Make love, not war

      Деревня была построена двадцать лет спустя.       Когда уже совсем седые Таджима и Буцума, уже не главы своих кланов, а старейшины, ушедшие на покой, с улыбками рассказывали о прошлом, когда Хаширама Сенджу торжественно пожал руку Кейтаро Учиха, обещая вечный мир, когда все переженились и у половины Сенджу прорезался шаринган, а многие Учиха вдобавок к огню обнаруживали способности к дотону и суйтону… когда Сарутоби всем доказали, что торговать выгоднее, чем воевать. Когда Минору помирился наконец с обиженным на него братом, а несколько показательных расправ окончательно заткнули недовольных. Когда список кланов деревни пополнился не только мелкими и слабыми семьями, но и такими, как Шимура, Хагоромо и союз Яманака-Нара-Акимичи. Когда Мадара поймал девятихвостого биджу и поселил в скалах неподалеку от новой деревни, а Тобирама поймал какую-то черную нечисть и поселил в облепленном иссушающими печатями кувшине, где она потихоньку испарялась и к моменту официального основания деревни исчезла с концами. Когда у тех, что так недавно были детьми, появились уже свои дети.       Закончилась эпоха клановых войн.              — Но ты ведь не думаешь, что на этом все кончилось? — спросил один Учиха у своего знакомого Сенджу. — Мы ведь не со всем миром помирились. И вон, в Стране Ветра решили взять с нас пример. Как бы не пришлось нам лет через десять новую войну начинать — уже не с кланом, а с целой страной.       — Так ведь и мы теперь не одни, — пожал плечами Сенджу. — Таков наш мир. Нападут — отобьемся… потом помиримся. С вами же помирились. А потом Сарутоби на них напустим! Пускай завалят выгодными предложениями.       Учиха страдальчески скривился. Как раз недавно он имел удовольствие в рамках повышения уровня общаться с шиноби из этого клана — вежливые молодые люди, похожие больше на гражданских, так заморочили ему голову, что он чуть было не купил какие-то особенные кунаи, которые чуть ли не сами летают и глотки режут. И видел же, что ерунда, и все равно за кошельком потянулся…       Впрочем, экзамен выдержал — и деньги при себе сохранил, и союзников мордами по прилавку не отвозил.       По главной улице от здания Администрации мчалась целая стая лохматых девиц в одеждах Учиха и в масках екаев. Забавно вышло — в прошлом поколении одни сыновья, а в этом одни девчонки — только у Изуны недавно родился сын Кагами, да у Тобирамы двое. Впрочем, говорят, когда рождаются девочки — это к долгому миру…       А вон и их отцы. Тоже… мчатся. Видел бы кто, как грозный Огненный Дракон Мадара с руганью гонится за главой союзного клана, а вся его роскошная грива усажена ромашками. А Хаширама ржет во все горло…       А ведь они — первые Учиха и Сенджу, кто не был связан гендзюцу, и в кланах об этом узнали только год спустя. Первые, доказавшие, что мир и дружба возможны и без связи душ…       Сенджу легонько хлопнул его по плечу.       — Пойдем домой?              Мягкий свет новомодного электрического светильника озаряет письменный столик и длинный стеллаж, забитый свитками и сшитыми тетрадями. Несмотря на кажущийся беспорядок, все здесь лежит на своем месте, аккуратно подписанное, рассортированное в соответствии с темами и опасностью. Здесь пахнет деревом, чернилами и чистой бумагой. Лабораторные журналы заполняются с неизменной педантичностью, а опыты, которые можно не проводить на полигоне, проводятся здесь — в подвальной части, здесь же, невдалеке, хранятся реактивы.       Тобирама любит свою лабораторию и порядок в делах. Порядок в лаборатории он особенно ценит, потому старается не пускать сюда посторонних. Это его собственное место, даже более личное, чем комната в большом доме семьи, где вечно толпятся родственники и любовники. Иногда он здесь даже ночует, зная, что тут никто не побеспокоит его просто так.       Почти никто...       — Тобирама!       — Ну конечно, где ему еще быть, как не в лаборатории?       