Новый Свет

Резвые польские кони, возвращаясь знакомой дорогой, весьма быстро мчали карету к Дворцовой площади. А Гилберту пришлось несколько раз поднимать с пола, сползавшего на ухабах и продолжавшего мирно спать, Райвиса. В конце-концов, Латвия просто улёгся на сидении, поджав ноги и положив голову на колени пруссака. Его локоны растрепались, длинные ресницы сонно трепетали, а на бледных щеках проступили ямочки - Галантис чему-то улыбался во сне. Его вид весьма растрогал Байльшмидта. Он даже немного пожалел, что тоже напоил его зельем. Остальные это заслужили, и Гилберт остался вполне доволен получившимся результатом. Латвия же, как вассал Шведа, был здесь всего лишь в качестве заинтересованного наблюдателя. Да и как подопытный для испытания действия яда на воплощения оказался бесполезен. Он всё время спал и был настолько пьян, что по его реакциям было совершенно непонятно, подействовало ли на него вообще это ведьмино зелье. "Эх ты - птенчик..." — нежно подумал Пруссия, плотнее прижимая Рависа и накинув на него свой плащ, — "Правильно назвал тебя Феликс. Птенчик и есть! Ливонский орден Меченосцев - давний союзник и друг в славных начинаниях..." И, невольно, как недавно на пикнике Польша, Гилберт тоже погладил волосы Латвии, тихо прошептав: — Помнишь, как мы мечтали вместе покорить все эти земли? А всё почему-то сложилось иначе... Не повезло... Но я это исправлю, обещаю! Я создам из Германии настоящую империю и приведу её сюда. И тогда посмотрим, чья возьмёт! Я стану Великим - и ты будешь со мной. От этих мыслей глаза Гилберта вспыхнули, а его взор устремился в мечтания о грядущих победах... Но тут карета резко качнулась, так что Пруссия чувствительно приложился ухом о стенку, едва не свалившись вместе с Райвисом на пол. Послышалась громкая польская ругань кучера и, под ржание лошадей, экипаж остановился. А снаружи донёсся шум многих орущих голосов. — Ну-ка, птенчик, подвинься немного, — в сердцах сказал Гилберт, потирая ушибленный затылок и снимая голову Галантиса со своих ног, — Дяде Гилю надо найти своих слуг, пока мы не застряли здесь на всю ночь. — Это Рига? — приоткрыв один глаз, пьяно пробормотал Латвия, — Я хочу ночную вазу... И отнесите меня в мою кровать... Байльшмидт хотел ответить ему о том, где он, и куда его надо отнести, но увидев, что Райвис снова спит, только молча натянул по самые брови свою шляпу с перьями. Накинув плащ, он вылез из кареты и, как оказалось, весьма вовремя. Ибо всё затем последовавшее, позволило ему быстро найти и забрать своих людей. А увидел он вот что: под холодный перестук клинков и крики возле распахнутых дверей большого трактира шла дуэль на шпагах - больше всего напоминавшая обычную драку. Байльшмидта даже едва не сбила с ног какая-то толстая старуха в развивающихся длинных юбках и белом чепце, с огромной плетёной корзиной в руках пробежавшая мимо. Увернувшись, он рассмотрел толпу зевак, то расступавшихся, то вновь обступавших дерущихся. А ещё Пруссия увидел своего кучера и двух гренадёров, на которых зло наседали пятеро или шестеро усатых, бритых наголо, пьяных шляхтичей с саблями в руках. Не раздумывая, Гилберт выхватил шпагу и, в развевающемся чёрном плаще, ринулся в самую гущу схватки. Несколькими ударами клинка (с оттягом, пониже спины) и пинками кованых ботфорт он раскидал оторопевших от его появления нападавших, приказав своим людям быстро прыгать в карету и трогать... В любой момент могла подоспеть городская стража или конный патруль, а разбираться с властями в местной караулке ему совершенно не хотелось. Да и светиться лишний раз, тоже... Гилберту сразу представилась