Инцест во имя магии

      — Что ты наделал?! Ты понимаешь, что теперь будет? — Фред со всей дури влепил младшему брату подзатыльник. — Она скажет, что это я.       — И что они сделают? Сильно ли они ругали Чарли за его проделки?       — Не стоило говорить с Биллом об этом. Если бы мы не знали, то ты бы…       — …был милостивей?       Джордж дружески похлопал его по плечу.       — Это все было забавно. И только. Могло быть хуже, — Джордж приблизился губами к его уху и прошептал: — Как с той девушкой из Шармбатона. Милая француженка, жаль, что на своем родном языке уже не поболтает. Ничего не понимал из того, что она говорила, но ее «внутренний» мир был гораздо красноречивее слов.       — Подонок.       Фред оттолкнул парня от себя и отвернулся к окну. Глаза слепил утренний солнечный свет, сложно было стоять на ногах. Он не выспался: как только очнулся на полу, голый, обессиленный, с ноющим телом, сразу же оттуда смылся. Как ни старался, уснуть больше не удавалось.       И так каждый раз…       Становилось тошно от себя, от своего близнеца, а еще больше — от их связи. Внешне крепкие братские отношения, построенные на дружбе, юморе и проделках, изнутри катились к чертям. Механизм рушился, карточный домик рассыпался, а Фред все меньше и меньше хотел быть похожим с этим… чудовищем. Знал бы хоть кто-нибудь все то, что знал он.       Но было одно «но» — Фред любил своего брата. Как самого близкого человека. Ненависть и любовь точили в нем борьбу, а пока борьба продолжалась, Фред смиренно молчал. Даже тогда, когда часть злодеяний Джорджа переваливалась на его спину.       — Хэй, хочешь конфетку?       Ловкие руки выудили из-за его уха крохотный мешочек с конфетами «БертиБоттс». Он открыл его и выудил одну из них.       — Наверняка со вкусом болотной грязи.       — Или сочного арбуза.       — Скорее уж почек или, как минимум, требухи.       — Не попробуешь — не узнаешь, — улыбался Джордж.       Фред засунул конфетку к себе в рот и улыбнулся в ответ, когда почувствовал ее вкус.       — Ну?       — Самое банальное из того, что могло выпасть. Клубника. Я разочарован. Из твоих рук мне обязательно должна была выпасть какая-нибудь гадость.       …и все же они друг другом слишком дорожили, чтобы переругаться из-за какой-то там сестры.              Приятная деревянная поверхность. Кровь, рвота, девчачьи руки, скользящие по полу. Она пыталась встать, но тут же падала. Пыталась начать ровно дышать, но ее настолько сильно трясло, что об этом можно было только мечтать. Слезы залили красные щеки, рыжие волосы спутались, на них виднелись колтуны, которые потом нужно будет долго вычесывать, если она, конечно, вообще поднимется.       Джинни коснулась пальцем виска, мысленно пытаясь себя пристрелить.       Она перестала чувствовать себя человеком.       Sex doll — и только.       Милые глаза, кровоточащие раны, достаточно большой рот и достаточно глубокое лоно. Она перевернулась на живот и снова попыталась подняться. Хотя бы на колени.       Ноги настолько ослабли, что не давали ей сделать и это. Джинни закричала. Экранирования больше не было. Ее голос прошелся по всему дому и коснулся, казалось, каждого его уголка. Послышался топот. Шаги. Много шагов и много ног. Она кричала и плакала, а на ее зов сбегалась вся семья.       — Кто-нибудь!       Заливаясь слезами, она инстинктивно ползла к двери. Кто знал, как ей на это хватало мочи. Джинни не думала о том, что ее найдут голой, как и о том, что войти мог Рон, который пока ничего не знал. Она вообще не была уверена, что хотела, чтобы кто-нибудь пришел.       Было бы лучше, если бы ее крик оставили без внимания. Тогда хотя бы все стало понятно. Она точно бы знала теперь, какое место занимает в этой семье.       Рыжая подстилка для рыжих сестро- и дочереложцев.       Кто-то почти вошел. Джинни потянулась рукой к двери, не подумав о том, что этот кто-то, войдя, мог толкнуть ее, попросту не заметив. Она потянулась и упала вниз, оставшись без последних сил. Упала головой к полу, больно ударившись лбом о паркет, но эта боль ничуть не могла сравниться с той, которая бесновала внутри нее и где-то в районе ануса.       — Джинни.       Это был мужской голос. Кто-то из братьев, но Джинни не могла разобрать, кто именно. Этот парень закрыл двери за собой и поставил защиту. За дверьми кто-то выругался. Громкие голоса, обеспокоенные голоса. Джинни попыталась поднять голову, но ничего не получилось. Только краем глаза заметила чьи-то черные ботинки.       