Make love, not war

      — Оружие мира… что это вообще такое?       Учиха Итачи шел по деревне, не глядя по сторонам. Сегодня он на высший балл ответил по теме «история объединения», но ни хорошая оценка, ни похвала отца его не радовали. Ему было скучно. Какой вообще смысл в том, чтобы считаться одним из лучших шиноби Конохи в своем возрасте, когда нет никакого настоящего дела, к которому можно приложить силы и таланты? Всех уже помирили и объединили до него, а в дружеских поединках разве развернешься во всю мощь? Нет, конечно есть гендзюцу, есть полигоны с имитациями, но все это ненастоящее, пресное какое-то…       Зачем шиноби вообще существуют? Если таким, как он или та же правнучка Мадары-сама, просто некуда себя девать? Неужели это достойное дело — мастерение из песка стеклянных фигурок? А она, правнучка эта, всем довольна. Впрочем, она же девушка, неудивительно, что ее устраивает тихо сидеть и делать поделки и посуду…       Но он на такое не согласен. Он хочет быть воином, защитником селения, как полагается настоящему шиноби! И он вполне на это способен, только вот доказать не может — в совете джонинов сидят старики, которым в лучшем случае лет тридцать, а в худшем уже за пятьдесят, и твердят: рано, рано! Пускай дети учатся! Ну да, дети… всего каких-то сто лет назад в тринадцать лет уже могли своих детей иметь. А сейчас — играй, мальчик, в игры, покуда взрослые дяди проблемы решают! А между прочим, его предок, Таджима-доно, был всего на год старше, когда возглавил клан, и ничего, справлялся, и хорошо справлялся, если верить хроникам! Тогда такое вообще в порядке вещей было. Вот если бы они жили в правильной деревне, в правильном мире шиноби, он мог бы победить кого-то сильного, чтобы доказать свою силу, но кого тут побеждать, если даже Кьюби не бесится. И даже на турнирах Великих Селений то же самое — куча правил, зрители, джонины-наставники… разве там есть возможность развернуться во всю отпущенную Ками мощь?       Эх… если бы была возможность поговорить с кем-то из по-настоящему древних шиноби. Не тех, которые просто старые и хотят только греться на солнышке и нянчить внуков, а таких, которые жили тогда… да только где их взять?       Итачи вздохнул и с силой пнул камень. Тот свистнул в воздухе, ударился о камень побольше и раскололся надвое. Молодой Учиха фыркнул про себя, собираясь пройти мимо, но вдруг остановился. Простой камешек напомнил ему клановую легенду о творении древних предков Индры и его младшего брата. Казалось бы, легенда и легенда, но кажется, в архиве он видел записку о том, что кто-то нашел материальное доказательство. И там были то ли души, то ли клоны… да нет, глупость... хотя, если правда... Итачи прикрыл глаза, раздумывая. Как бы выяснить? Если это правда, он сможет поговорить с настоящими воинами, а не их подобиями. А если нет, то ничего не потеряет.       Придя к такому решению, он твердым шагом возвращается в клановый квартал. На его счастье, то что ищет Итачи, не требует даже какого-то особого разрешения. Старые истории похожи больше на сказки и дневниковые записи, сборники повседневных историй и анекдотов. К тому же, он знает, что искать. По крайней мере он это видел когда-то.       Но даже так на поиски ушла почти неделя. Надо было еще соотнести старые карты с новыми, придумать, что сказать родителям и душам предков — просить ли помощи или совета, или же просто пожаловаться на несправедливость новых порядков? В любом случае, он был уверен, что предки, жившие в легендарное древнее время, поймут его лучше нынешних родичей…       С тех времён, когда Учиха Кира делал записи в клановых хрониках, храм изменился мало. Разве что страховочные опоры поддерживали отремонтированную крышу вместе с колоннами, удерживая от обрушения. Фундамент был явно укреплён дотоном, подклет... съешь его биджу, если это не Мокутон Хаширамы Сенджу!       Приглядевшись и активировав шаринган, Итачи увидел следы фуин-печатей на перекрестье деревянных балок. Укрепляющие, скрывающие, водоотталкивающие, ещё какие-то, незнакомые, но явно имеющие отношение к отталкивающим тех, в ком нет чакры. Всё это имело мало общего с заросшим лугом и лесом, где когда-то была деревня гражданских — так и не восстановленная за столько лет.       Поднявшись по каменным ступеням, молодой Учиха замер перед входом — вдруг что? Но даже третья ступень додзюцу не выявила ловушек. К тому же… в хрониках говорилось, что артефакт, именуемый «Нефритовым зеркалом», неплохо охраняет себя сам… что бы это ни значило.       И молодой Учиха решительно шагнул вперед, к потемневшим от времени дверным створкам…              Прошло не менее часа прежде, чем двери отворились вновь. Итачи Учиха вышел на ступени слегка неуверенной походкой человека, который еще недавно был либо тяжело ранен, либо тяжело болен. Постоял немного, оглядываясь и болезненно щурясь, сел, уставился на свои руки. Руки дрожали.       — Живые… — пробормотал молодой Учиха. — Все живые… все…       И истерически засмеялся, ткнувшись в колени лбом.              