ухмылка Феликса по этому поводу. Лишь отъехав на пару кварталов и свернув в ближайшую подворотню, Байльшмидт велел остановиться. Отпустив перепуганного польского кучера, сразу задавшего стрекача вдоль улицы, Гилберт спросил у своих слуг о причине драки. Выяснилось, что они, выполняя приказ, вполне культурно отдыхали в трактире, дожидаясь его возвращения. И им всем, а особенно кучеру, приглянулась молодая бойкая подавальщица, как оказалось - жена трактирщика. Весьма симпатичная и милая, а вот её муж показал себя малым чрезвычайно ревнивым и несдержанным. Пришлось его немного урезонить. Потом оба гренадёра решили ненадолго отлучиться в, находящийся напротив, бордель. А кучер остался купить провиант. Вот тут трактирщик и напал на него, позвав ещё и своих дружков. Как понял кучер - они решили его убить, а заодно и ограбить. Ему ничего не оставалось, как защищаться. Услыхав крики, гренадёры тоже выскочили на выручку. Завязалась драка. Кучер был зол от такого коварства, а гренадёры просто в бешенстве, потому что их прервали на самом интересном моменте. Убивать никого не хотели - только, может, слегка покалечить. А вот трактирщика хотелось использовать, как последнюю шлюху... — Но тут к ним добавилось ещё трое! — с обидой воскликнул кучер, — Хвала небесам, что вы, хозяин, вовремя появились! В этот момент из окна кареты высунулась улыбающаяся голова Райвиса: — А вы знаете, куда деваются все шлюхи? - И, посмотрев вокруг светлым лазоревым взглядом, победно констатировал, — В Ригу. Поехали ко мне - я вам таких шлюх покажу! — Ладно, поехали... — добродушно хохотнул Пруссия, у которого к своим людям вопросов больше не было, — Провиант купим по дороге. Надеюсь, деньги остались целы? — спросил он у кучера, уже взбиравшегося на козлы. Тот в ответ утвердительно кивнул. Гилберт, приобняв счастливо улыбающегося полусонного Райвиса и захлопнув дверцу, вольготно откинулся на сидении. — Едем, птенчик, едем... — и он снова взъерошил светло-каштановые локоны Латвии, задумчиво рассуждая вслух, — Ты к себе, а у меня ещё дела есть дома... А потом, попозже, обязательно в твою Ригу загляну. Не грусти, Райвис - будет и у нас праздник... Прусские гренадёры запрыгнули сзади на закорки, щёлкнули вожжи и четвёрка великолепных гнедых рысаков из польской королевской конюшни стремительно понесла экипаж из Варшавы по северному тракту, вдоль берега Вислы. А следом, привязанная длинной шлейкой, рысцой семенила пегая кобылка Галантиса. К Закрочимской переправе подъехали уже в сумерках. Здесь весь берег был заставлен телегами, каретами и возками. Кудахтанье кур, хрюканье свиней, блеяние овец и ржание лошадей густо смешивалось с людским гомоном. Среди пестреющих палаток горели костры, сытно пахло жареным мясом и кашей. Люди, дожидаясь парома, торговали и спорили, ругались и пели песни, пили и веселились, устроив на берегу настоящую ярмарку. Гилберт приказал свернуть чуть в сторону и расположиться в отдалении - на песчаной косе, поросшей плакучим ивняком. Кучер с гренадёрами были посланы купить съестного, и вскоре веселый костёр осветил походный бивуак над чёрной гладью Вислы. Путешественники расставили закуски и сами уселись на вязаной цветной кашме. Жареный на вертеле каплун стал прекрасным ужином и закуской к двум бутылкам из ящика с шампанским. Одну Пруссия отдал слугам. А другую выпил на двоих с вновь проснувшимся и начавшим трезветь Райвисом. В этом состоянии лифляндец становился хмурым и пугливым. И своими заморочками мог вытрепать нервы любому. Лучшим лекарством от этого была выпивка, тем более, что после истории, рассказанной Латвией о своём детстве, не налить ему было бы уже просто бесчеловечным грехом. Однако, когда пенный фонтан, с громким хлопком отбросив пробку, заполнил кубки, Галантис с подозрением понюхал налитое ему вино. — Знаешь, Гиль...