Make love, not war

      У Хикару были красивые руки. Он заметил это через пару дней совместной жизни, если можно так сказать.       Тогда Учиха растирал ему занемевшие запястья, тщательно, бережно, ласково и умело. А Минору смотрел на его руки — маленькие и изящные, и сравнивал со своими лапищами, привыкшими к большому мечу. Сравнение выходило не в его пользу, но Учиха сидел с таким завороженным лицом, словно видел что-то очень прекрасное.       Шла третья неделя их совместной жизни. А Минору до сих пор не знал, что ему со всем этим делать.       У него было уже много шансов убить беспечного Учиху. Но Сенджу вспоминал, какими сияющими глазами смотрел на него допросчик, и понимал, что не может. Не может поднять руку на влюбленного придурка…       И даже со своей жизнью покончить не может. Ну, в самом деле: у него не выпытывают тайн клана, вкусно кормят, гладят и тащат спать к себе под бок. И даже не намекают на любовную близость, хотя в последние несколько дней отдохнувшее тело по утрам реагировало так, как ему и положено. Учиха фыркал, тащил в купальню, но ни разу не позволил себе даже похабной шуточки — странно после пакостного гендзюцу, но Минору был благодарен…       Думать о самоубийстве в такой обстановке решительно не хотелось.       В клане, наверное, за это свои же и прибили бы, но поделать с этим ничего было нельзя. Кажется, Шинджоку-доно был прав, он слишком добрый и благородный для своей работы. «У шиноби нет и не может быть чести!» — говорил старейшина, вбивая молодёжи клана прописные истины.       Всё же, несмотря на свой характер и взгляды, Шинджоку-доно был лучшим стратегом клана…       А Учиха, абсолютно счастливый, вился возле него, и только, что не облизывал. И в конце концов Минору это надоело.       — Слушай, давай я хоть посуду у тебя помою. Сил уже нет, пособием для вязания узлов сидеть…       То, что дом у допросчика был крепким, было действительно верным, но так же верным было и то, что с домашними делами Учиха явно не дружил. И никогда не жил в одном доме с девушками. Минору-то ещё помнил, как сестрёнка устраивала им с братом головомойки за небрежность и разгильдяйство.       Хикару удивлённо посмотрел на своего пленника. Сенджу выглядел унылым и уставшим, хотя отъесться и выспаться успел.       Рискнуть?       Он придвинулся к Сенджу вплотную и распустил узлы на его локтях. Минору шевельнул плечами, стряхивая веревки, и морщась от ощущения мелких колючек в затекших руках. Учиха смотрел на него внимательно и испытующе, словно спрашивая: что ты будешь делать?       Сенджу опустил взгляд, растирая руки. Сейчас можно было бы ударить под дых или в шею… но ладони Учихи лежали на его плечах, и чувствовать их тепло было странно приятно.       Ну, что ж, Сенджу Минору, можешь сам себя поздравить — докатился. Имея возможность, не собираешься бить врага клана. И это после всего, что было…       А, собственно, что было?       Хоть Минору и привык называть Учих безумными демонами, но он понимал, что Сенджу здесь тоже хороши. Убивают друг друга, мстя за убитых, не в силах остановиться…       Хотя, один смог. Ну да, пытал… но, если подумать, в обычном бою он порой получал больше вреда, чем от рук этого Учиха. А уж потом…       Он почувствовал, что краснеет, и торопливо буркнул:       — Пойдем?       Учиха широко улыбнулся, вскочил и совершенно беспечно потянул его за собой, кажется, даже не задумавшись о том, что Сенджу может ударить в спину.       Учиха мыл посуду в кадке на дворе, подогревая воду катоном, а грязная вода по бамбуковому желобу стекала на огороды. Точно такое же устройство было и в доме Сенджу, поэтому тот спокойно и привычно принялся за дело, радуясь движению и возможности что-то делать. А еще он думал…       Странное положение, в котором он оказался, способствовало размышлениям. Минору казалось, что он подвешен в воздухе, и земля пропала из-под ног. Ничто из того, что он считал опорой в жизни, не могло ему помочь и дать ответ, как поступать сейчас.       Он не хотел убивать себя. И — точно мог себе признаться в этом — он не хотел убивать Учиху. Не после этих трех дней, когда на него смотрели, как на сокровище.       