***
«И будет каждому дано по душе его». Неизвестно, действительно ли так сказал Ашура, создавая сей великий артефакт или это уже благодарные потомки приписали, но факт оставался фактом — нефритовая плита, с одной стороны отполированная до зеркального блеска, а с другой покрытая затейливыми узорами, награждала или карала в зависимости от того, каков был человек внутри себя — злобен и плох, или же хорош и благороден, по крайней мере, так говорилось в легенде. Хотя знали об этом, конечно, не многие. В качестве награды древняя каменюка прогоняла по кейракукей волну лечебной чакры с особыми свойствами, восстанавливая все повреждения и просветляя разум. Даже сущий калека с выжженным очагом мог снова стать воином, задышать полной грудью и открыть в себе новые таланты. Чаще всего в гендзюцу, почему-то. Так было в давние времена… и чудесные свойства «целительного камня» манили многих, как мотыльков на огонь. Однако, не все было так просто — те, кто по какой-то неведомой причине, не мог угодить артефакту, получали не награду, а страшную кару. Разнообразную — но всегда суровую. В легендах говорилось, что чем дальше, тем реже камень награждал и исцелял, и все чаще карал. Вред, причиняемый им, стал перевешивать пользу, и предводители клана Сенджу приняли решение: объявить реликвию «выдохшейся», и спрятать в каком-нибудь малоизвестном святилище. Так и стал артефакт со временем обыкновенной памятной реликвией, покуда Сенджу Киширо, от скуки и ради тренировки, не расшифровал лежащие в архиве древние свитки. Так Буцума и узнал о свойствах каменной плиты, о том, что она вовсе не выдохлась, и о том, как надо обращаться за помощью. Впрочем, рисковать не решился, не будучи уверенным в своих душевных качествах — и Киширо болтать запретил. Теперь он, как никогда, был рад этому решению. Только полный идиот не знал, что Шинджоку давно и упорно ищет способ восстановить свою систему циркуляции. Он буквально душу биджу готов продать за возможность обретения былых способностей. И насколько знал Буцума, постепенно те восстанавливаются. Медленно и неохотно, но покорёженные чакроканалы срастаются — как и у всех Сенджу. Какой уж там яд использовали Учиха — тайна за печатью Шинигами, но двадцать лет большой срок для потомков Ашуры. Восстановиться можно. Строить козни против собственного соклановца Буцуме было неприятно, даже если это биджев стратег. Но и допустить задуманного старым пауком он не мог — пусть плита Ашуры станет последним доводом и испытанием. Древний Сенджу, написавший свиток о реликвии, предполагал, что она защищает клан от предателей, тех, кто ради личной выгоды или власти подставлял своих — что ж, если Шинджоку исцелится, то останется только смириться, а если нет... значит, он был не прав — и «получит по душе его». Удобно было то, что после решения отпустить попавших под гендзюцу из-под присмотра, Шинджоку не угомонился, продолжая требовать с пострадавших соклановцев отчетов об их состоянии. Вот к следующему отчету Киширо и прикрепит «любопытные сведения, которые могут оказаться полезными для Шинджоку-доно».Часть 26
14 декабря 2018 г. в 17:32
Киширо задумчиво покрутил в руках полную бутыль с сакэ и, вздохнув, отставил в сторону. Не хотелось. Впервые за долгое-долгое время — не хотелось. И не было необходимости. Прикрывая глаза, он больше не слышал тихого шёпота чёрного озера, шелестом змеи вползающего в душу. За столько лет Сенджу настолько привык к нему, что теперь чувствовал себя почти неправильно без него. Тишина в голове напрягала, заставляла готовиться к худшему.
Клановые горе-менталисты проверяли его с особой тщательностью, надеясь отыскать в его сознании более явные следы техники, но как обычно оказались бессильны. Закладок не нашли, следов техники тоже… почти. Нашли разрушенную ловушку от прошлого кошмара. Тот самый Поцелуй Цукиёми. Вытащить эту гадость из него никто не мог, а теперь её не было. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто постарался.
— Ну, хочешь, я могу тебе спеть? Если тебе так неуютно, Сенджу.
Учиха сел рядом, на тёплые доски энгавы. Киширо задумчиво на него посмотрел.
— Когда я успел уснуть? — спросил он.