— сказал он Байльшмидту, — Эта французская кислятина вызывает у меня какое-то смутное подозрение... Или, иначе сказать - странные ощущения. Что-то в ней не то... Ещё там, на пикнике у Феликса, после первого бокала, я почувствовал это... Только никак не пойму, что. Латвия, ещё раз понюхав, сделал небольшой глоток и продолжил: — Могу сказать, что оно совсем не крепкое. Ты ведь знаешь, я пил пойло намного крепче. Но в этот раз меня словно по-настоящему выбило из седла. И такие необычные образы и картины вставали перед глазами... — Например? — поинтересовался Байльшмидт, отпив из кубка и с любопытством посмотрев на Райвиса. Он сразу понял, что лифляндец говорит о действии на него ведьминого зелья. А это уже было интересно. Порою в воплощениях просыпались весьма необычные способности - обострялась древняя память, интуиция или умение прозревать будущее. Было похоже, что зелье подействовало на Латвию схожим образом. — Например, я увидел прошлое...— продолжил тем временем Райвис, допивая свой кубок, — Знаешь, я отчего-то точно знал, что это уже прошло. Я увидел мёртвого рыжеволосого паренька, чем-то немного похожего на тебя. Он лежал в кровавом песке у самого края пустыни на берегу моря. Закатное Солнце садилось в пенные волны, а из пустыни наползала тёмная ночь с сияющим в вышине ярким полумесяцем. Гилберт закашлялся, едва не подавившись куском мяса, которым закусывал. Галантис расценил это по-своему, и тут же налил им по новой. Выпили, а Латвия продолжил свои откровения: — А ещё я видел маленького Людвига. Он ловил белых бабочек в каком-то саду с цветущими розами, вместе с медноволосой девочкой. Но что-то странное было в этой девочке, и я как будто протянул к ней руку. Она обернулась и я увидел бледное лицо Феличиано. Так его зовут, кажется... Ну, ты знаешь - этого северного итальянца - воплощения Милана, Венеции или Рима... Не помню точно. Я постоянно путаю. — Да, Феличиано Варгас, — подтвердил Гилберт, — А на юге, в Неаполе, живёт его брат - Романо. Но южанин смуглый, темноволосый и кучерявый, — припоминал Байльшмидт внешность уже очень давно не виденных им братьев итальянцев, — Постоянно нахмуренные брови. Нос с горбинкой и немного резкие черты лица. Ходит всегда неряшливый, со следами пепла от Везувия на щеках. Да и в поведении грубоват... Такого даже во сне с девочкой не спутаешь... — Тогда наверняка это был Феличиано... В женском платье, — продолжил Райвис, — Потому что потом я видел его уже с тобой. Да-да, с тобой, Гил! Вы оба были в какой-то странной одежде с мушкетами в руках. Ты как будто стал великой империей, а этот итальянец был твоим другом. Ты даже почему-то воевал за него, а он постоянно предавал тебя... Мне хорошо запомнилось что это даже было как-то связано с твоим братом. Но Людвиг тогда уже, кажется, отчего-то умер. Не знаю... Бред какой-то... И ещё я видел как младенец, очень на него похожий, сидел у тебя на руках. — Не понял, что там с Людвигом? — резко придвинулся Пруссия, едва не опрокинув в очередной раз наполненный кубок. — Так я и сам не понял, — ответил Галантис, повертев в руке выпитую чашу и, опрокинув её в рот, поймал языком последнюю каплю, — Да и не упомню уже подробно. Знаешь всё было так туманно... И вообще - это же просто странный сон... И вспомнилось из-за этого шипучего вина. Вот сейчас пью - и ничего похожего не происходит... Давай лучше ещё выпьем! Гилберт кивнул на свой недопитый