***
Вспоминать обо мне никто не спешил, поэтому, особо не думая о последствиях, я направилась в сторону ближайших домиков по выложенной камнем дорожке. Та извилисто петляла по зелёному лугу и меж деревьев, и только присмотревшись к камням я поняла, что иду по застывшей плоскими пятнами лаве. Интересно, эти камни остались после последнего извержения, или есть заклинания, способные творить нечто подобное? До домиков оставалось идти метров, навскидку, семьсот, и я задумалась о том, что вообще мне известно о том, как и чему могут обучать маленьких магов. Да, я знала, что есть Хогвартс, в котором обучение с одиннадцати лет и много разных предметов, да, я предполагала, что раз «Хогвартс — лучшая магическая школа Британии», то должны быть и другие, в других странах. Но я никогда и ничего не слышала о магии востока. На самом деле, даже в самых нелепых своих мыслях, я не могла представить японцев в типичных английских мантиях, говорящих на латыни и колдующих только палочками. Вот правда, даже вообразить такое мне было сложно. На ум больше шли самураи, обрывки японских аниме, которые я видела краем глаза, когда переключала каналы, медитация и таинственные боевые искусства, но точно не руны и квиддич, я просто не верила в это. И оказалась права.***
Для начала, в отличие от консервативной и строго следующей законам Англии, в Японии уроки для маленьких магов начинали с семилетнего возраста, заменяя маглорождённым обычную школу, а потомственным магам — домашнее обучение. Здесь, наравне с чтением, письмом и математикой, науками о природе и географии их мира, обучали основами магии, её истории и давали факультативом особые дисциплины. Здесь их начинали изучать общим курсом с раннего детства, и в одиннадцать лет приступали к углублённому изучению, что, насколько я знала, в Хогвартсе начиналось только на старших курсах. А ещё все предметы, кроме основных, здесь были по выбору, но ученики, вопреки ожиданиям, старались записаться на все занятия, куда успевали — потому что это было престижно. Мне выдали зачарованное самопишущее перо, одной из встроенных функций которого был мгновенный перевод текста на английский, но это не помешало мне ходить с первоклашками и учить их язык. Японский оказался не таким уж сложным языком, через несколько недель я уже легко различала иероглифы, могла находить в них ключи и разбирать значение. Понемногу получалось писать и читать, и этот маленький навык пригодился мне, когда я решила выбрать себе несколько новых предметов. Что удивительно, некоторые предметы здесь преподавали не совсем люди. Например, предмет, не имеющий конкретного названия, совмещавший в себе древние иероглифы и начала магии, здесь преподавал настоящий тануки. Так называют в Японии духов животных, чаще всего — енотов и куниц, которые способны притворяться людьми, только в отличие от кицуне, талантливых в притворстве лисиц, тануки требовалось много концентрации для превращения. Вот он как раз не утруждался и вёл у нас в виде говорящего енота, и это было поначалу забавно. Рассказывал об иероглифах, истории и об одном интересном моменте, который заставил меня взглянуть на магию с совершенно другой стороны. Европейские волшебники, чтобы сотворить заклинание, прописывают в воздухе палочкой определённые пасы. Четкие движения, правильное произношение — о важности этого я помнила ещё по первому фильму. Ягуми-сан не любил говорить напрямую, поэтому на третьем уроке мы, без особых объяснений взяв в руки кисточки, попытались повторить жест заклинания воспламенения, активно представляя вместо кисти палочку по единственному наставлению учителя. Лист пергамента загорелся под кистью у девяти из двенадцати человек. Перед тем, как он вспыхнул, я заметила, что жест для заклинания был похож на иероглиф «хо». Он означал «огонь». Получалось, что если выпустить магию в форме какого-то элементарного символа, зачастую — древние иероглифы, каждый из которых означал нечто определённое — то чары могли сработать. Да, они были тривиальнее и слабее, чем мудрёные высшие чары британских магов, но такой подход учил работать без палочки, а с началом основного обучения японцы получали палочки, и без особых сложностей работали с тонкой вязью высших чар. На этих уроках жесты выполнялись двумя пальцами — средним и указательным вместе — и не назывались никак. Между собой мы называли их Киго, что значило «символ». Символы условно делились на три разновидности — лечение, атака и защита, они тоже не имели названий. Так — выводишь в воздухе 石, поверх него сложный детальный 雨, и перед тобой на несколько метров землю осыпает дождём из крупных камней. Пропишешь только первый символ — выстроится стена из камня, только второй — противника отвлечет проливной дождь, застилая ему глаза. Вязь символов, которую продемонстрировал нам Ягуми-сан, создала сотню длинных игл, которые здесь называли «сенбон», которые мгновенно впились в каменную стену, вонзаясь в неё едва не на дюйм. Конечно, это