lifted

      У меня в мыслях Везувий готовится выплеснуться головной болью. Чувствую себя Помпеей, которой не грозит ничего хорошего, потому что все мое хорошее вчера замерзло на той остановке. Пока солнце не взяло меня на руки.       — Айщ, почему же так плохо…       Я старательно поднимаю голову от подушки, но особых успехов не добиваюсь, лишь ухудшая свое положение. Везувий бурлит, сердится, ерошится злым котом. Я слышу, как солнце бьется в оконное стекло, как шуршит вода в трубах батарей, как касается моей щеки привкус вишневых сигарет.       — Ямин-а…       Она не отзывается, хотя я знаю, что ей после таких посиделок намного проще, чем мне. Могла бы и помочь по старой дружбе. Ямин была первым человеком, который заговорил со мной и которая слышала мой ломанный японский, постоянно поправляла, учила и таскала за собой даже против моей воли. Она стала моим маяком, хоть сама всегда говорит, что это я помогла ей быть лучше. Я выглядела в свой первый день настолько неуверенно и жалко, что Ямин решила, что ее собственная неуверенность по сравнению со мной — ничто. Немного обидно, но нужно признать, что тогда я и правда чувствовала себя самым закомплексованным человеком на свете.       — Ямин, ты не можешь спать, сейчас уже точно солнце, — невнятно пробормотала я, с трудом поворачивая голову набок.       Солнце приятно грело щеку, волосы щекотали лоб, мне казалось, что открыто окно и оттуда дует весенний ветер, хотя сейчас только март и на улице все еще слишком холодно для открытых окон. Я тяну руку вперед, нащупывая ткань футболки. Ямин явно похозяйничала в моем шкафу, чтобы не спать в том вчерашнем свитере, который мне не особо нравился.       Пальцы пробежались вверх, нащупав теплое тело, и начали щекотать добытый участок. Ямин не поддавалась, но вдруг напряглась, и я легонько хлопнула ее по тому месту, где должен был быть ее живот. В теории. На практике я ушибла ладонь об пресс, которого у Ямин отродясь не было.       У меня внутри все ледяной коркой покрылось от осознания того, что это не тот человек, который должен быть рядом. Стало так страшно, что пробило дрожью и мне оставалось только молиться, что я хотя бы в своей квартире. Открыть глаза было еще страшнее.       — Ты всех своих спасителей бьешь? — неразборчиво пробормотали через пару секунд.       Я нервно сглотнула и попыталась рывком сесть, но не смогла даже оторваться от подушки на пол метра, Везувий взвыл раненой касаткой и с размаху вдарил лавой по оголенным нервам. Рядом зашипели, сгребли меня в охапку и уложили назад с аккуратностью ювелира. Я открыла глаза, тут же поймав золотого дракона в каштановых волосах парня, которого ожидала увидеть в своей постели больше всего на свете.       — Хейл?..       — У тебя голос такой скрипучий после сна, — улыбается он, щурится на солнце, которое пробивается сквозь клубящийся серый дым в его глазах. — Не мог же я тебя одну оставить.       — Хейл… — скуля я, все еще не веря в то, что этот чертовски взъерошенным, притягательный и невыносимый парень находится меньше чем на расстоянии вытянутой руки.       — Да? — тихо спрашивает он, опуская глаза и беря мою ладонь.       Я сглатываю и слышу, как у меня в висках пульсирует кровь. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста не поднимай глаза на меня сейчас. Потому что я не в силах отвести собственного взгляда, а если ты посмотришь на меня, то я получу инфаркт.       — Ямин я отвез домой.       — Но почему она не осталась у меня? — слова давались с трудом, у меня на языке собрался песок всех пустынь, раскрошенный в песочную муку.       — Я не хотел.       Мое сердце с разбегу прыгает в море. И совсем забывает, что не умеет плавать.       — Д-да?..       