бокал. — Ладно, — тоже кивнул Райвис и потянулся за бутылкой, — Тогда я себе налью. Добьём её, злодейку... Наполнив свой кубок, он отшвырнул прочь пустую бутылку. Когда выпили, Латвия задумчиво уставился на куриное бёдрышко, которое взял, чтобы закусить. — Индюк! - вдруг воскликнул Райвис, — Вспомнил. Я видел индюка. Он лежал в крови, а ты его ел... Но ты ведь знаешь, с кем часто сравнивают Людвига? Лифляндец ткнул бедром в Гилберта, пристально уставившись в него взглядом. Байльшмидт знал: так соседние воплощения да и он сам, с некоторых пор, в шутку называли Священную Римскую империю. Хотя любимыми птицами Людвига, в подражание древнему Риму, всегда были гуси. — А затем ты сложил кости в кулёк и начал качать на руках, — продолжил Галантис, вонзая зубы в сочное горячее мясо, — И в кульке уже был тот самый младенец. — Бред... — задумчиво произнёс Пруссия. — Ну так и я говорю - бред, — весело согласился Латвия, уже сонно кивая головой, — Но скажу тебе по секрету - я магию спинным мозгом чувствую. Она меня отчего-то не берёт, но я её всегда распознаю. И на пикнике у поляка без заклятия не обошлось. Сам-то разве не почувствовал? — удивлённо пробормотал Райвис и добродушно добавил, потянувшись за кубком, — Ты вот, Гиль, например, только не обижайся, в магии ни черта не смыслишь. Тебе надо быть с ней очень осторожным. Но я тебя научу... Вот только сам стану великой империей и сразу научу... Райвис выронил пустой кубок и, засыпая, повалился набок, растянувшись на мягкой кошме возле костра. А Гилберт остался сидеть, задумчиво глядя на огонь. Он чувствовал, как пылают его уши, а в шумевшей голове роятся непроявленные мысли. Смутные ощущения негодования и понимания правдивости последних слов Райвиса мутным комком сжимали грудь. "Дьявол тебя побери, Галантис", — мысленно воскликнул Пруссия, — "Я - Великий! И скоро всем это докажу... Чего не имею - то возьму. Чего сам не могу - других сделать заставлю!" Усмехнувшись, Байльшмидт взглянул на Латвию и поворошил палкой угли, приказав гренадёру подбросить веток в угасающий костёр. "Спи, птенчик: тоже мне, "великая империя", — продолжал думать Гилберт, потрепав голову Райвиса, — Твоё счастье, что ты мне не враг и совсем не опасен. Может я действительно ещё чего и не умею, но обязательно научусь и мы ещё посмотрим, кто есть кто". Пруссия сидел в дрожащем свете пляшущего пламени, а вокруг сгущалась тёплая майская ночь. Распряжённые стреноженные лошади, довольно фыркая, мирно паслись на склоне. Пряные запахи сонных трав, наполненные трелями цикад, соперничали с наползавшим с реки сырым туманом. Где-то недалеко, в лесу, глухо ухала сова. В огненных искрах костра, казалось, взлетающих прямо к мерцающим звёздам, изредка проносились летучие мыши. А в вышине, блистающий чернотой прозрачно-хрустальный купол беспредельного неба, дыша вечностью, сиял россыпью огней, перечёркнутый бледно-жемчужной полосой Млечного Пути. За тёмной гладью широкой реки яркая, почти полная Луна рябым диском низко висела над северным берегом, заливая холодным серебристым светом, поросшие мхом, высокие зубчатые стены и башни Модлинского замка. Задумавшийся Байльшмидт даже вздрогнул, когда рука Райвиса вдруг коснулась его плеча. Латвия странно улыбался, а его распахнутые стеклянные глаза, отражали белый лунный свет. — Пошли купаться! — предложил Галантис, тут же скидывая с ног свои плетёные тапки и стягивая чулки. Вскочив, он быстро сбросил камзол и, прыгая на одной ноге к воде, отшвырнул прочь штаны. Не успел Гилберт подняться, как лифляндец с разбега, оставшись лишь в исподних портках и белой бязевой рубахе, бухнулся в