Инцест во имя магии

      — Что с ней? — не унималась Флер.       Джинни минут двадцать тому пришла в себя, после чего в каком-то полубредовом состоянии стала требовать аборт и немедленно. Ее голос был таким, будто она напилась хорошенько перед тем, как прийти сюда, но Флер знала, что это неправда.       — Мы сделали обследование…       — И? Вы сможете сделать аборт?       Врачиха нейтрально ответила:       — Результаты мы сможем сообщить не раньше, чем через три часа. Вам придется подождать. Или можете прийти завтра. Кажется, вашей подруге не помешало бы отдохнуть.       — Это из-за беременности?       — Не думаю. Но, как я и сказала, более точно мы сможем вам все сообщить, когда придут результаты из лаборатории. А сейчас попрошу вас освободить место следующей пациентке.       — Да, конечно.              Привести Джинни в порядок оказалось не так-то просто, но после какого-то укола она наконец-то перестала бредить и начала нормально разговаривать.       — Я так перепугалась, когда ты упала, но, наверное, не стоит этому удивляться. Ты столько пережила.       Непонятно, когда они успели стать лучшими подружками, но последовавшие за этими словами мягкие объятия определенно вселяли в Джинни надежду на лучшее. Теперь ей было на кого положиться и с кем решить все проблемы. Раньше у нее не было поддержки от слова вообще, все только и делали, что предавали ее, а тут… Флер была для нее, словно сказочная фея, взявшаяся вообще ниоткуда. Возможно, она же сможет обратно превратить Джинни в нормального адекватного человека. Это было бы здорово.       Домой шли, болтая о всякой ерунде. Джинни, когда дошла домой, даже не могла вспомнить, о чем именно, помнила только, как они обсуждали проходящих мимо прохожих и что-то вспоминали по поводу жизни Флер на родине. Остальное будто покрылось туманом.       За результатами решили зайти вечером, ведь кто знал, быть может, им бы пришлось там проторчать куда дольше трех часов, а так они имели время отвлечься от всего плохого и собраться с духом.       — Могли бы и оставить тебя подольше, видели же, в каком ты состоянии.       — Их можно понять. Я и так пробыла у них дольше, чем положено. Они обеспечили мне всю помощь, которую смогли.       — Пойди поспи немного. Джинн, я серьезно. Ты такая бледная. Все эти ночи тебя вымучили. Попробуй просто отдохнуть, как будто ничего не было. Совсем ничего.       Ее рука доверительно разместилась на плече Джинни, а взгляд был настолько суров, что противиться ее приказу казалось чем-то немыслимым.       В кроватку пошли вместе. Флер заботливо укрыла Джинн одеялком и поцеловала в лобик.       — А теперь закрой глазки.       — Закрой глазки, открой ротик?       Флер сначала рассмеялась, а потом наклонилась и легонько чмокнула Джи в губы.       Не ожидавшая ничего подобного, Джинни уставилась на Флер во все глаза, на губах застыли этот детский поцелуй и вопрос.       — Спокойной ночи. — И она отпряла, направившись к окну.       Шторы были задернуты, комната заперта, девушка уложена в кроватку.       Сердце чуть учащенно билось, на щеках играл мягкий румянец. Джинни провела кончиками пальцев по губам и заколдованно уставилась в потолок, представляя, что над ней до сих пор нависает ее «подруга». И хоть это было отчасти нормальным — дружески чмокнуть подругу в губы — что-то в этом действии казалось совершенно не безобидным.              Эти часы тянулись особенно долго. Глаза не слипались, руки то и дело мучили ткань, тело ворочалось с боку на бок, никак не будучи в состоянии найти удобное положение. Голова занята мучениями. Как вот — стук в дверь. Слегка скрипучая, она приоткрылась. Внутрь вошла Флер, готовая ко второму походу в то здание.       Врачиха встретила их с безжизненным выражением лица. Было заметно, что она уже порядком намучилась на работе за день и хотела покоя.       — Так… Уизлетт…       — Так когда вы сможете сделать ей аборт?       — Аборт? Простите, но ваша подруга даже не беременна. Может расслабиться.       Джинни не верила собственным ушам, она ведь видела тест, держала его в руках, да и все те половые акты, казалось, просто не могли пройти без последствий.       — Как?..       — Тест не дает стопроцентную гарантию. Он мог быть просрочен. Или же вы не придержались инструкции. К тому же, есть много других причин, по которым результат мог быть ложноположительным.       — Но… меня тошнит. А еще у меня, кажется, живот увеличился.       Женщина устало посмотрела на Джинн, затем подозвала к себе и стала щупать пальцами ее живот.       — Как вы питаетесь?       — Я… в последнее время не очень хорошо…       — Что вы ели сегодня?       — …только конфеты.       Пальцы женщины перестали ощупывать ее, женщина отвернулась.       — Начните хорошо питаться, тогда все наладится. По части гинекологии я сделала для вас все, что смогла. По поводу проблем с желудком — это в другой кабинет. До свидания.       Девушки распрощались с доктором и вышли в коридор. За ними маленькими шажками внутрь кабинета последовала блондинка с огромным пузом, с лавки ожидающих на нее беспокойно поглядывала дама постарше. Судя по небывалому внешнему сходству, это была ее мама.       Джинни стало плохо. На душе и без того скребли кошки, но зато хоть спал огромный груз. Даже операцию делать не пришлось.       — Видишь, как все прекрасно? А теперь пошли домой, я тебя хорошенько откормлю.       Внутри все перевернулось при этих словах, но Джинни поняла, что если не будет заставлять себя есть, станет падать в обмороки чаще. У нее и так уже сил никаких не было. А ведь есть-то она перестала как раз из-за этих ночей. После ночи с Джорджем, где они баловались едой, ее порядком стало воротить. Ну точно… этот гад что-то с ней сделал. Вот ведь..!       Пальцы сами собой сжались в кулак.       — Все в порядке? — наверное, она уже устала это спрашивать.       — Да, просто кое-кто недостаточно получил по заслугам.       — Стой. Не доходи до крайностей. Ты не должна быть плохой. Слышишь?       Это звучало так глупо, но так убедительно, что руки разжались сами собой, после чего Джинни обвила ими шею Флер, уткнулась лицом ей в плечо и заплакала.              — Вкусно? Я сама приготовила. Кстати, не видела сегодня Молли. Странно, куда она могла деться?       Джинни только повела плечами, пытаясь при этом впихнуть себе в рот еще хоть кусочек уже остывшей картошки. Флер, конечно, не заставляла ее сразу же очень много есть после такой голодовки, но пыталась хоть немного впихнуть, чтобы она не сидела совсем голодной. Что называется: даже если потом все вырвет, главное, что поела.       — Кажется, жизнь налаживается.       — Да.       — Я это сказала вслух?       — Да.              Прошел целый день, а никто так и не спохватился близнецов, Молли подевалась куда-то, Перси из своей комнаты целый день не выходил, но оно и понятно. Джинни видела Рона, а храп папы слышала поздно вечером, когда сама шла спать. Казалось, что дома ужасно пусто. Стало даже немножко грустно, потому как Джинни помнила, как они веселились на ее день рождения, все смеялись, просто дружески разговаривали, спокойно и вкусно ели, все друг друга любили, а теперь… дом был полон ненависти. И это убивало, потому ей придется подарить ее маленькому миру еще больше ненависти. И еще больше боли.       Стоило поскорее с этим заканчивать, она чувствовала, как близнецы жрали ее внутренние магические резервы, а еще могли не выдержать нервы у Перси, ну ведь, он, в конце концов, не настолько железный. Как минимум, он мог пойти к врачу. Он ведь пошел? Или справился ли он с магическим лечением? Странно то, что ей вдруг стало не плевать. Джинни волновалась. Наверное, только из-за того, что он рассказал ей о том, что ее собираются убить… в тот же вечер, когда ей должен был настать конец. Перси, блять, очень своевременный. Спаситель Перси! Гип-гип ура!       