«По нраву ли вам то, что наша судьба решает всё за нас? Не думаю, что у вас вышло бы лучше»
Прошло три дня с тех пор как мои мысли основывались на одном лишь самоубийстве. С того времени многое переменилось. Я стал всё меньше посещать занятия в институте. И всё больше мои мысли посещали тот заветный, необыкновенный силуэт, тот, что исчез из моей жизни, как исчезла моя последняя надежда, которая спасла мне жизнь. Человек обычный, но, кажется, будто сам ангел, который способный вытащить тебя из равнодушия к этому миру. А самое главное, что я даже не приложил усилий для того, чтобы продлить своё существование. Я потерял весь смысл жизни, даже тот, который я мог бы приобрести. Это уже нельзя назвать жизнью. Зато можно назвать существованием. Я потерялся в круговороте жизни, я не могу назвать ни числа, ни дня недели. Мрачная погода, будто сочувствовала моему состоянию. Сейчас была середина между зимой и весной, мы можем наблюдать за тем, как они борются за своё существование. Пару дней назад шёл снег, когда я решил распрощаться со всем этим. А сейчас шёл нескончаемый дождь, который сопровождал меня с самого утра. Безусловно, ливень был характерен моему расположению, мой унылый, сумрачный вид попросту сливался с внешними очертаниями дождя. Даже независимо от того, что машина неслась по трассе на огромной скорости, поливая прохожих грязью, и даже независимо от того, что это в буквальном смысле. Думая о смерти, можно было бы предположить, что лёгким выходом было бы простое столкновение машин. Но, с моей стороны было бы эгоистично лишать жизни невинного человека. Я подъезжаю к заброшенной гостинице, место, где меня должно было не стать четыре дня назад. Четыре дня это много для меня, человеку свойственному меланхоличность, у которого уже на лбу написано слово «суицидник». Единственная цель, что привела меня сюда — это ещё раз взглянуть на мимолетную улыбку. Вот только меня ожидала неудача. Тучи заволокли всё небо, всё покрылось чёрно-белой пеленой. Я взглянул было на серый вид, который вырисовывался под каплями дождя. В прошлый раз смотрелось лучше. Только сейчас я осознаю всю глупость моего случая. Меня ожидал всё тот же пейзаж, вот только сейчас не было никаких мы, был я один. Промокнув до нитки, я ещё раз огляделся вокруг и спустился вниз. — Где ты был так поздно? — на пороге показался отец. Он суматошно натягивал своё пальто, параллельно придерживая телефон левым плечом. — Конечно, конечно, я уже еду. — Как будто тебя это волнует, — не успел ответить я, как он уже вылетел за дверь. Не смотря на то, что сейчас было около восьми вечера, он всё равно предъявляет мне нечто, что сделает его заботливым папочкой в глазах у его домоправительницы и других работников. После ухода мамы и моей сестры, дом превратился в какой-то постоялый двор, где его сын занимает последнее место, если вообще занимает. Ему плевать на то, что я отвечу, что с меня до сих пор стекает вода и какого моё настроение. Он ни разу не поинтересовался, как я переживаю их потерю, возможно, он думает, что я такой же, как и он, чёрствый, не умеющий скучать, жалеть или вообще проливать слёзы. Ни одна слеза не была пролита в его присутствии, даже на похоронах, я помню, как я глотал слёзы, а придя домой не смог их больше сдерживать, наверное, в этом вся причина. Я вспоминаю, как мама говорила, что я похож на отца, она даже не представляла, как она ошибается. Это всегда больно задевало меня. Сейчас бы она извинилась и сказала бы, что мы два разных человека, совсем не похожих друг на друга, может быть, только внешностью, но это не имеет значения. Многие люди не осознают что-то, что отличает человека от других, не всегда делает его счастливым. Это лишь ваши принципы. Я склонен к любви, которой мне недостает. Не то, чтобы недостает, в моей жизни её больше нет. Всё то, что я имею — иллюзия, на зависть всем. Ко мне подходит Анфиса — так называемая домоправительница. Ни разу не видел, как эта женщина улыбается, выглядит она лет на сорок, иногда у меня складывается ощущение, что она спит с моим отцом. Но тут же осознаю, что мне