— Недавно, — подтвердил Тайки. — Вижу, тебе стало лучше.
— Да… теперь в голове так тихо, что даже страшно — не умер ли я.
— О нет, ты вполне живой, — Учиха улыбнулся — повеяло теплом. — Надеюсь, ты не собираешься и дальше отравлять себя этой гадостью?
— Я очень странно себя чувствую, — признался Сенджу. — Забыл, каково это — быть и здоровым и трезвым. Тянет… — он щелкнул ногтем по бутылке. — Хочется, и одновременно не хочется. Не знаю.
— В тебе говорит привычка. Сколько лет ты себя травил?
— С тринадцати, когда разрешили пить. Я попробовал и понял, что это помогает.
Тайки покачал головой, придвинулся ближе, и запустил пальцы в мягкие волосы Сэнджу.
— Так мне спеть?
— Лучше расскажи какую-нибудь легенду, — Киширо прижмурился, словно большой кот. — Вашу, учиховскую.
— Информацию выведываешь?
— А разве у вас простых баек нет? Ну, например, как Индра-основатель решил с тэнгу сразиться, как двух крестьян рассудил или князя проучил… у нас про Ашуру такого много рассказывают, хотя, что из этого правда, а что присочинили — неизвестно.
— Баек, говоришь… — Тайки задумчиво нахмурился, припоминая известные истории про Основателя, и находя, что на сказки они не тянули. Разве, что на страшные — чувство юмора у Индры было с отчетливым окрасом крови, и таких историй, после которых Сенджу мог бы посмеяться, а не скривиться: «Что от Учих ожидать?» он не знал. Хотя, была одна легенда, одновременно мирная и поучительная…
— Ну, слушай, и не зови меня потом сказочником...
В давние времена, еще когда Индра не рассорился окончательно со своим младшим братом, они порой работали вместе. Странствовали, сражались, либо создавали что-нибудь интересное, такое, что простые люди потом называли чудом, а ученики и родичи — шедевром. Одним из таких творений было Нефритовое Зеркало — не настоящее, конечно, хотя, в его отполированной глади и можно было увидеть отражение… но не лица своего, а души. Неведомо, зачем братья его создали — говорилось в предании, что то был ответ на просьбы об исцелении, с которыми к братьям шли многие люди — и не все из просивших были достойными людьми. Младший брат не хотел отказывать в лечении и помощи никому — старший же полагал, что глупо исцелять горького пьяницу от печеночной боли, ведь после лечения тот с удвоенной силой наляжет на рисовую водку да сливовое вино. А уж лечить раненого в драке бандита и вовсе — дурь несусветная. Но младший брат был, когда не надо, упертым.
И вот, подумав — не то, чтобы из особой заботы, а скорее поучения ради — предложил Индра Ашуре создать волшебный камень, который сам будет исцелять хороших людей, а плохих наказывать. И тот, поскольку верил, что все люди в сути своей хороши, согласился. Отправились братья в далекие горы, отыскали там большой камень нангёку — нефрита на древнем наречии, притащили в дом — ох и ругался же Основатель, когда волок на горбу демонову каменюку! И взялись за работу.
Нескоро — но готов был волшебный камень, с одной стороны гладкий, как зеркало, с другой покрытый знаками, расшифровать которые ни один Учиха — какие видели ту плиту — не сумел, да и Сенджу в том не преуспели. И отныне, заглянув в него, человек мог получить исцеление либо наказание — в зависимости от того, что отражалось в зеленовато-темной глубине. Если его внутренняя суть была здорова — хороша и чиста — исцелялось и тело. Если же нет… участь таких была разнообразна, но всегда — невесела.
— У нас говорят, эта штука принадлежала клану Сенджу, а потом то ли выдохлась, то ли потерялась, то ли ее сперли, — обыденным тоном добавил Тайки.
— Хм... — Киширо улыбнулся. — Хорошая история. Мне понравилось.
Он любил такие вещи — когда все получают по заслугам. И чисто любопытства ради, он поищет в старых архивах, было такое или нет. Даже если нет, это будет интересно.
Впрочем, лично он не рискнул бы смотреть в это «Нефритовое зеркало», даже чтобы избавиться от злосчастного гендзюцу. В здравость и чистоту своей души он не слишком-то верил — шиноби же, а не монах.
