Only lovers left alive

— Птолемей! — Александр, отложив свиток с отчётом казначея, кивает военачальнику, разрешая сесть. — Ты хотел встречи. — Я хотел поговорить о Гефестионе, — как всегда дипломатично, осторожно подбирая слова, сын Лага внимательно смотрит на Царя, подмечая малейшие изменения на его лице, — пора завершить его погребальные игры. Я знаю, это тяжело для тебя, мы все его любили, он был мне другом. Но костёр давно собран. Все, кто видел его утверждают, что он достоин героя, которому предназначается. Пора. — Нет! — резко, словно отрезав, заявляет Сын Бога. Филе с ним, хоть и появляется только ночью, он рядом, здесь во дворце и Александр не готов обсуждать это. Он не помнит погребальных игр, всех этих соревнований, посвященных его Патроклу. Даже не помнит присутствовал ли на них. Все словно окутано дымом потухшего во всей Персии огня. — Александр, люди шепчутся. Дворец проклят, говорят они. То и дело какого-нибудь служку находят мертвым. — Причем здесь саркофаг Гефестиона? Всё это такая чушь. Я их Царь, какое мне дело до того, что они болтают. Царь царей беспокойно поднимается со своего кресла. — Нет никого могущественнее напуганного человека, ТЫ нас этому научил, — их взгляды встречаются и голубые глаза напоминают полководцу о годах, проведенных плечом к плечу, о том, что его доверие никогда не было предано этим человеком. — Его душа не упокоена, пока костер с телом не сгорит. Он мучается. И мстит, убивая рабов, вот о чём думают и слуги, и чиновники, и македонцы, и персы. — Я услышал тебя, Птолемей. Я подумаю над твоими словами, — вернув себе, утраченное на мгновенье самообладание, Александр снова садится за стол, собираясь вернуться к делам, показывая тем самым, что военачальник свободен. — Это отчёт по делу Антипатра? — с любопытством. — Я ещё не ознакомился с ним, — задумчиво проводя пальцами по свитку, — каково твоё мнение? — Он чист, — царский взгляд, как взгляд орла прикованный к добыче, — Антипатр никогда бы не стал мухлевать с налогами. Так что проверка казны ничего не дала. — Но? — Но я бы не стал списывать со счетов подозрительность Царицы Олимпиады. Его семья богата, им не нужны деньги, чтобы обеспечить себе поддержку солдат в Элладе. — Я понял тебя. — Прошло столько времени, ты всё ещё не назначил хиллиарха. — И ты хочешь, чтобы назначил тебя, — усталая усмешка на лице Царя делает его лицо болезненным или уставшим. А возможно и то и другое. Сын Лага никак не может решить. — Не буду лицемерить, — кивок, — ты хотел бы назначить Кратера, я знаю, но он на пути в Македонию. А в его отсутствие… Между мужчинами повисает тишина. Один чувствует почти осязаемое безразличие к делу всей его жизни. Это безразличие засело где-то внутри, и возможно, если сосредоточиться, можно будет почувствовать где именно и вырезать это чувство, как опухоль. Второй хочет стать самым важным после Царя царей человеком в государстве доселе неведомого размера. — Я уважаю твоё желание. И не вижу никаких причин не доверить тебе эту ответственную должность. Теперь ты… — Александр запинается, заставляет себя вспомнить, что это всего лишь слова, он пережил смерть филе, и тот вернулся к нему сквозь смерть благодаря их любви, чтобы там не решил этот безумный перс у разрушенных стен Персеполиса, — ты моя правая рука. Завтра приказ этот будет объявлен всем. — Ты можешь на меня положится, Александр. — Знаю, — снова усталая улыбка, Птолемей в полупоклоне замечает ее. Недоброе предчувствие рождается где-то в голове и уже через мгновенье разносится по всему телу вместе с желанием усилить охрану Царя.

