Плюс два

Им по шестнадцать лет, когда Уэйд впервые рассказывает Питеру про голоса. Это случается, когда они, стащив у дяди Бена из подвала бутылку красного полусладкого, сидят на чердаке заброшенного дома в пяти минутах ходьбы от школы. Учёба закончилась ещё неделю назад, и Питер счёл идею Уэйда «отметить это дело» абсурдной, но довольно привлекательной. Через разбитое окно в маленькую комнатушку врывается ветер: он не приносит с собой прохлады, и дышать наваристым и горячим, словно куриный бульон, воздухом очень трудно. Питер вытирает пот со лба толстовкой Уэйда, который тот взял с собой на всякий случай. Они сидят на старом продавленном диване и уже битый час пытаются открыть бутылку с фиолетовым павлином на этикетке. — Как же меня эта хуйня задолбала… — пыхтит Уэйд, налегая на штопор. — Собрались люди культурно подбухнуть — так нет, надо всё испортить, конечно… — Подожди-ка, — Питер забирает у него из рук запотевшую бутылку и, поставив её на пол, двумя руками вкручивает штопор: тот нехотя поддаётся и с тихим скрипом входит в пробку до конца. — Вууу-хууу! — хлопает в ладоши Уэйд. — Великий Питер Паркер уложил этих мудаков, делающих синтетические пробки для вина, на лопатки! Толпа фанатов ревёт и ликует! — Ага. Толпа фанатов в виде тебя одного. — Можно подумать, тебе нужен кто-то ещё. Питер думает, что можно на это возразить, а потом соглашается: не нужен. Он разливает рубиновую жидкость по пластиковым стаканчикам, припасённым заранее и немного помятым. — За окончание учёбы, Уэйд. — За начало отдыха от ебаного ада, бро. Спустя сорок минут опустевшая бутылка сиротливо лежит на полу. Фиолетовый павлин с её этикетки смотрит на мир обиженно и крайне недовольно. Мир в лице Питера и Уэйда павлина старательно игнорирует, валяясь рядом на расстеленной прямо на пыльном ламинате толстовке с «Хэллоу Китти». — Короче, — заплетающимся языком вещает Уэйд, — эт… этих пиздюков двое: первого зовут Жёлтый, второго — Белый. Они появились пару лет назад, сразу после того, как отец на службу уехал. — И ч-что они? — Питер поворачивает голову в сторону Уэйда. Тыкается носом в его шею, чихает, двигается немного выше и вбок. Наконец их лица оказываются на одном уровне, и он медленно приподнимает брови. — Они типа… говорят с тобой? — Да хрен бы с ними, если б просто говорили. Так они иногда часами не затыкаются! Или гвр… гво… несут какую-нибудь чушь. «Вообще-то, ты тоже частенько неадекватушкой бываешь, дорогой мой». ″А в итоге виноватыми оказываемся мы.″ — Во! — Уэйд назидательно поднимает вверх палец, но, не рассчитав траекторию, попадает им Питеру в нос. — Меня только что неандекв… неадекватушкой назвали! — Который из них? — Питер шмыгает покалеченным носом и поворачивается к Уэйду, приваливаясь грудью к его боку, а затем немного отодвигаясь в сторону. — Жёлтый. Он там, — Уэйд стучит себе кулаком по лбу, — главный гангста. А ругается сколько, ты бы слышал. «Ну ты расскажи ещё, что я говорю по поводу его задницы в облегающих спортивках». ″Медовый месяц-то не за горами″. — Не-е-ет, даже слышать об этом не хочу! — он трясёт головой из стороны в сторону, а потом резко садится на полу. Питер вскакивает следом за ним. Он растерян то ли из-за диалога Уэйда с его извилинами (хотя был свидетелем подобного и раньше), то ли… Уэйд пытается подняться на ноги, но получается у него это только с третьего раза. Он дёргает Питера за руку вслед за собой. — Чувак, какое сегодня число? «Приплыли». ″Совсем из ума выжил″. — Э… Шестое, кажется… — Питер трёт пальцами виски, наблюдая за тем, как Уэйд судорожно собирает по полу свои кеды и отряхивает толстовку от пыли. — А ч… — Сын собаки и пресвятая Дева Мария. Через час они входят в дома Уилсонов: аккуратный двухэтажный особняк с зелёным газончиком и железным забором по периметру. Миссис Уилсон должна вот-вот вернуться из двухдневной командировки. — Итак, что мы имеем? — пьяно спрашивает Уэйд у люстры, стягивая через голову влажную от пота футболку. — Ужратые в срань мы — две штуки. Злая и измотанная маман — одна штука. Невыполненное кое-кем обещание убраться дома — одна штука. Пиздюли — неисчислимо. — Всё не так уж и плохо, — пытаясь проморгаться и зевая, говорит Питер. Ему совершенно плевать на то, что он оставил очки на чердаке. — У нас есть ещё минут, думаю, двадцать… Динь-донь. — Пит, это по мою душу! — Уэйд запускает руки в свои встрёпанные русые волосы и в отчаянии смотрит на Паркера. Его голая грудь судорожно вздымается и опадает. — Куда бежать?! Она ж меня с потрохами сожрёт! — Для начала, — Питер, пошатываясь, наклоняется, поднимает с пола футболку Уэйда, швыряет её тому лицо, — оденься и прекрати паниковать. А я пойду открою дверь твоей маме и попытаюсь сгладить конфликт. — Конфликт он попытается сгладить… — бурчит Уэйд. — Если б ты знал мою маму, то ноги бы твоей здесь уже не было.

