The Burning Letters

Мне было так спокойно. С тобой и без тебя. Когда ты задерживался где-то или уходил ранним утром за бургерами, в ближайшую закусочную, а я, проснувшись, не заставал тебя рядом, во мне не поднимался страх, что все происходящее было сном. У нас все было настолько осязаемо, что возможность превращения действительности в наваждение исключалась. Я и теперь хорошо ощущаю почву под ногами и не боюсь упасть, даже если вдруг прыгну с обрыва чувств. Да и это «если» на всякий пожарный — какой бы мощный ветер эмоций ни подталкивал, теперь я уверен, что больше не совершу спонтанных поступков-прыжков. Теперь между нами крепкие взаимные чувства не напоминают мне рекламу апельсинового сока, в натуральность которого я не верю. И пусть в них нет волнующего трепета и горячего круговорота где-то под желудком — этого раньше было с излишком, по горло, да и расчесано до ран. Теперь я переживаю трудности в порядке их поступления. А если их нет — просто радуюсь мелочам, из которых складывается жизнь. Я избавился от одной самой большой слабости — прежде очень любил перебирать воспоминания. Вот устроюсь поудобнее, закрою глаза и начинаю погружение… Больше никаких сравнений, обращений к развалинам былого Теперь между мной и прошлым — охраняемая граница — Шрам. Пока воспаленный, горячий, но уже не пульсирующий, как раньше. Принять прошлое, не в тонуть нем — этому невозможно научиться на чужом опыте. К миру с прошлым приходишь со временем. Это не война до победного выстрела, а скорее мирное, пусть и медленное, урегулирование конфликта. Так много «теперь» в моей жизни. Не мимолетная свежесть новых чувств, но неспешное начало, белый лист. Бывает, заглянешь в темное окно проносящегося вагона — и видишь за цветными сплетениями чего-то неизвестного отражение очень близкого человека, от которого все еще многое живо в тебе. Испуганно отшатнешься, оглядишься направо и налево, а потом, вздохнув с облегчением, закрываешь глаза. Ведь это могло быть только твое собственное отражение. И кричишь внутри себя от усталости — нет больше сил жить тобою, уйди же из меня, оставь в покое!

***

Снова верю в персональных спасителей. В ранней юности я сомневался в том, что встречу человека, которой соберет меня, распадающегося на элементы, и крепко обнимет. В тот момент я думал, что меня нельзя полюбить таким, какой я есть. Потому что я постоянно разный — сплошные крайности. И каждый, кто мне встречался, влюблялся только в одного из этих разных. И вот в семнадцать лет вопреки своей недоверчивости я влюбился в мужчину, который смог подарить мне постоянство. Благодаря ему я стал цельным. Но во втором семестре, первого курса, юрфака Стенфорда мы расстались. Потому, что я знал: в моей жизни, вновь появишься ты. А кроме тебя, мне никто и не был нужен. Он уехал в другую страну. Потом был тот, из-за которого по большей части я уехал из Города непогод. Похоже, он появился в моей жизни не с благородной миссией, а для того, чтобы устроить моей вере испытание на прочность. Я не только не выдержал экзамен, но и вовсе потерял веру. Думал, что все так и закончится — на нем. Но появился тот, кто, кажется, знает все обо всем, а чего не знает, то чувствует. Ты вернул меня к жизни — в прямом и переносном смысле. И, хотя мы ушли от пыла, ты, по-прежнему, остаешься, моим единственным, моим спасителем, еще более благородным, чем прежде — понимающим, принимающим, отпускающим без ревности, излишнего беспокойства и недоверия. Уязвимость наша исходит только от частого обращения к прошлому и к его героям. Нужны решительность и способность действовать. Надо твердо сказать себе: все, с меня хватит, перестать топтаться на месте, не обращаться к багажу прошлого, какое-то время вообще не оглядываться назад. Если окончательно решишь покинуть какое-либо место, думай о том, куда держишь курс, а не о том, с чем давно пора было попрощаться. Благдарю тебя за все.

Всегда твой и любящий тебя, Сэм.