к Литве, но к Польше - особенно. После унии с Толисом, Лукашевич был главным в Речи Посполитой. И именно он должен ответить за весь гадюшник, случившийся с Тевтонским орденом. За все унижения и поражения Байльшмидта. Сначала он - затем все прочие... Не зря ведь все последние годы - все сорок лет независимости, Пруссия потратил на разработку своего плана. "С этого начнётся моё великое возрождение", — Мечтал Байльшмидт, качаясь в, подпрыгивающей на ухабах, карете: "Ничего, придёт время, и я раздавлю их всех... И заставлю Феликса лизать мои сапоги!" "Просто убить ядом воплощение - это слишком примитивно и как-то даже не по-рыцарски", — Продолжал рассуждать Пруссия: "И не эффектно для настоящей великой мести. Может и не умрёт вовсе, или возродится? А огрести за это можно по-полной... Нет! Терпение... Надо набраться сил, а потом уничтожить страну в открытом бою - истребить его людей, растоптать и унизить. Вот в чём истинная месть". А для этого надо действовать по плану, не отклоняясь - чётко и последовательно. Без лишних эмоций. Сейчас поляк был ему нужен - для устранения шведа. Но сначала надо втравить в войну Брагинского. Феликс слаб, но ненавидит турка, так же, как и Иван. Их союз напугает Османа и позволит сосредоточить все силы на Бервальде. И пусть они грызутся, ослабляя друг друга... В любом случае, это надолго отвлечёт их, пока он не решит проблему с Людвигом. * * * * *- в последней войне: война Аугсбургской лиги (1688 -1697гг.) *- заболев кишечным жаром: дизентерией. *- Donnerwetter (нем.): Гром и молния.