Стебаться в своей голове — это так круто. Особенно, если не умеешь это делать, но при этом можешь поржать в своей же голове, зная, что это никто не услышит и не назовет тебя идиоткой. Джинни ценила все время, которое проводила сама с собой. Одиночество — это грустно, но одиночество это круто, когда тебя в буквальном смысле все ебут.       Флер оставила на тумбочке вазочку с фруктами. Сказала, если Джинни не съест к утру хоть что-нибудь из этого, то она ее выебет. Джинни надеялась, что это не шутка.       Хотя нет, шутка, Флер так не говорила.       А Джинни надеялась, что она скажет. Или нет?..       Сложные вопросы ориентации и общей целесообразности подобных вопросов заставляли заткнуть свой внутренний голос и больше не слушать его.       — Главное, что Его нет, — вслух себя успокоила Джинн.       Серьезно, она уже думала о том, как может умереть во время совершения аборта. О том, что ей просто придется оставить ребенка и воспитывать это Нечто. Ведь, вероятно, все слышали, что от инцеста уроды часто рождаются.

Ложносвятое место — сон.

      Дочь насильника вышла из-за угла Норы, едва удерживая в руках охапку синих роз. На ее непрочно сшитые сандалии с излишком налипла грязь; частички почвы попали даже между ее пальцев, о чем она, разумеется, подозревала и что ее дико бесило.       Подойдя к новеньким дверям сарая, она с легкостью ее открыла. Легкий ветерок обдувал рыжие волосы и веснушчатое лицо.       — Ах, — выдохнула Джи.       Прозвище это она получила… а, впрочем, неважно, за что она его получила. Все и так понятно, да ведь?       Крепко прижимая к груди розы, Джинни прошла в сарай, оглядела недружелюбную обстановку: стены, пол, даже потолок — все было в иконах. Над дверью, ведущей вниз, как будто в преисподнюю, висел крест. Еле удерживая цветы, дьявола дочь дернулась, ей было дурно.       Внутри сарая было светло и холодно. Отопления тут в помине не было.       На подкошенных ногах она пробралась вниз, дверь в преисподнюю поддалась так же легко, как и входная.              Его глаза открылись.       Их глаза.       Две пары взоров, разрывающих ее на куски и умоляющих о милости.       — Святое…       Джинни опустилась рядом с ними на колени. Теперь ее ноги были в грязи не только на уровне сандалий. Пол был осыпан песком, смешанным с водой, вытекающей из щелей в стенах. Она думала:       — Что за бред? — и произносила это вслух, но не могла отойти от того, что хотело сделать тело, ни на шаг.       — Святое…       — Что?       Руки покрылись кровавыми порезами, шипы больно впились в кожу, смрад забивал легкие. Глаза светились в темноте и медленно закрывались. Джи не могла отвести свои глаза от их глаз, наблюдая, как ей показалось, как они умирают. Не глаза, а люди. Два тела, черные, обвалявшиеся в грязи, с трудом она высмотрела рыжие волосы, которые почти полностью покрылись чернотой.       Кровь лилась вниз, меж ее ног, покрывая промежность мелкими каплями.       — Святое убийство, — выдавили неразличимые среди грязи уста.       Руки потянулись вперед, к небольшому подъему, на котором разместились их скрюченные тела, и положила на него ярко-синие, почти отдающие неоном, цветы. Из глаз полились синие слезы.              Джи проснулась в горячем поту. Ей было хорошо, потому что ночной кошмар кончился. Она поняла, что с близнецами все нужно немного резче решать, потому что заклинание, которым она их наградила, откликалось ей полной потерей рассудка.       Между тем, ноги и правда были грязные. Ей стоило помыться.