Я чувствую себя невероятно глупо, невероятно глупо и беспомощно. Хейл все смотрит на мои пальцы, перебирает их, будто струны гитары, улыбается сам себе, а я не могу оторвать взгляд, ловя каждый блик на его ресницах в банку и ставя в самый дальний угол, чтобы в самые сумрачные вечера тихо смотреть, как они сверкают, несмотря ни на что.       — Лин, — он смотрит на меня так неожиданно, что я шарахаюсь назад, едва не теряя сознание от колючей боли в висках. — Ямин сказала мне все. Когда она пьяная, она болтает без умолку.       Я думаю, что мое сердце уже давно должно остановиться, но оно говорит мне: «Не сегодня».       — И… и что?       Я сглатываю слишком громко, и Хелайос с любопытством смотрит на мою шею, а потом вдруг резко тянет руку, притягивая меня к себе и касается губами моей шеи. У меня вырывается полуписк-полустон боли от неожиданных резких движений. А он проводит губами до ключицы, и мне кажется, что я сейчас сгорю ко всем чертям в этом солнечном аду. Все внутри сжимается до размеров звезды, которая вот-вот взорвется.       У меня в голове твое имя на повторе. И мне кажется, что грудную клетку вот-вот сдавит стальными тисками твое неровное дыхание. Прошу тебя, прошу тебя, прошу тебя. Останься под моей кожей навсегда вишневым дымом и огненными драконами.       — Лин… — шепчет Хейл в моей голове, накрывая меня с головой одеялом и прижимая к себе. — Слушай только меня, ясно?       Я думаю, что вот-вот разрыдаюсь взахлеб от нежности, что переполняет меня, но прохладные кончики пальцев поднимают мой подбородок, и я зажмуриваюсь что есть силы. Я не могу видеть тебя, твой взгляд лупой выжигает на моем сердце, как на дереве, твое имя.       — Открой глаза, Лин, — в его голосе проскальзывает угроза, и я в удивлении распахиваю ресницы, видя его мягкую улыбку, очерченную не менее мягким оранжевым светом солнца сквозь одеяло.       — Мне нужно пугать тебя, чтобы ты сделала то, что я прошу? — тихо говорит он, и в его голосе скользят смешинки.       — Нет, — отвечаю я тихо и завороженно, а потом опускаю взгляд на его губы неосознанно и так не вовремя.       Хейл усмехается и закусывают губу, а я нервно сглатываю и поднимаю глаза.       — Прости, я… Просто задумалась и… — неразборчиво бормочу я, метаясь взглядом по простыне и собственным рукам.       — Ты просто посмотрела на мои губы, что в этом такого? — обыденно пожимает плечами Хейл, хотя я и вижу тысячи чертенят в его глазах. — Я тоже могу так сделать, и мы квиты, — он опускает взгляд на мои губы и поджимает свои, стараясь то ли не рассмеяться, то ли… не поцеловать меня?..       — Если я, — начинает Хейл, и я уже готова сказать ему «да» сотню, тысячу раз, — поцелую тебя, ты не испугаешься?       — Я выгляжу настолько пугливой? — хрипло отвечаю я, стараясь не отвести взгляд и не покраснеть.       — Когда я увидел тебя первый раз, ты испугалась ребенка, который просто задел тебя рюкзаком.       Мои мысли работают со скоростью света, но я не могу понять. Тогда, в кофейне, я не пугалась ребенка, да и никого другого тоже.       — На остановке. В мой первый день в универе, — видя мое замешательство, продолжает Хейл. — Ты топталась на месте, как пингвин, а мальчишка надевал рюкзак рядом и ударил тебя. Ты отскочила и врезалась в меня.       Я удивленно округляю глаза, ведь в этот момент я увидела Хейла впервые, но все, что было до него, испарилось из мыслей, как вода испаряется с нагретой поверхности. Я помню только твой взгляд, сотканный из тысячи хрустальных мотыльков.       — Получается, ты заметил меня даже раньше, чем я — тебя, — на выдохе шепчу я.       — Тебя это так удивило? — Хейл проводит пальцами по моему виску, убирая волосы и тянется вперед. Когда его губы касаются моей щеки, я задыхаюсь и думаю, что мне то ли не хватает воздуха под этим одеялом, то ли случайностей не существует.