Вислу. — Ю-хуу! Гилберт, вода просто парная... — раздался среди плеска его голос. "Чёрт бы тебя побрал совсем", — ругнулся Пруссия, но тоже с удовольствием скинул тяжёлые ботфорты, зарывая ступни в прохладный речной песок. Однако лезть в реку ему сейчас совершенно не хотелось - он хорошо знал, какой студёной бывает вода в эту пору. Например, его любимая речка Прегель, вот уже два года подряд к утру иногда схватывалась у берега наледью даже в первых числах июня. А ещё он терпеть не мог ила, тины и прочей водной зелени. — Галантис, ты поаккуратнее там, — крикнул он в темноту, — Русалок не распугай... Вылезай - и быстро греться к костру. Давай лучше ещё выпьем! Ответа не последовало, и это сразу насторожило Байльшмидта: чтобы Латвия не отреагировал на предложение выпить? Пробежав по песку вниз по течению, он разглядел недалеко от берега медленно и неподвижно плывущий силуэт в белой рубахе с раскинутыми руками. — Маin Gott! Donnerwetter... — воскликнул Гилберт и рванулся в реку, — Надеюсь, здесь нет водорослей... Вода действительно оказалась холодной, но терпимо. Это было даже приятно, хотя намокший шерстяной камзол и штаны тяжёлым комком потянули на дно. Однако было не глубоко - едва по пояс и, быстро добравшись до Райвиса, Пруссия подхватил его за плечи и потащил к берегу. А Галантис снова спал. — Гиль... — пробормотал он, открыв глаза и уставившись на Байльшмидта, — Вот ты и искупался! Я же говорил, что вода парная... — Идиот! — выдохнул Пруссия, выволакивая Латвию на берег и ставя его на ноги, — Дурак чёртов. Чуть не напугал. Что, к водяному на пикник собрался? — Ха! Я просто смотрел на небо и плыл по Млечному Пути. Ты же знаешь, что Висла впадает в Балтику. Затем, мимо тебя, по морю, недалеко до залива. А там вверх по Даугаве - и я дома... Гилберт уставился на него, разинув рот и не находя слов на такого дебила. Однако мысленно прикинул маршрут. — Хрень полная, — наконец произнёс он, — Отсюда до устья - дней семь плыть будешь. И ещё по морю дней двадцать. Совсем больной, что ли? И, уже расслабленно, рассмеявшись, добавил: — Точно - водяной утащит или сомы по пути сожрут. Шведские рыбаки только твой отмороженный фитилёк и выловят... Райвис тоже залился весёлым смехом. — Ух ты, Гиль! Ты же меня только что спас! — радостно воскликнул он, прильнув к Пруссии всем телом, — Ты такой хороший... За это срочно надо выпить! — Да, я такой - ты это знаешь. А ещё я - великий! — тоже прижимая его к себе, ответил Байльшмидт и снова засмеялся, — Только сейчас немного мокрый... — Это ничего... — прошептал Латвия, — Тебя тоже спасут. И даже после всего - от смерти... — загадочно добавил он. Так они вернулись к костру. И, откупорив новую бутылку, выстрелили пробкой и брызгами шампанского в звёздное небо... Выпили по глотку прямо из горлышка, а потом Пруссия велел одному из гренадёров достать из багажа сухую одежду и положить её в карету. — Может вспомним наши былые дни? — предложил Гилберт, влажно посмотрев в густо-лазоревые и широко распахнутые доверчивые глаза Галантиса. После чего, обхватив Райвиса за талию, Пруссия забрался вместе с ним внутрь экипажа. Белая рубаха и исподнее Латвии, а следом и мокрые вещи Байльшмидта комком полетели на песок. Когда дверь кареты плотно захлопнулась, и рука Гилберта задёрнула занавеску на окне, слуги лишь молча наломали ивняка и, воткнув его вокруг костра, развесили одежду на просушку. За свою службу у хозяина они повидали уже многое. Поэтому, спокойно доев каплуна и допив бутылку, кучер и гренадёры завернулись в плащи. И заснули прямо на песке возле костра - под тихий скрип равномерно покачивающейся кареты...