Что-то в этой истории казалось ему знакомым. Будто бы где-то, когда-то, встречал он нечто похожее — исцеление и наказание, зеркало, камень… Киширо прикрыл глаза, уходя в себя, вылавливая в памяти цепочку ассоциаций. Легенда, чей-то рассказ? Нет… скорее, почти совсем выцветшие строчки на старом свитке… точно — старый архив, и расшифрованные записки одного из древних старейшин!
Может, сказать Учихе? Киширо глянул на него, сидящего с прикрытыми глазами — тот, кажется, не проявлял интереса к волшебному камню. Его больше интересовала реакция Сенджу, и… то, что рассказанная история понравилась, значило гораздо больше.
Что ж, тогда… почему бы и нет?
— У нас действительно было, что-то похожее, — прошептал Киширо, привлекая вниманиие Тайки.
— И что, правда лечит? — тёмные глаза блеснули любопытством.
— Говорили, что да. Но потом количество «наказанных» перевесило количество исцелённых и камень убрали от греха подальше. Может, правда: лечил только достойных, а мы все слишком испортились, может, сломалось что, или выдохлось...
Киширо прикрыл глаза, внимательнее вслушиваясь в эмоции Учихи. Тот пожал плечами.
— Кто знает, столько лет прошло. Я в этом совсем не разбираюсь.
— Ты разбираешься в травах, я заметил, — Сенджу улыбнулся и окончательно расслабился.
Подспудно он опасался ощутить от мальчишки отголоски азартного любопытства, но тому, похоже, действительно было всё равно.
Откуда-то пришла уверенность: Тайки, как и Киширо, полагал, что камень, исцеляющий хороших людей, для шиноби бесполезен. Ну, правда, кто они? Воры, убийцы, наемники, которые если и делают что-то хорошее, защищая кого-то, то только потому, что им за это платят. Древняя реликвия его не интересовала — точнее, интересовала только, как интересная история и память о прошлом. Сенджу уловил мелькнувшую в глазах Учихи легкую грусть — о чем сожалел его враг, и, если подумать — сородич? Сам Киширо, услышав и вспомнив эту легенду, подумал о том, сколько жизней разрушено давней ссорой — и что они, нынешние Сенджу и Учиха, смогли бы создать, если бы жили в мире, не тратя все силы и таланты на бесконечную войну.
Тайки думал о том же.
— Это мир, в котором мы живем, — тихо прошептал он. — Путь шиноби… лезвие меча. И счастье, любовь, дружба — все это шелковые нити, не способные остановить удара.
— Но шелковая нить достаточно прочна, чтобы по ней можно было выбраться из пропасти.
— Только если её спустит светлый Ками… как паутинка в Джигоку.
— Да ты романтик!
Учиха ничего не ответил и просто лёг рядом, покопошившись под боком.
Вдруг подумалось, что эта техника, должно быть, тоже придумана романтиком. Было отчего-то такое ощущение.
— Лишь романтики верят в чудеса...
— Тогда давай побудем ими хоть немного. Чудо бы пригодилось всем нам… вдруг случится?
— Я не жду чудес. Сделанное своими руками всегда надежнее и крепче.
— Вообще-то ты уже сделал чудо. Своими… ладно, не руками, а глазами.
— Ты о гендзюцу?
— Угу… скажи мне кто пару лун назад, что я буду лежать в обнимку с Учихой и радоваться этому, я бы посмеялся, а то и в морду двинул. Чем не чудо?
— Киширо, этого мало.
— А разве вы остановитесь на этом? — Сенджу улыбнулся, и Учиха понял: его «понесло». Этот тип с разумом, изуродованным старым гендзюцу, словил вдохновение и, кажется, задумался о прекращении войны силами двух молодых придурков. О том, что не все его соклановцы будут рады такому установлению мира, да и у правителей кланов могут быть другие планы, бывший пьяница не задумывался.
— Ты понимаешь, что с этим чудом нам надо быть очень осторожными?
— Конечно, — Сенджу обнял его за плечи. — Я прямо сейчас могу сказать, что, если тайна всплывет в других кланах — вам придется очень скверно… но я понимаю, что и нам от этого станет хреново — мы подставились, значит, мы слабы. Мы — кланы Учиха и Сенджу — прочно связаны, и выбраться из пропасти сумеем только вместе.