Две черных тени наливаются красками и плотью, выступая из темноты. Явились все-таки. А ведь он надеялся, что посольство дайме займет их, по крайней мере, на три дня…       — Ну сколько можно, Сенджу? Неделя уже прошла, а ты здесь мозги сушишь!       Неделя? Тобирама потер глаза. Может и неделя… увлекся. Но проблема, над которой он размышлял, была слишком сложной и увлекательной, чтобы от нее оторваться. Он давно задумывался над тем, чтобы повторить хоть какое-нибудь из преимуществ шарингана, и кое-какие мысли казались ему перспективными…       — Эй, постойте! Я занят!       — Горелки не включены, подвал закрыт, значит, ничего срочного, — отозвался Кейтаро, бесцеремонно подхватывая его за локти.       — Когда ты поймешь уже, что для нормальной работы надо вовремя отдыхать? — добавил Изуна, заходя со спины.       — Я отдыхаю! — возмутился Тобирама. — И это важные исследования! Их надо закончить...       — Да-да, важные исследования, — покивал Кейтаро. — Вот сделаем тебя Хокаге, будет у тебя всё — важное.       — Да он же тогда вообще спать не будет! — воскликнул из-за спины Изуна. — Нет, его нельзя в Хокаге.       — А кого тогда? Мне нельзя. Я глава клана, Хашираму по той же причине тоже не пропихнешь, хотя вот он, как представитель деревни, был бы идеален — открытый и с хорошо подвешенным языком. Но, к сожалению, мы так решили…       — Минору, — в ответ на эту тираду буркнул Тобирама, смирившийся, что его волокут во двор. — Он пока с братом мирился, такого опыта набрался, что мирить кланы у него и подавно получится.       — Кая и Хикару будут против, — не согласился Кейтаро.       — И дети. Он у них любимый дядя. И вообще слишком покладистый.       — Да отпустите вы меня, я сам дойду! — раздраженный Сенджу распихал Учих локтями и встал, поправляя одежду. — Раз уж вытащили, я хочу в онсен и хороший обед.       — Вместе или по отдельности? — с готовностью уточнил Изуна. — Тут недавно Акимичи открыли едальню, там такое… — младший Учиха восторженно прижмурился. — В самый раз для шиноби. Или просто закажем закусок и поедим на источнике?       — Закуски, — подумав, решил Тобирама. — Только немного. А потом пойдем к Акимичи.       — А потом домой. Спать!       И обняв с двух сторон, Учиха потащили его по направлению к онсену. Тобирама только вздохнул: эти двое с юности так привыкли его тискать, что проще было смириться, чем перевоспитать. А потом гражданские сочиняют про развратные нравы… надо бы озаботиться какой-нибудь контрпропагандой, пока новооснованную деревню не начали считать за бордель в антураже…       Но ему в самом деле был нужен отдых. Поэтому в объятиях своих любовников он заставил себя позабыть о делах, о сложном дзюцу, о работе, что никак не могла завершиться, и просто позволил себе наслаждаться чужой заботой, купаясь в огненной чакре, той, что когда-то чуть не свела его с ума… а после — просто уснуть, ни о чем не тревожась.       …И вскочить, едва открыв глаза, и броситься к столу — искать бумагу и тушь. Пришедшая в полусне идея казалась перспективной, и Тобирама торопился записать новую мысль, не обращая внимания на то, как ласкают его обнаженную спину два нежных взгляда.       — Прелесть, правда? — тихо шепнул Изуна.       — Сокровище, — согласился Кейтаро. — Ты нам покажешь, что там тебя осенило? — Окликнул он Сенджу.       — Мгм… — рассеянно откликнулся тот.       — Не отвлекай, — шепнул Изуна старшему брату. — Пойдем пока умоемся, и чай приготовим. Мы свободны до вечера, успеем еще продолжить…       А Тобирама, покуда Учихи шептались о том, чем займутся после завтрака, выстраивал в уме схему нового дзюцу, которое сможет не только помочь ему решить проблему нехватки времени, но и разобраться с природной несправедливостью — Учих двое, а он один.       