Учиха Фугаку был человеком крайне занятым и искренне увлеченным своей работой; но, тем не менее, считал, что вот его детям следует избрать себе более мирные профессии, поскольку полиция — дело не для каждого. А своих сыновей он не без оснований считал слишком импульсивными для такой, прямо скажем, совсем не героической работы. Ведь девяносто процентов того, чем приходится заниматься полиции в Конохе — это мелкие кражи, пьяные драки и преступления на бытовой почве. Был бы Итачи не таким мечтательным, стажировка в полиции Конохи стала бы для него ступенью для более сложных дел, возможно даже, имеющих государственное значение — но Фугаку хорошо изучил характер своего сына. Пусть тот и рассуждал о жизни настоящих шиноби, но сам этой жизни не знал, и жить так скорее всего не смог бы, особенно при его талантах. Тяга к «доказухе и показухе» в Итачи была неистребима, как и интерес ко всяческим хитровывернутым планам и заговорам. Для полицейского избыток фантазии не слишком хорош — они работают не с предположениями, а с твердыми доказательствами.       Впрочем, старший сын был еще молод, и еще мог понять, что жизнь — не детективный романчик, и большинство трагических событий в ней происходит не по злому умыслу неких загадочных кукловодов, имеющих тайные планы на сто лет вперед. А из-за банальной глупости, неосмотрительности или сиюминутной жадности. Но даже и так — Фугаку все равно полагал, что Итачи слишком талантлив, чтобы сидеть и писать отчеты в участке. Он мог бы блистать на турнирах, принося семье и деревне призы и доход, как химе Цунаде…       Но ему этого было мало, Итачи считал, что сражение с четко регламентированными правилами, с наблюдателем, который может вмешаться и остановить поединок, вышедший за пределы игрового — ненастоящее. Поддельное. Что в турнирах нет ни чести, ни смысла. Будь в нем чуть больше тяги к садизму, у Фугаку был бы повод беспокоиться, но так... деятельная натура ребенка просто требовала совершения подвигов. Из него бы, пожалуй, мог выйти хороший актер в театре, но мирная профессия не привлекала наследника. Фугаку отправил бы его в регулярную армию — но в отсутствие войны это станет лишь потерей времени. Он будет точно так же скучать среди рутины, а командиры из простых людей или слабых шиноби не обладают нужной силой для того, чтобы призвать его к порядку, когда он надумает разнообразить армейский быт.       Вот и сегодня ушел в поход куда-то к границам земель селения. Что ж, пускай — на земле Конохи нет ничего, с чем старший сын не смог бы справиться, в этом Фугаку был уверен, и поэтому нисколько не беспокоился. Поужинал, позанимался с Саске (хоть один нормальный ребенок!) и лег спать.       А утром Итачи уже обнаружился в кухне — вместе с Микото готовил завтрак. Фугаку удивленно поднял брови — прежде сын к домашней работе рвения не проявлял. После завтрака же и вовсе проявил невиданную сознательность — сам завёл разговор с Саске и даже согласился позаниматься с ним, от чего прежде старательно увиливал. Удивительно — может быть, сын все-таки что-то понял? Или с ним серьезно поговорил кто-то из Старейшин, тех, кто помнил еще ужас клановых войн? Такие еще жили на свете, правда, предпочитали более уединенные места — быть может, селение казалось им слишком шумным? Если Итачи в своем походе встретил кого-то из таких стариков…       Впрочем, подумать об этом, как следует, глава конохской полиции не успел, работа не ждала, приближающийся фестиваль был той ещё головной болью. Пока он понаблюдает за сыном, и, если за следующую неделю Итачи не изменится, тогда он и поговорит с ним. И спросит, какой москит его укусил…       А Итачи тем временем словно бы успокоился. Перестал уходить в лес на поздние тренировки, начал помогать по дому матери и больше общаться с братом. Даже поговорил с Изуми-чан, внучкой Мадары-сама, и попросил поучить его немного делать поделки из стекла — кто бы что ни говорил, занятие это было сложное и тяжелое, требующее филигранного контроля чакры и хорошего воображения под стать мастерам гендзюцу. И ни разу не заговорил о своих мечтах — о настоящих сражениях, начав проявлять больше интереса к более мирным делам.       — Я подумал, — сказал он, когда Фугаку решил вызвать сына на разговор. — И решил, что жизнь, которой я живу сейчас, прекрасна и без сражений.       К тому моменту старший Учиха уже узнал, что сын проявлял интерес к древней реликвии предков. И переживая несколько мгновений страха и досады, пришел к выводу, что если Итачи жив и остался в своем уме, то и слава Ками. Каждое поколение находился кто-то, кто навещал творение Ашуры и Индры, и цели визитеров бывали очень разными… начиная с попыток изучения, и заканчивая поиском древних тайн. Разными были и результаты этих поисков, начиная со вполне успешных и заканчивая провальными, такими, как избирательная или полная потеря памяти, или же утрата разума…       — Пообщался с предками? — деланно спокойно уточнил Фугаку.       — Да. Мы поговорили… и я понял, что был неправ, — Итачи опустил глаза. — Я… видел много страшного. И больше не хочу. Я очень рад, что сейчас мир.       — Может, заглянешь к Джирайе-доно? — уточнил Фугаку, представивший, что мог увидеть его сын, чтобы так радикально отвратиться от прежних стремлений. А Джирайя, несмотря на эпатажное поведение и вид полного придурка, был неплохим психологом. Итачи удивленно вскинул брови и неуверенно пожал плечами.       — Не знаю… подумаю, может, позже схожу. Когда привыкну.       Фугаку решил не уточнять, к чему там надо привыкнуть, и просто обнял сына.       — Я рад, что ты в порядке.