нет никакого дела до этого, он никогда не любил мою мать. — Ужин на столе, — произносит она как-то не очень приветливо. — Спасибо, я не голоден. Я замечаю, как она недовольно наблюдает за мной, мол, какой я ужасный сын, совсем не берегу своего отца. Это мы уже проходили. Кроме меня никто не замечает фальшь в его голосе. Подперев рукой щеку, я тоскливо шарил по интернету. Не заходя в социальные сети несколько дней, я мог быть уверен, что никто меня и не искал. Телефон пуст. На facebook сообщений нет. Только в твитере мелькают твиты «Куда делся наш неопытный меланхолик?» или «Вы слышали, кажется, наш меланхолик снова одиночка». В твитере я поселился довольно-таки давно, просиживая скучные школьные вечера за стопкой уроков. Многие помнят меня как юморного и находчивого счастливого человека. Было. Но уже прошло. Не многие знают причину, и лишь те не многие пишут такого рода твиты. Привыкшие к моему расположению, они просто смирились. Задаваясь вопросами: «Что для них важно?», с возрастом ответил сам. Главное, что есть на чьи деньги погулять. Я не удивляюсь. Это лишь составное нашего нынешнего общества. Невольно начал вбивать в строку: «Что бы сделали вы, если бы потеряли последний смысл жить?» и опрометчиво кнопка «твитнуть» была нажата. В это время зазвонил телефон. — Слушаю. — Антон! Привет, где ты пропадаешь? Я скучаю, — раздался радостный голос с того конца трубки. Интересно и чему она радуется? Тому, что пропал ее парень или тому, что она мне позвонила спустя четыре дня. — Привет. Что ты делала все эти четыре дня? Трахалась с Арсением? — на этом я бросаю трубку и выкидываю телефон на стол, где он лихо прокатывается и с грохотом падает на пол.***
Уже довольно поздно, но улицы всё равно кишат людьми, в основном это подростки, которым не сидится дома. Куда же обойтись без вечерних пробок? Все спешат поскорее попасть домой, закутаться в одеяло, спрятаться в тепле и уюте, любви, в конце концов, и не смотреть на эту отвратительную погоду. В отличие от них мне некуда возвращаться, меня не ждут, любви в этом доме уж точно нет, и мне нравится такая погода. Я решаю развернуться и заехать за город, где машин не так много, я хочу расслабиться, почувствовать скорость. Это помогает мне успокоиться. В магнитоле начинает играть моя любимая песня «Imagine Dragons — Thunder». Я разгоняюсь. Я люблю испытывать ощущение скорости. Это приводит меня в эйфорию. Я чувствую себя уверенно на дороге, даже на скорости, обгоняя по встречной полосе колонну из машин. Самое интересное в этом то, что это очень рискованно. Последнее время это мои любимые слова: «риск, опасность, скорость». Всё то, что означает, что тебя может не остаться в живых. Я замечаю на обочине знакомую машину, заранее погасив фары, перемещаю ногу на тормоз и пристраиваюсь сзади. Я долго раздумаю над тем, что мой придурковатый друг забыл в такой час в глуши, за городом. Возможно, я об этом сто раз пожалею, но я включаю фары на дальний свет. Мне открывается вся картина происходящего в машине. Я тут же замечаю обнажённую Габи, по ее взгляду можно понять, что она пребывает в шоке, даже не замечая, как страстно её целует Арсений, не отрываясь, оставляя на ее теле засосы. Я много раз замечал, как она старательно замазывает их тоналкой. Я мог поклясться, что в эту секунду заметил на себе взгляд Арсения, сразу дающий понять «это моя самка, тебе здесь делать нечего». Мне стало противно, в душе заиграло нестерпимое желание заехать ему в морду. Когда-нибудь его же глупость его погубит. Неужели он не понимает, что раз она изменила мне, то скоро он может оказаться на моём месте. Вот только мне хватило ума раскусить ее ещё давно. Я завожу двигатель и резко выезжаю, давлю на газ, кажется, я даже задеваю зеркало заднего вида мицубиси. Но мне сейчас абсолютно всё равно. Я не чувствую ни капли злости, ни капли разочарования. Я вполне знал с кем встречаюсь и с кем имею дело в дружбе. Пусть это будет моей ошибкой. Когда стрелка на спидометре постепенно поднимается выше 150 км/ч, я чувствую душевное спокойствие, и оно устраняет страх уйти из этого мира.