Ботинки зашагали куда-то в сторону. Парень оказался сбоку и попытался взять ее на руки, но Джинни вмиг ожила и стала вырываться из его рук, осыпала парня проклятиями. Кажется, она разодрала ногтями ему все лицо. Слезы продолжали литься, а кипящая внутри злость отзывалась все новыми и новыми проклятиями в сторону неизвестного.       — Ненавижу вас, ненавижу! Ебанные мрази! Падлы, суки! Да чтоб вас так всю оставшуюся жизнь ебали, как вы со мной обошлись в эти ночи. Идите на хер. Не трогай. Нет, не смей ко мне прикасаться!       Парень отодвинулся от нее. Джинни орала, не замечая, что закрыла глаза и что даже не пыталась их открыть, вслепую нападая на оппонента.       Ее немилосердно колотило. Становилось трудно вдыхать воздух.       — Не надо. Я тебя убью, если тронешь меня хоть пальцем! Если тронешь меня еще хоть раз!       Парень поднялся на ноги. Он не знал, как ему поступить. Голоса за дверью становились все громче, но они явно не слышали того, что происходило внутри комнаты. Джинни все больше ругалась и все больше двигалась. Тело перестало ощущать боль, все это превратилось в один огромный комок ненависти, брошенный в сторону неизвестного.       Он отошел. А затем ушел.       Куда-то в сторону света.       Джинни стало не по себе. Она точно не знала, тут он еще или уже нет. Стало тихо. Либо родственники ушли из коридора, либо этот парень поставил заглушку еще и с обратной стороны. Стало совсем-совсем не по себе. Пальцы сами потянулись к ушам. Она в каком-то нервном состоянии, зажмурив глаза, стала трогать свои уши, как будто боялась, что кто-то мог успеть ей их отрезать. Затем решилась протереть руками глаза. Стало очень холодно. Страшно. Одиноко.       Она смотрела в пол, затем заметила свои голые исцарапанные колени и поняла, что сумела на них встать. Минутой позже Джинни смогла подняться на ноги. Ей это стоило огромных усилий.       Когда она смогла посмотреть вперед себя, уже на уровне человеческих глаз, только тогда поняла, кто именно оказался с ней в комнате.       — Ты…       Джинни зарыдала пуще прежнего. Ей почему-то стало стыдно.       Это был Билл. Единственный, кого она не ненавидела. Или ненавидела, но не по-настоящему. В сердце до сих пор оставалось что-то доброе по отношению к этому человеку. Джинни было сложно, но она сделала один шаг, а затем и второй. Ощущала боль с боку задницы, ощущала свои ватные искореженные ноги, ощущала злость на себя. И на Фреда.       Ей было больно еще и потому, что это… это она сама хотела с ними заняться сексом, сама хотела лечь в постель с близнецами и еще и расстраивалась, когда увидела, что они будут с ней по одиночке. Какая глупая, беспечная и больная Джинни.       Отрицание, порицание, заклание.       Она сама схватила его за плечо и заставила повернуться к ней лицом. Стояла голая перед ним, совершенно не стыдясь собственной наготы и ничтожности. Поцеловала его, потому что по-другому не могла. Она знала, что Билл поможет, она чувствовала, что он будет тем человеком, тем единственным, кто станет бороться за нее и за спокойное будущее всех будущих девушек в семействе Уизли, а не за увеличение магической силы. Она видела в нем добро.       Пелена пала на глаза, словно магическая дымка.       Джинни не успела толком опомниться, как оказалась на кровати. Билл ее одевал. Все ее раны оказались перебинтованы. Бинты так уютно укрыли ее живот. Тепло. Приятно. Да настолько, что внутри все забурлило от удовольствия.       Билл улыбнулся ей. Джинни не смогла ответить тем же. Ее глаза закрылись.       За окном исчез день.              Запах еды заставил сделать привычное движение в сторону края кровати и вырвать на ту же точку пола. На ту же чистую точку пола.       Где-то в стороне Билл сокрушительно мотал головой.       Подбирался вечер, но Джинни знала, что ее не ждало ничего страшного, потому что у нее появился защитник. Господи, как же ей хотелось верить в него.              Кто-то расчесывал ее волосы. Было больно. Этот кто-то сильно тянул, когда доходило до самой запутанной части волос. Джинни попыталась вырваться или закричать, но ни одно, ни даже другое не получилось. В ее рту покоился кляп, а руки и ноги оказались перевязаны веревками.       Джинни прислушалась. Голос человека, расчесывающего ее, был мужским. Он напевал какую-то песенку.       Она попыталась повернуть голову, чтобы точно узнать, с кем имеет дело, но парень резко повернул ее личико в сторону стены. Под ногами покоилась кровать, сознание снова улетало прочь.              Ночь. Неглубокая, но самая страшная и самая беспокойная. Джинни потянулась на кровати, почувствовав себя гораздо лучше, чем когда-либо раньше. Она попробовала подняться и смогла сделать это без особого труда. Посмотрела на пол, но он был чист. Провела рукой по волосам… они не были запутанными. Рядом, на тумбочке, валялась ее расческа. Это был не сон и не полуденный бред.       — Ну и как ты?       Голос не принадлежал Биллу. Джинни напряглась, потому что наконец-то смогла слышать без помех и различать голоса.       Это был Джордж.       — Слышал, что вчера все было… плохо.       Джинни стоило лишь разок взглянуть на него, как внутри все похолодело. Под руками смялась простыня. Джордж стоял возле двери, в руках он вертел волшебную палочку и был достаточно отдаленным от нее. Ей показалось, что Джордж совсем не хотел здесь находиться, или что это его мысли… это они улетучивались куда-то прочь, в сторону более важных дел. Он теребил пуговицы на рубашке и не решался повернуть голову, чтобы говорить, глядя ей в глаза.       — Да, плохо.       Его глаза, удивленные и тронутые, уставились на нее.       — Он сделал тебе больно?       — Не уверена, что это был он. Или… что это был только он.       Джордж подошел на шаг ближе, но все еще был достаточно далеко от нее.       — Думаешь, что виноват и я?       — А стоит в этом сомневаться?       Ярость внутри Джинни стала пустой и тихой. Она поправила скромную блузку с черным бантиком у шеи.       — Как ты догадалась?       — Ваша связь. Вы о ней не говорите, никто не говорит. Но если люди молчат о чем-то, это не значит, что они об этом не знают. Ты… воспользовался своим братом. Или вы оба воспользовались мной. Это было гадко.       — Но ты готова продолжить и заняться сегодня и со мной сексом.       Джинни отвернулась.       Бессилие.       Немощность.       Безвыходное положение.       Прострация.       Тело, перебирающееся в горизонтальную плоскость.       Тело, перебирающее другое тело в горизонтальную плоскость.       Один поцелуй. Язык, изучающий внутреннее пространство ее рта, ощупывающих небо и проводящий по стройному ряду нечищеных зубов. Он ощутил вкус ее рвоты и зубной пасты, которая не справилась со своей задачей так, как ему того хотелось бы.       Рука, накрывающая ее грудь.       Руки, накрывающие ее грудь.       Один хер, проникающий в ее рот. Язык, смиренно облизывающий стоящий колом член, ощущающий его твердость и жар, проводящий вдоль него, облизывающий яйца. Она ощутила вкус жизни секс-игрушки.       Sex doll.       Лежащая в постели с худшим из Уизли.       Джордж ударил ее по лицу. Ему что-то не понравилось, но Джинни так и не смогла сообразить, что именно. То ли то, что она была бревном ввиду своей роли надувной куклы, то ли из-за других соображений. Садист, немного эксгибиционист, чуточку извращенец и конченный придурок.       Он держал ее за волосы, за чистые, красивые волосы, обещая ей:       — Как только все ночи закончатся, тебе лучше будет перекраситься. Рыжие девушки слишком возбуждают. Особенно сестры.       Снова удар по лицу. В этот раз точно без причины.              Джинни не понимала ничего. То безразличие, то страх. На нее накатывало, затем отпускало. Глаза смиренно опускались вниз, а потом поднимались и встречались с безумным взглядом. Ночь началась? Да? Или это еще предыдущая?       И был ли возле нее Билл? И кто тогда расчесывал ее волосы? Джинни хотелось думать, что это было не понарошку. Было бы обидно, если бы…              Он кончил хоть раз или еще даже не возбудился достаточно? Джинни не помнила, чтобы ей на глаза или в рот попадалась сперма. Какая жалость.       Расслабляла лишь мысль о том, что эта ночь — последняя из худших. Как и худший из Уизли последний. Рон не мог быть плохим. Он слишком жалок и гадок, чтобы быть плохим.              — Давай, очнись и пой, сестренка, потому что осталось всего два часа до официального завершения нашей ночи. И знаешь, я еще ни разу не кончил и даже не притронулся к твоей славной киске и порванному заду. Знаешь, я… готов пожертвовать этим всем. Ну, знаешь, магией, всеми этими закидонами. Мне достаточно будет нашего с Фредом магазина приколов. Мне достаточно будет быть лишенным магии, но знающем о ней. Так что я ничего не буду делать. Если только…       Джинни подняла на него свой взгляд и стала ненавистно его прожигать.        — Если ничего не сделаешь, все то, что было, останется просто… твоим кошмаром. Ты и магии лишишься, и остатков рассудка. Ты ведь знаешь всю эту тему. Наверняка уже думала над этим или кто-то другой говорил тебе. Так что я не буду повторять. Просто… если ничего не сделаешь для совершения трех актов этой ночи, все будет зря. И только.       С этими словами Джордж сел подальше от Джинни, где-то в углу кровати. Он не смотрел на нее, а глядел в окно. Следил за тем, как быстро истекало ее время.       Гадкий и противный Джордж. Гадкий.       Противный.              Просто хитрый извращуга.