Make love, not war

      Возвращение в клан ознаменовалось неприятной новостью — Тобирама пропал. По словам младших сыновей — отправился встречать отца, и последними его видели патрульные у самых границ деревни. Мальчишка направлялся как раз ему навстречу, и если не свернул на пару ри в сторону, то должен был ощутить чакру Буцумы — у Тобирамы была очень сильно развита сенсорика, промахнуться он не мог…       Глава клана Сенджу медленно вздохнул, унимая тревогу.       Между Сенджу и Учиха в последние годы воцарилось некое перемирие, хотя, конечно, это не отменило всего остального. Дети все еще гибли порой от болезней, от хищников и змей, от рук шиноби других кланов… но все же он отвык от привычки думать о том, что его дети могут умереть в любой момент. И что любая пропажа может означать именно это.       Ушел навстречу и не вернулся. Ни к вечеру, ни на следующее утро. И патруль ничего не нашел…       Младшие дети притихли в своей комнате. Хаширама вырастил десяток чучел и колошматил их с невиданной злобой. Сам Буцума такой роскоши не имел — требовалось отчитаться перед старейшинами, чем он и занялся, отодвинув в угол мысли о возможной гибели Тобирамы. Подумать только, а ведь когда-то пренебрегал меченым духами сыном, думал — слабый, не выйдет толку…       Однако же вырос. Сильный, умный, красивый сын. Из маленького, аккуратного котёнка — ещё не взрослый тигр, но молодой и гибкий хищник, уже опасный своими когтями и клыками. Ками, только бы всё было хорошо!       Старейшины встретили его отчёт благосклонно. Аяме-доно и вовсе выглядела довольной, не скрывая веселье в уголках глаз. «Будто точно знает, что случилось, старая ива!» — мелькнула шальная мысль. Впрочем, в последнее время старейшина и правда была как-то весело-задумчива. Словно видела то, что от него ускользало. Следует просмотреть документы за последний год-два, если уж он вновь полон сил, а Учиха обещал дать время на подумать и не беспокоить по ночам…       Но беспокойство за сына не отпускало. К вечеру настроение испортилось окончательно, на душе стало муторно, несмотря на то, что все свободные патрули уже оповестили.       «Решено. Если к утру не найдется, сам пойду по его следам».       Он гнал от себя мысль, что может найти в конце цепочки следов давно уже мертвого сына. Наконец уснул — встревоженным и неспокойным, чтобы открыть глаза в лесу, рядом с Таджимой.       — Ты сына, случаем, не потерял? — начал Учиха вместо приветствия.       И впечатление от вопроса такое же, как если бы не укрепленному чакрой телу со всей силы двинули кулаком поддых. Выбивает дух до темных точек перед глазами.       — Он жив и в порядке, — поспешил успокоить Учиха, вглядываясь в его перекошенное лицо. — Немного дезориентирован сенсорным приступом и общей обстановкой, но в порядке.       — Что произошло? — Сенджу постарался взять себя в руки, давя мрачные мысли о выкупе и шантаже. Так было раньше. Так... будет и сейчас?       — Мои дети произошли, — демонстрируя смущение, Таджима пожал плечами. — Они, видишь ли, тоже пошли меня встречать, а Тобирама излишне понадеялся на свою сенсорику. Ну и поймали его… а у него с перепугу талант обострился до приступа. К счастью, старший сообразил, в чем дело, и сумел немного помочь. Пишет, что сейчас все в порядке, жив, здоров, ругается… и, если ты завтра не занят, можешь сходить, забрать его. Я тебя встречу.       — Где и когда?       — Час спустя после рассвета, там, где, эээ… я наложил на тебя гендзюцу.       — Хорошо, — Буцума кивнул резко и отрывисто, и Таджима шагнул вперёд, положив руку ему на плечо.       — Это не долг и не шантаж. Просто случайность, которая ничего не меняет.       Его ладонь казалась раскаленной, но вместе с тем словно согревала душу, мечущуюся в клетке с шипами внутрь из чувств и долга. Учиха шагнул ближе, Сенджу выдохнул, прикрывая глаза, и неожиданно уткнулся щекой в тёмную макушку, почувствовав, как острый подбородок ложится ему на плечо.       — Я тебе не говорил, но ты со своими эмоциями, бушующими до выломанных ребер, напоминаешь мне Учиху. Тебе давно стоило научиться пропускать их через себя. Шаринган у тебя в любом случае не прорежется, а нервы себе испортишь.       Буцума тихо фыркнул, пошевелив дыханием волосы на его затылке.       — Представляю себе это зрелище. Интересно, меня только с поста главы попросят или сразу из клана?       Учиха тоже усмехнулся, опалив шею.       — Тогда я с радостью приду и заберу тебя, на правах Учиха. Впрочем, если бы была хоть крошечная возможность, это бы уже случилось.       Шутка конечно, но от нее стало легче. Словно со спины сняли пару тяжёлых камней.       — Спасибо...              Открыв глаза, Буцума пару мгновений лежал неподвижно, восстанавливая события сна. После — поднялся, кинул взгляд на небо, еще только светлеющее на востоке. Есть время собраться… в том числе и собраться с мыслями. То, что он сделает сейчас, было важно — одно дело, когда рядовые на миссиях обойдут друг друга стороной вместо драки, а то и помогут… но когда один глава безвозмездно отдает другому сына, ничего не требуя…       Это уже совсем другое. Это уже не «нейтральные» кланы, не «условно доброжелательные», это означает союз. Настоящий союз, без оговорок. Если Таджима не солгал… хотя, о чем он? Будто мало было шансов заманить в ловушку его и его бойцов. Да с этим гендзюцу Учихи, если бы захотели, еще три года назад подмяли бы Сенджу. Значит, они не хотят? Или хотят чего-то другого?       «Любви и ласки», — подсказал изнутри саркастический голос, похожий на голос Главы Учиха.       Но ведь ерунда же.       Что в ином случае? Боятся слишком усилиться? Против тех, кто имеет слишком мощное и опасное оружие, ополчаются все — Учиха знают, что не выдержат этого, и стремятся заполучить сильного союзника…       Да не все ли равно, в чем причина мира! Будь иначе — он уже мог бы потерять, самое меньшее, двоих сыновей. Шиноби раздраженно фыркнул. Это лишь такие, как покойный Шинджоку, могли твердить, что воин клана достойно сражается и умирает с того момента, как сможет держать меч в руках. Нельзя отрицать, дети бывают полезны, как гонцы и разведчики, но не как бойцы в прямой схватке. Сколькие гибли без пользы только лишь потому, что им дали в руки меч, надели доспех и выпихнули на поле боя, где врагу весь труд — мечом махнуть…       А теперь молодые и сильные шиноби — те, кто не погиб за эти три года, с любопытством присматриваются к тем, кто стоит на другой стороне границы. Тоже — не погибшим. И не для убийства присматриваются. Просто — с интересом. Какие они, эти Учиха? Бывшие враги…       Может и ему пора перестать жить прошлым? Да, они воевали столько лет, да, обоюдно пролили не мало крови. Но вот ещё не мир, но крепкое перемирие, и дышать — жить — намного легче и лучше. И он не может этого отрицать — невозможно отрицать то, что очевидно.       Буцума глубоко вздыхает и решительно отодвигает сёдзи.