А еще оно сможет помочь в обучении, позволив тем, кто не имеет шарингана, обучаться почти так же быстро. Правда, полноценно пользоваться этим дзюцу смогут только Сенджу, Узумаки и другие обладатели мощного резерва, но и это станет большим подспорьем…       И Хаширама наверняка обрадуется. Если все сработает так, как предположил Тобирама, у старшего брата появится возможность не рваться между делами и забавами с любовником. А довольный Хаширама — это энергичный и хорошо работающий Хаширама, не издевающийся над окружающими в своем неповторимом стиле…       Да и Мадара ему не чужой. Интересно, что они сейчас делают? Наверное, тоже отдыхают, свалив дела на младших…       Тобирама мимолетно улыбнулся, припомнив, что делал ночью. Все-таки в одном Учиха правы — отдыхать тоже надо уметь. И Хаширама этим умением не пренебрегает.              — Ай, блядь! Что это за дрянь?       — Не дрянь, а масло. Персиковое, с ароматом розы. Делает кожу нежной, как лепесток…       — Оно холодное…       — Сейчас согреется.       — В каком борделе ты это стащил?       — Зачем в борделе? Купил в лавке с косметикой. И вообще, чем ты недоволен?       — Тем, что от меня теперь на всю деревню несет этой чертовой розой!       — В следующий раз могу взять оружейное, но лучше поверь мне на слово: твоя задница не скажет тебе за это спасибо.       — Да что ты там возишься! Ох! М-м-м…       — Имей терпение, ты не в гендзюцу. И не зажимайся так, можно подумать, я тебе туда кунай засовываю. Чего ты ржешь? Нет, чего ты ржешь, я тебя спрашиваю?       — Того, что было такое… на миссии… только не кунай, а маленькое лезвие в ножнах… нас обыскивали тогда…       — Ну, вот видишь, и опыт есть. Не вертись! Я не хочу практиковаться в ирьедзюцу прямо в постели.       — Нашел, блядь, юную девственницу…       — Если не хочешь ее изобразить, подожди. Представь, что сидишь в засаде. На муравейнике.       — А-а-ох!       — Что?       — Я тебя люблю. Сделай так еще… а-ау!       — Я тебя тоже. Особенно в такие моменты.       В такие моменты, когда сварливый и резкий Мадара делается нежным, как персиковое масло, когда он вот так раскрывается, раздвигая бедра и без слов приглашая войти, обнять, зацеловать, насладиться…       Они не наскучили друг другу за двадцать лет — от первых моментов осторожного познания, до воплощения самых разнузданных фантазий. Понимание родилось между ними без всякого гендзюцу — в работе и в любви. Человек, которому можно доверить все, человек, с которым не стыдно ничего — вот кем они были друг для друга. Были и оставались сейчас, и останутся навсегда — ведь теперь, когда нет войны, что может встать между ними? Если уж даже жены попались понимающие и с юмором относящиеся к их союзу…       Волосы Мадары — вторая подушка, пышные, жесткие. Хаширама вплетает в них пальцы, белая шея выгибается беззащитно, Учиха прижимается к нему животом, стискивая бедрами и внутренними мышцами. В глазах алый огонь, огонь внутри, огонь клубится облаком вокруг, в непроизвольно испускаемой чакре…       — Ты — демон, — шепчет Хаширама. — Биджу в облике человека. Недаром ты так поладил с Кьюби…       — Тогда... Ах! — Он выгибается от толчка, выдыхает, прижимается ещё сильнее, ещё теснее. — Ты, выходит, Ками?.. раз сумел меня обуздать? Ох! Да... ещё!       — Ты преувеличиваешь. Какой из меня Ками?       — Мой! Мой… Ш-ш-шиноби-но-Ками!       Хаширама сдавленно смеется, уткнувшись в волосы друга. Это ли не счастье? Мир и союз, настоящие, без попыток обмануть и выгадать. Даже без гендзюцу. Конечно, Учихам еще приходилось его иногда применять на шиноби новых кланов, вступающих в союз, но в основном для того, чтобы мирить кровников — вскоре после объявленного перемирия Учих и Сенджу гендзюцу доработали, и теперь Учиха могли накладывать его на двоих других шиноби, а сами — оставаться в стороне. И делать это приходилось все реже и реже — они хорошо постарались, выстроив внутреннюю структуру деревни так, чтобы никто не имел явного преимущества перед другими, никто не мог счесть себя обиженным…       Уходила эпоха клановых войн. Уходили старые традиции и порядки, старая ненависть и подозрительность.       На пороге стояла эпоха войн мировых, но для тех, кто сейчас обнимал друг друга в первой объединенной деревне, она была эпохой мира.