***

Питер выкладывает всё как есть: — Ну, мы выпили. Совсем немного, честное слово! И из головы как-то вылетело, что ему надо в доме прибраться… Они с миссис Уилсон сидят на кухне и пьют чай. Она спокойно заправляет за ухо выбившуюся из причёски прядь светлых волос. Не кричит. Не ругается. Уэйд, который стоит у дверного косяка, думает, что сдох и попал в рай. — Питер, я понимаю. Сама ведь когда-то была в вашем возрасте. Нет, конечно, я не одобряю алкоголь, но мне очень льстит то, что ты не стал врать. — Ну ма-а-а, — тянет Уэйд, проходя в кухню и плюхаясь за стол рядом с Питером, — я бы тоже тебе врать не стал. И завтра же с утра уберусь. Честное скаутское. — Ладно уж, — улыбается миссис Уилсон и гладит сына по щеке, — верю. Хотя чутьё подсказывает мне, что вам будет не до уборки. Они смеются. Пахнет черничным чаем и домом. — Как насчёт заночевать? — спрашивает Уэйд, когда они, трезвые и сонные, поднимаются по полутёмной лестнице к нему в комнату. Питер звонит тёте Мэй, и та на удивление легко соглашается. Родителей как раз нет — очередная поездка в соседний штат, а дядя Бен будет поздно и даже не заметит, что он ночевал не у себя. — Окей, — Уэйд щелкает кнопкой настенного ночника над кроватью и неловко разводит руками. — У меня тут небольшой бардак… «Точнее, хаос». ″Дыра. Я бы сюда для начала священника позвал″. — … да и спать особо негде. Я, наверное, лягу на полу. Питер осматривается вокруг: на стенах поверх оранжевых обоев висят постеры с их любимыми группами, старые фото и рисунки, а вещи разбросаны по полу — одна из футболок сиротливо свисает с карниза над окном. Чуть не кувырнувшись через припаркованный возле кровати скейт, он думает, что остался бы у Уилсонов дольше, чем на одну ночь. — Тут классно. — Что? — Уэйд выныривает из-под письменного стола с какими-то тряпками в руках и удивлённо смотрит на Питера. — Вы ослепли, сир? Насколько же алкоголь затуманил ваш великий разум… — Мне правда нравится. Так уютно. И кстати, можем лечь на полу вместе. То есть, — смущается он, глядя на окончательно вытянувшееся лицо Уэйда, — чтобы никому обидно не было. «У-ля-ля». ″Вот сейчас вообще по-гейски прозвучало″. — Бля, ребят, успокойтесь, мы братюни. Надумают себе там всякого… — Он стягивает одеяло и простыню с кровати и, прокашлявшись, поднимает глаза на Питера: — Только я во сне разговариваю иногда, если этим двоим не спится. — Ничего, — Питер снимает с себя толстовку с «Хэллоу Китти». Щёки у него полыхают лихорадочным румянцем, а на губах играет та самая, Предназначенная Только Для Уэйда улыбка. — Думаю, мы с ними найдём общий язык.