Обратная сторона Луны

Небо было тяжелым и пасмурным, рюкзак тянул плечо рыжей кожаной лямкой и ветер трепал волосы и воротник. Пассажирский пароход ходил из Фалмута к Западным островам всего раз в неделю и моя удача была категорически против того, чтобы я на него успела — с пустынного причала ещё было видно очертания корабля, когда я добралась до порта. Дюжина серебряных сиклей были для хозяина потрёпанной временем яхты настоящим сокровищем — это было отчётливо видно по блеску в глазах старика — и мне показалось, что если бы ветер не был попутным, он бы согласился везти меня на вёсельной шлюпке. Погода портилась. Я сидела на носовой палубе, скрестив ноги как на уроках медитации в Махоутокоро, подставляла свежему ветру лицо и отчаянно щурилась, глядя на клубящиеся в небе тёмные облака. Капитан был молчалив, и я расслабилась в тишине, так, как не делала уже несколько лет. — Будет шторм. Мы с капитаном сказали это одновременно: ему подсказывали годы жизни в море, мне — духи ветра. В последний раз мне удавалось услышать их вместе с учителем. В Оттери почти никогда не бывает ветреных дней, а в Хогвартсе — тишины. По нахмуренным бровям и недоброму взгляду капитана было видно, как серебро, тянувшее его карман, медленно обесценивается в его же глазах. Широкая полоса островов уже темнела на горизонте, но волны поднимались с каждым разом всё выше. Капитан напряженно держал румпель — на его загорелых руках вздулись вены. Ветер трепал паруса, грозясь сорвать грот. Я закрыла глаза. Перевернула и раскрыла ладони, пропуская сквозь пальцы ветер. И сомкнула их. Свежий ветер словно прошёл сквозь меня, заставив прогнуться в спине и выдохнуть резко, словно весь воздух выбило из сжавшихся лёгких. Яхту дёрнуло вперед и паруса затрещали от натяжения. Мне хотелось смеяться от дикого, совершенно пьянящего восторга. Я смотрела вниз, на совершенно тонкие ладони Луны и не могла осознать, как в этих хрупких руках сейчас может держаться вольный дух ветра… Несколько минут слились в одно мгновение. Шверт с шорохом прошёлся по песчаному дну побережья, и только тогда я расслабила руки, сбрасывая контроль. Паруса опустились и высокая волна толкнула яхту к берегу, залив палубу. Джинсы промокли и словно одеревенели, становясь в дюжину раз грубее. Капитан дёрнул румпель, выворачивая до упора гика-шкот и ловя встречный ветер, назвал меня чертовой ведьмой и велел немедленно проваливать с его корабля, потому что причалить в такую погоду невозможно, а до берега можно дойти вброд, раз уж я отправилась в шторм. Я не заставила просить себя дважды.

***

До берега было едва ли дюжина футов, да и я почти сразу коснулась ногами дна — если бы я не оборвала контроль раньше, ветер загнал бы яхту совсем на сушу — однако волны успели несколько раз окатить меня, пока я выбиралась из моря. Наверное, со стороны я выглядела как жертва крушения — мокрая одежда, бешеные покрасневшие от солёной воды глаза и дичайшее желание ползти по песку как можно дальше. Ветер, стоило мне оборвать контроль, словно взбесился. Волны несколько раз накрывали с головой уже на берегу, мешая меня с песком и острыми осколками разбитых штормом ракушек, и я едва не захлебнулась, наглотавшись мутной морской воды. Выбившись из сил, я перевернулась на спину и пыталась отдышаться. Крупные дождевые капли падали на лицо и я жмурилась, потому что песок, налипший на коже, норовил попасть в глаза. — Луна?! За руку дёрнули так, что я почти рывком встала на ноги, по инерции качнувшись вперед и повиснув на парне. Когда-нибудь я обещаю себе перестать висеть на Теодоре, но сейчас я ему просто до бесконечности рада. Когда-нибудь он перестанет носить меня на руках, как мешок с картошкой. Когда-нибудь кто-то из нас двоих должен проявить гордость. Но сейчас он несёт меня на руках и сжимает зубы так, что мне сложно понять, что ему тяжелее: нести меня или молчать? Песок сыпется с моей кожи и одежды на светлый мраморный пол, гладкий настолько, что на нём отражались отблески хрустальной люстры, и от этого становится почти удушающе стыдно. На бархатной софе останутся белые разводы от морской воды с моей одежды. — Просто шторм начался так не вовремя… — совершенно сконфуженно попыталась оправдаться я, сжавшись под его взглядом. — А яхта села на мель и пришлось добираться до берега по воде. Так получилось. Нотт выглядит так, словно готов нести меня обратно и топить в море. Странное, едкое чувство зарождается словно под позвоночником, растекаясь по телу холодной волной. — Эстер! — его голос кажется таким резким и громким, что я невольно вздрагиваю. Домовик появляется прямо у моих мокрых, покрытых слоем песка ботинок. — Высуши одежду и нагрей воды гостье. Немедленно! Домовик исчезает, не проронив и звука. Нотт смотрит на меня. В камине полыхает огонь, и я запоздало понимаю, что одежда на мне стала легче, словно за мгновение потеряв всю напитавшую её воду. Кожа теплеет. Холод вдоль позвоночника становится почти осязаемым. — Луна, — вдруг совершенно усталым голосом говорит он, подходя ближе и присаживаясь передо мной на кофейный столик. — Я попросил отца сделать портключ. Подготовил нужные зелья. Дал адрес камина. Объясни мне, зачем ты полезла в шторм на этой драккловой яхте? Он говорил спокойно и тихо, но странный, удушающий страх не уступал. Но… в глазах Тео не было и доли той опасности, которую я чувствовала. Напротив — он был устал и словно бы слаб, я совершенно не привыкла видеть его таким. Выжатый. Бледный. Уставший. Мне кажется, что в комнате слишком холодно. — Я просто... привыкла перемещаться без магии. А ты знаешь, что перенёс меня через порог своего дома? — мой вопрос звучит совершенно глупо для него, и Тео улыбается совершенно снисходительно. — Было бы странно, если бы я этого не заметил, — тянет уголок губ он, кивнув на свою рубашку, в швы которой забился рыжий песок. — К чему ты спрашиваешь? — Это значит, что ты принял меня в свой дом. У вас на это не обращают внимания, но… — я замялась, пытаясь подобрать нужные слова, но не смогла. Он смотрит на меня так, словно ждёт глупой шутки. Он… мне нельзя сейчас этого говорить. Он не должен знать. — В мире есть традиция, что на руках вносят невест. Совершенно глупая шутка и нервный смех — но, почему-то, Тео расслабляется и смеётся со мной. Холод вдоль позвоночника будто колется — и я поздно замечаю, что держу спину почти неестественно прямо. — Иди прими ванну, невеста, — смеется Тео, поднимаясь и разминая шею. — Ужин подадут через час. Я провожу тебя. Я заставляю себя встать и улыбнуться ему. Парень шутливо кланяется и ведет меня к широкой мраморной лестнице. Мне кажется, что я чувствую на себе чужой взгляд, но мы здесь одни. Нотт улыбается мне вымученно, но почти благодарно. Я молчу, хотя обязана ему сказать. Он подпустил медиума к своей семье. Он позволил мне почувствовать то, чего я не должна была узнать. Тайна его семьи — из тех, что никогда не придают огласке. Давящая боль. Страх. Злость. Мне почти больно. Я… обязана понять, кто это.