Месть за погибших? За отца и мать? За сотни и тысячи павших Сенджу?       Но этот Учиха тоже сирота… и вряд ли он забыл о тех своих сородичах, которых убили Сенджу. Конечно, по-прежнему нельзя исключать, что все это хитрый план… но Минору по-прежнему сомневался в том, что рядовой боевик так важен, чтобы ради него городить такую интригу.       И рождалась в душе странная и невозможная мысль: может быть, все это правда? И дело в том, что Минору важен этому Учихе сам по себе — не как источник информации? Странная мысль, заставляющая сердце замирать…       Сенджу сполоснул руки и лицо, разогнулся, готовясь тащить вымытое в дом, да так и замер.       Прямо напротив него стоял Учиха. Не тот, что приходил раньше — седой и старый.       — Ну, — весело усмехнулся неизвестный. — Чего же ты замер?       Минору моргнул. Это, что же выходит, пока он тут думал, посуду мыл, значит… всё это время за ним кто-то смотрел, а он и не заметил? И не просто кто-то, а Учиха?       И не напал даже?       Сенджу здраво оценивал свои силы и с сожалением был вынужден признать, что ничего бы не смог сделать, ну может только время потянуть… Ведь в отличие от Хикару, у этого шиноби не было никаких причин щадить его. Минору невольно сделал шаг назад, чувствуя опасность, исходящую от этого старика…       Перед глазами ярко встала сценка давешнего утра, и смеющийся над ним Учиха пришедший к допросчику, когда они спали. Он тоже был опасен и веселился не по-хорошему, но этот старик, рассматривавший его, как наколотого на сенбон жука, был гораздо опаснее…       — Эй, ты меня слышишь? — Учиха участливо склонил голову. Опасность ушла, и теперь от него веяло заботливым вниманием, как от стариков, присматривавших за детьми в клане…       — Хм. Слышу. Да. Извините.       — Вежливый, — довольно усмехнулся тот.       Минору попытался выбраться из своего зависшего состояния, но разум по-прежнему отказывался адекватно воспринимать сложившуюся ситуацию. Поэтому он просто поднял на руки гору чистой посуды и молча пошёл в дом, стараясь краем глаза следить за пришедшим Учихой. Тот, продолжая тихо посмеиваться, шёл следом.       Встретивший их на пороге Хикару представлял собой не менее забавное зрелище, чем, вероятно, они сами.       Тадао едва сдерживал пакостное хихиканье. Перманентно зависающий, но вполне мирный и вежливый Сенджу его изрядно веселил. Эх, если бы все Сенджу такими были, с ними бы никаких проблем не было.       Надо будет у Хикару поинтересоваться, что он с этим экземпляром такое сделал. Может и на других сработает?       — Вижу, ты хорошо поработал, — тихо шепнул старейшина молодому Учихе, когда его пленник ушел в дом. — Неужели это действие твоего гендзюцу?       — Кхм… не только, — пробормотал Хикару. — Тадао-доно, Глава разрешил…       — Знаю, знаю… ну, раз уж ты сумел с ним сладить — развлекайся. Только вот, помимо развлечений, существует еще и долг перед кланом. Ты хорошо работаешь, но это еще не все.       — Тадао-доно…       — Твоему дому определенно не хватает женской руки, — старый Учиха окинул взглядом потертый вид жилища допросчика. — Я вижу, что на роль жены ты приспособил этого Сенджу — интересное решение, но детей родить он тебе не сможет.       «Началось, — обмирая, понял Хикару. — А я-то надеялся, что обо мне забыли…»       — Ну-ну, не надо так пугаться, — добродушно усмехнулся старейшина. — Насколько я знаю, на примете у тебя никого нет… так что, думаю, моя внучка тебе подойдет. Она красивая девушка, и хорошо готовит.       «Ещё лучше — эта точно не отстанет.»       Но…       — Я вас услышал, уважаемый старейшина, — с поклоном выдохнул он.       — Раз услышал, так держи, — Тадао-доно протянул ему несколько плотных конвертов. — Тут образец договора и деньги на первое время. Договор, если хотите, перепишете, что делать с Сенджу, думаю, между собой решите…       — Тадао-доно, я не стану от него избавляться, — твердо сказал Хикару.       — Если твой Сенджу возьмет на себя мытье посуды, Кая не станет возражать, — старейшина пожал плечами и бросил взгляд на корыто грязной воды. Коротко кивнул, повернулся и неспешно вышел со двора, а Хикару остался стоять с конвертами в руках, растерянно моргая.       Стараясь производить как можно меньше звуков, Минору сложил вымытую посуду на полку и прокрался к двери. Старый Учиха говорил негромко, но Сенджу услышал — речь шла о том, что его пленителю пора жениться. «Ну, точно, как у нас…»       И сердце гулко стукнуло в груди.       Вот и закончилось все… Никакая жена не станет терпеть в доме игрушку мужа. Как бы ни относился к нему Учиха…       Неожиданно для самого себя Минору понял, что не хочет расставаться с допросчиком. Несколько недель в обществе влюбленного Учиха успели основательно вскипятить ему мозги, но он еще мог понять, что если он не хочет быть зарезанным отравленной шпилькой, то ему пора придумывать план побега.       Но ему этого не хотелось.       Он словно разделился: одна его часть говорила, что надо делать Сенджу, попавшему в плен, и неким странным образом сумевшему очаровать Учиха. Усыпить бдительность, убить столько врагов, сколько сумеет, и бежать. Или убить себя.       Другая его часть ничего не говорила, лишь вспоминая сияющие черные глаза и по-женски маленькие теплые ладони. И эта часть была если не сильнее, то могла на равных потягаться со всем, что составляло жизнь Минору.       Не известно, до чего он мог бы додуматься, но вопрос с дальнейшими действиями решился тем же вечером. Они оба старались избегать темы, приведшей старейшину в дом допросчика, а потому, когда двери дома стремительно разъехались, звонко ударившись о стены, и на пороге появилась сияющая девчонка приблизительно их возраста, пришли в некоторое замешательство.       Последовавшее за тем вогнало их в еще больший ступор. Спустя пару секунд, которые девушка потратила на разглядывание обоих парней, она счастливым вихрем подскочила к нему, а не к предполагаемому жениху.       — Какая прелесть!!!       Сенджу в который раз отметил у себя отсутствие боевой реакции на Учиху.       Девица висела на нем, болтая ногами, Хикару топтался рядом, а сам Сенджу стоял в полной растерянности, и в который раз убеждался, что все Учиха безумны.       — Эй, это мой пленник! — попытался возмутиться допросчик.       — А я твоя невеста! — девчонка показала язык. — Рикудо велел делиться!       — Я вам не мешаю? — Минору очень хотелось куда-нибудь деться, хоть в прежний подвал. — Может, я в другую комнату отойду.       — Не мешаешь!       — Сиди тут! — крикнули Учиха в один голос и переглянулись.       — Так, — Хикару собрался с мыслями. — Значит, ты не против?       — Дедушка сказал, что этот замечательный человек будет мыть посуду. Так что, я совершенно не против!       «Ками-сама, куда я попал?»

***

      «Наверное, я влюбился», — в счастливом обалдении подумал Рин.       Это было глупо, и он это понимал. Но… впервые в жизни его кто-то выслушал. И этот кто-то — гражданская шлюха…       Ханако.       Она была похожа на него: жизнь у девушки была не сладкая, но она не сломалась, не превратилась в покорную куклу для утех. Она была живая — потому и была такая дешевая…       Он улыбнулся.       «Я думала, шиноби злые и равнодушные, а ты совсем другой…» — кто еще посмел бы сказать такое клиенту-шиноби?       Он сам не заметил, как рассказал ей о своей жизни, и нет, он вовсе не жаловался! Просто говорил, а девушка слушала и сочувственно кивала.       Рин вздохнул и глубже зарылся лицом в подушку, пряча счастливую улыбку. Девушка спала рядом, утомившись за ночь, и ее длинные черные волосы стелились по футону блестящей волной.       Было так хорошо.       Может, ему впервые улыбнулась удача? Должно же было и ему хоть раз улыбнуться что-то большее, чем внеплановая лихорадка на миссии, которая, вот обязательно, зацепит весь отряд и чуть не завалит дело!       Ханако была не просто красива — прекрасна. Может, были на свете девушки с более совершенными лицами и телами, но ни в ком больше не было этого ощущения прекрасного видения, миража над пустыней, плывущей издалека мелодии, волшебного сна… и, как всякий сон, он должен был раствориться с рассветом.