Обратная сторона Луны

Я сидела в запертом доме, пила пятую кружку чая и пыталась рассуждать логически. Из книг, что я прочла в прошлой жизни, история Сириуса Блэка запомнилась мне лучше всего, но я отчетливо не представляла, чем такая малолетняя сопля, как я, может ему помочь. И даже если бы мне удалось удрать от Седрика, опекавшего меня последние дни, и каким-то более чем волшебным образом найти Сириуса, то он бы меня не послушал. Возможно, покусал бы, но не послушал. Сейчас он, возможно, уже на пути к тому городку, где живёт Гарри Поттер. А, возможно, сам Гарри уже давно сидит в гостинице, вроде бы, так было в книге, я уже и не помню этого. Возможно, чёрный пёс спит где-то в лондонских переулках и гоняет крыс по помойкам в беспомощной ярости. Крыс. Я вспомнила об этом слишком поздно. Возможно, не случись та поганая ситуация с Роном, я бы сейчас была в Норе и вполне могла дотянуться до единственной нужной крысы. Может быть, у меня была бы возможность стащить её и… А что дальше? Утопить? Перебить хребет? Или бегать с клеткой по Британии, бросаясь к каждой прохожей собаке? Или дать объявление во все газеты с текстом «Бродяга, Хвост у меня, жду тебя на картофельном поле каждый нечетный четверг в полдень»? Бред. Я беспомощна и бесполезна. Мне двенадцать лет, я тонкокожая малокровая сопля, которую в лучшем случае сочтут полоумной, а в худшем вообще безосновательно загрызут. Остается только попробовать подчинить эту паршивую крысу и незаметно подкинуть её Сириусу, желательно анонимно и не в полнолуние. Вот только как это сделать?

***

Огромный статный чёрный филин смотрелся на сухой яблоневой ветке исключительно несуразно, но письмо протягивал со всеми остатками грации. Светлый пергамент был скручен в трубку и перевязан красивой чёрной лентой, вызывая мысли о некой излишней элегантности. Почему-то сразу вспомнился Малфой. Миссис Диггори вытерла руки вафельным полотенцем и потянулась рукой к птице, но та вздыбила перья и клацнула клювом, не позволяя к себе прикоснуться. Миссис Диггори цыкнула и, уперев руки в бока, посмотрела на почтальона так, что на том едва перья не задымились. — Что же, Луна, — не отводя крайне недружелюбного взгляда от птицы, она обратилась ко мне совершенно спокойным голосом. — Раз уж кроме нас двоих здесь никого нет, полагаю, это послание тебе. Я посмотрела на птицу. Птица посмотрела на меня. — Мне кажется, я хорошо живу и без письма, пусть оставляет себе, — на автомате протараторила я, поёрзав в кресле, и чуть не шарахнулась, когда филин степенно прошагал по подоконнику своими когтистыми лапами и, с видом крайне недоброжелательным, перелетел на обитую бархатом спинку кресла. — Я уверена, что ему это письмо не нужнее, — повела плечами миссис Диггори. Я ещё раз посмотрела в жёлтые глаза филина и поняла, что Волдеморта подчинить было легче, чем эту птицу. И дёрнула за ленту с таким чувством, словно это была чека. Свиток упал мне на колени, скатившись по спинке кресла. Филин смотрел на меня, как на криворукую. Старая привычка из прошлой жизни — читать сначала последнюю строку, сейчас вызвала только усмешку. Да уж, лучше, чем Малфою, эта птица подходит только ему.

***

Меня посадили на поезд в Альтоне — до туда было буквально пара часов ходьбы, которые со мной совершенно добровольно разделил Седрик. В округе Оттери-Сент-Кэчпоул было много лугов и полей, по такой равнине даже идти было одним удовольствием, так миссис Диггори ещё и нашла нам простенький велосипед, который завалялся у них в подвале ещё с тех пор, когда в магической Британии была война. «Небо было опасным, Луна» — говорила она, выкатывая на улицу совершенно раритетный би-си-эй тридцатых годов, на котором изрядно потёрлась краска. — «И ты никогда не знал, нет ли битвы там, куда трансгрессируешь. Магглы порой создают совершенно незаменимые вещи…» Меня искренне поразило то, что чистокровная норвежская ведьма умела кататься на таком провинциальном транспорте. Вспоминая всё то, что я когда-то читала о войне сороковых годов, было страшно представлять, какой была война с Гриндевальдом. Седрик, словно заметив, в какое смятение меня погрузили слова его матери, завёлся, словно поймавшее волну радио, рассказывая обо всём, что он только знал. Лишь бы отвлечь меня от дурных мыслей. Седрик был удивительно добрым парнем. Так мы и ехали к станции — парень, шутивший почти отчаянно, и я, сидящая на широкой раме старого велосипеда. Наверное, со стороны мы выглядели как брат с сестрой. Наверное, я хотела бы себе такого брата.