***

Гефестиону снова приходится ждать. Ожидание заката, ожидание момента, когда Александр останется один. Он настолько напуган, страх за жизнь филе берёт верх над жаждой, которая, затихнув где-то внутри, пускает корни всё глубже в его неестественное тело. Она даст о себе знать. И Воин знает об этом, но не может пересилить беспокойство. Он чувствует сладковатый запах гниения, смерти, яда уже попавшего в тело любимого. Доза мала. Царь наверняка даже не заметил его действия. Пока что.  — Ксандр, — зная, что тот не спит македонец оказывается в опочивальне в тот же миг, что думает об этом, — предатели, Никанор и его брат, Кассандр, позволь мне убить их. Сын Бога бледнеет, но с его губ не срывается ни звука.  — Они подобрались так близко, обманули тебя. Позволь мне быть божественной карой, свалившейся на их голову. Пожалуйста, филе.  — И что они задумали? — Александр никогда не подвергал сомнению слова ближайшего из своих гетайров.  — Они уже делают это! Травят тебя! Я чувствую зловоние их заговора, Ксандр. Этот глупец Никанор подсыпает тебе в вино яд.  — Но я ничего не чувствую.  — В этом и состоит их противный богам план. Маленькими дозами, капля за каплей, устлать тебе дорогу в Аид.  — Значит Антипатр боится, раз начал действовать, — кивая самому себе.  — Не думаю, что он знает.  — Так же, как и Парменион, да? — гримаса горечи застывает на, будто вырезанном из камня, лице.  — Ты действовал так, как того требовала ситуация. Мы все поддержали тебя. Я, Пердикка, Птолемей…  — Птолемей назначен хиллиархом с сегодняшнего дня. Беспомощность этого самого великого из всех мужей бьет Гефестиона поддых, он садится на кровать рядом с Александром.  — Расскажи ему, Александр. О предателях, об убийстве, что они замыслили. Пусть устроят обыск в комнатах всей их семейки. Птолемей поддержит тебя.  — А что если я позволю им отравить меня? У сына Аминтора перехватывает дыхание, хотя ему не нужно дышать. Он не хочет верить в то, что было сказано: — Не могу поверить, что ты можешь подумать о таком, Ксандр! Это наверняка отрава в тебе, это она навивает тебе эти ужасные мысли. — Мой Патрокл мертв. Ведь ты же мертв, Тион! — сын Бога не выдерживает и повышает голос, — Птолемей приходил сегодня и уговаривал сжечь наконец твоё тело. И то, что ты сейчас здесь, смотришь на меня, говоришь со мной. Это сбивает с толку. Каждый раз, когда я вспоминаю, что ты мертв. Ты холоден, как тела тех, кого мы хоронили. Ты знаешь о проклятье. Так чего тогда боишься, зная, что я должен вернуться после смерти, так же, как и ты? Возможно настало время мне выполнить своё обещание и отправится следом. — Он так увлечен, убеждая сына Аминтора. — Нет. Ты не знаешь, о чём говоришь. В конце концов, кому ты оставишь трон? Твой наследник ещё не родился. — Мой бедный сын. — Александр хмурится. — Ему ещё предстоит узнать, что все мечты, которые когда-либо родятся в его светлой голове всего лишь мираж, подобравшись к которому он увидит только безобразность, жадность, лицемерие и непонимание даже от самых близких. Александр качает головой, не отрывая взгляда от царской печати на своем пальце: — Я почувствовал это сегодня. Когда удовлетворил просьбу Птолемея. Мне безразлично, кто будет управлять этими землями. Я так и не нашёл дома среди всех этих взятых городов. — Ты не можешь так говорить. Нет. Это просто упадок сил. Тебе нужно снова в поход. Эти стены давят на тебя. Вспомни, о нём ты рассказывал мне. Италия. Народ Римляне. Остров Сициллия. Как же план? Твои корабли они готовы. Я был на вервях. Они только и ждут твоего приказа. — А потом они снова скажут, что я завел их слишком далеко, что они не хотели этого, — горький смешок срывается с губ, — это было до того, как я потерял тебя. Тогда умерла часть моей души, что я отдал тебе. Гефестион понимает, что у него заканчиваются аргументы. — Можно было выбрать смерть и благороднее, Ахиллес. — Ты кажется забыл, мой Патрокл, я уже победил смерть, — бессмертный не выдерживает. Обнимает любимого порывисто, рискуя сломать ему ребра. Невозможность ничего сделать бьёт насквозь в его чувство всесильности. Александр всегда был упрям и только иногда давал себя переубедить, каждый раз это было даром. Видимо теперь он решил лишить филе этой своей милости. — Значит ты запрещаешь мне убить Кассандра? — он шепчет это уткнувшись в отросшие золотистые волосы любимого пахнущие благовониями. Если он постарается, то сможет за всеми этими маслами услышать запах солнца и ветра, который так любил ловить в укромных уголках Миезы. — Если я всё ещё могу тебе приказывать, то считай это приказом. Если же нет, то это просьба. Пусть они делают, что задумали. — А мне смотреть, как ты мучаешься? — отстранившись в возмущении, он ловит пораженный взгляд сына Бога, ,скользящий по его лицу. Александр тянется и мягко вытирает слёзы с лица филе. — Тион, это кровь. — Я не… — Гефестион вытирает глаза рукавом, — я не знаю почему. — Он растеряно смотрит на своего Царя, — и ты согласен стать таким же чудовищем? Не зная, что тебя ждет? Я не понимаю этого, Ксандр! — Тогда пойми это: ты всю жизнь следовал за мной, не подвергал сомнению ни один мой поступок, ни один мой приказ, беспрекословно. — Я не мог иначе. — И теперь моя очередь пойти за тобой, и я уже говорил это. Ты заставляешь меня повторять, хотя я так не люблю этого делать! Александр было хмурится, но тут же тянется к любимому, нежно улыбнувшись:  — А ты, ты просто согласись со мной. Как всегда соглашался. Потому что без тебя я не смогу. Прикрыв глаза, Гефестион кивает, как сотни раз до этого, и снова садится рядом с филе, обнимая, прижимая к себе, будто стараясь передать через это прикосновение всю свою силу, всю доблесть, что у него есть. — Я навсегда с тобой, бесстрашный человек.