было в теории — на деле желторотики, вроде нас, были не столь блистательны. Реально выполнимыми для нас были от силы пятнадцать Киго — стандартный барьер от ударов, оглушающие и сбивающие с ног чары, несколько стихийных заклинаний — вспышка огня или порыв ветра, даже получалось наколдовать воду. Только если у Ясумо-сана получалось мизинцем левой руки сделать внушительную волну, то у меня было нечто, похожее на пшик из пульверизатора. Так что было к чему стремиться… стремиться много и много лет. Сенсей утешал меня тем, что ему, между прочим, девятьсот сорок три года, и в моём возрасте даже этот пшик — достижение, но всё-таки было немного обидно. Впрочем, в то же время я нашла себя в другом. Ментальная магия. Дисциплина, делившаяся на две, и каждую из них также вёл… необычный преподаватель. Так Сатори-сан, мужчина среднего роста, проводивший свой досуг в обличье мохнатого гризли, рассказывал о чтении мыслей. Раньше он был даосом, и духом стал, достигнув просветления больше двух сотен лет назад. Он учил читать чужие мысли и внушать людям свои. Кейкаин-сан, она была медиумом, обучала концентрации, рассказывала о духовной силе, о том, на что она способна, и показывала, как призывать простейших духов и брать над ними контроль. Кейкаин-сан было всего двадцать три, но говорили, что в семнадцать лет она смогла подчинить себе шинигами — духа смерти, пришедшего за учеником. Почему-то в это было очень легко поверить. Я в магии призыва делала удивительные для самой себя успехи, призывая сикигами, даже научившись вселять их в опавшую листву и прогнозировать на атаку. Однажды, когда нам устроили парный спарринг, у меня случайно получилось так ранить партнёра — мои духи исполосовали его, словно десяток крохотных лезвий. Меня не наказывали, но присмотрелись внимательнее. Зимой я вдруг заметила, что у меня слишком много свободного времени, и пошла на йогу и кендо. Йогу здесь ввели для того, чтобы научиться чувствовать и понимать своё тело. «Здоровая душа означает здоровый дух в здоровом теле» — так гласили иероглифы, вырезанные на деревянной арке в сад, где проходили занятия. Считалось, что для того, чтобы почувствовать магию, надо почувствовать себя, для этого надо было почувствовать свою душу и понять, что энергия идёт от неё. И научиться правильно её направлять. Там же мы занимались и кендо — бой на деревянных мечах, на базе которого после можно было научиться неплохо владеть настоящей катаной. Руки уставали до хруста в запястьях, иногда вечером у меня не оставалось сил даже раздеться. Когда я читала в книгах «научиться чувствовать своё тело», я не подозревала, что всё произойдёт настолько буквально — я чувствовала каждую мышцу, каждое сухожилие своего тела… как один пульсирующий комок боли. Но не бросала. Здесь вообще не принято было сдаваться. В мае у меня получилось сдать девять предметов из двенадцати на отлично. Меня поздравляли и я гордилась. Я действительно это заслужила.***
Отец вернулся в начале июня — загорелый, заросший, но с непередаваемым азартным блеском в глазах. О том, что им удалось найти и выловить призрачного тануки, я узнала из новостей — а точнее, из едких комментариев Ягуми-сана по поводу необразованности его демонических сородичей, которые ведут себя как животные. Кейкаин-сан, отправившаяся проводить меня на тот самый берег, где мы с отцом высадились больше полугода назад, ненавязчиво намекнула ему, что мир на Хогвартсе не замкнулся. — Это очень щедрое предложение, — учтиво кивнул отец, и вдруг покачал головой: — Но мы с женой заключили договор с Хогвартсом, как только Луна научилась ходить. — В таком случае, вы можете навестить нас летом, — проговорила она. — И, Луна-чан, помни, если после школы захочешь получить мастерство — я всегда готова принять тебя в ученицы. Мы раскланялись и вскарабкались на спину огромного буревестника — школа выделила нам одного из тех, на которых другие маленькие ученики летали сюда из дома. Наш путь лежал на восток через океан, в мою родную Америку. Буревестник должен был доставить нас туда и вернуться обратно, что он, конечно, и сделал. До Техаса мы добрались за семь часов — сложно представить, с какой скоростью рассекали воздух крылья огромной птицы, — и оттуда двинулись на юг. Отца ждали в гости в Пайтити — древнем городе, затерянном в устье реки Амазонки. Добирались мы автостопом, с обычными магглами, теряясь в картах и путаясь в городах — моя прошлая жизнь вдруг показалась мне почти забытой. На пару недель мы задержались у берегов Карибского моря. После попали в Бразилию, отец наколдовал удивительные костюмы, и я исполнила одну мечту своей прошлой жизни — станцевала на карнавале. Время утекало, как вода утекает сквозь пальцы. Я стала забывать о прошлой жизни и почти забыла о книгах, которые когда-то прочла, лишь иногда вспоминая о том, что должно случиться. Рейчел умерла. Я становилась Луной. Своё одиннадцатилетие, тринадцатого февраля, я встретила в мраморном холле Кастелобрушу.