Обратная сторона Луны

Шторм бушевал, и мне отчаянно хотелось отнять хотя бы сотую долю той силы, с которой море билось о скалы. Если бы душу можно было считать комнатой, я бы сказала, что Обскур забился в угол, как наказанный мелкий щенок. Понимать и, тем более, чувствовать, что внутри тебя затаилось что-то… Приёмная мать для Обскура. Было бы смешно, если б не было так грустно. Короткий стук в дверь и тихий скрип — вошедший парень выглядит мрачным и усталым, встрёпанным, как воробей. В школе я привыкла видеть его в кипенно-белых рубашках с острым воротничком и подвёрнутыми рукавами, с выглаженными стрелками на брюках и блестящих туфлях — и сейчас я словно увидела его впервые. — Ты невозможная, Лавгуд. … а манеры всё те же. — Стараюсь для тебя, Нотт. Цени это, — язвить получается почти по инерции, но это приносит такое облегчение, что день словно становится немного приятнее и светлее. — Безусловно, — Теодор усмехается криво и нагло, засовывает руки в карманы брюк почти небрежно и, поведя плечами, говорит словно нехотя: — Отец хочет видеть тебя. — Пусть заходит. — Лавгуд, мне поручено тебя привести. Он ждёт на нижней террасе. Ты же не думаешь, что лорд будет заходить в спальню к несовершеннолетней гостье сына? — его голос звучит почти насмешливо, и это, как ни странно, придаёт сил скалиться в ответ. — В таком случае, Нотт, — вновь выделив его фамилию, я криво усмехнулась и попробовала поднять руки, чтобы подкрепить слова жестом, но вышло только чуть приподнять запястья и взбешённо растопырить пальцы на ладонях. — Тебе придётся меня нести, потому что у меня нет сил дотянуться даже до дракклового стакана с водой! С его лица на мгновение словно слетают все краски — настолько бледным он кажется в следующую секунду. Смотрит так — встревожено и неверяще, но стоит на месте, не двигаясь. А потом так же быстро меняется в лице, вновь становясь наглым и безразличным. — Мне не привыкать носить тебя на руках, Лавгуд, разве ты не заметила? — и когда он подходит ко мне, протягивая руку, мне дико хочется найти в себе силы влепить ему хотя бы пощёчину. — Твоим взглядом можно плавить металл. — Ты меня раздражаешь. — Вы такие милые, — вдруг слышится от двери таким знакомым, тягучим голосом. — Как две мантикоры, — заносчиво добавляет другой, и от улыбки вдруг сводит скулы — этот его тон не спутать ни с чьим другим. И пока Малфой почти манерно проходит мимо меня к креслу у окна, на шаг позади стоящего рядом Нотта, Забини беззастенчиво падает на кровать, отчего по матрасу идёт волна, заставляя меня подпрыгнуть, и сжимает мою ладонь. — Как себя чувствуешь, Луна? — Изнываю от невозможности влепить вашему другу пощёчину, — честно призналась я, жалостливо склонив голову. Забини рассмеялся задорно и весело, вот только темные, почти чёрные глаза оставались немного грустными. — Целитель запретил тебе зелья, — как-то сухо сказал Нотт, словно намерено не замечая моих слов, но в его голосе проскальзывало раздражение. — Поэтому тебе придётся смириться и вытерпеть, либо я прикажу эльфам левитировать тебя на террасу вместе с кроватью. Определяйся, Лавгуд. Фыркнув, я молча закусила губу и, собрав все ошмётки сил, которые удалось набрать, рывком поднялась на кровати и опустила ноги на пол. Холодный камень даже сквозь ковёр холодил стопы, но это только прибавило уверенности и гордости, заставляя подняться и шагнуть мимо Нотта, несильно толкнув его плечом. — Лавгуд, мне не нужны твои подвиги, — как-то совершенно раздражённо процедил он, когда я обошла кровать и, сцепив зубы, быстро зашагала по коридору к распахнутой настежь двери. Быстро — потому что иначе я была уверена, что сработает правило велосипеда: стоит мне замедлиться, и я упаду, потеряв равновесие. И я побежала. Ледяной камень почти обжигал босые стопы, а ветер, бушующий за дверью, взлохматил волосы — и в этот момент я была уверена, что такая, босая, лохматая, в одном лишь тёмном платье я как никогда была похожа на ведьму. Духи ветра кружили вокруг и словно смеялись — они узнали — и, почувствовав совершенно безрассудный прилив эмоций от их касаний — я не пошла к лестнице, а, ступив на журнальный столик, а после на перила балкона, просто шагнула вниз, позволив ветру подхватить меня и пронести несколько ярдов вперёд. Вот только низкий мужской голос заглушил и шаги мальчишек, и приглушённый мат на итальянском, которым разразился Забини, и мой собственный тихий смех. — Достаточно наглядное объяснение того, каким образом вам удалось совладать с Обскуром, мисс Лавгуд. Полёт оборвался в то же мгновение, но вместо того, чтобы удариться о мощёный пол, я коснулась ногами сиденья широкого кресла, тут же подгибая под себя ноги и падая в него совершенно без сил. А в следующую секунду кресло рывком дёрнулось вперёд, встав вплотную к невысокому кофейному столику у самого края террасы. Палочка в руках лорда Нотта была обсидианово-чёрной, но его глаза были ещё темнее. — Вы хотели поговорить, сэр? — собрав остатки уверенности в мысленные кулаки, я положила ладони на колени, накрыв одну другой, чтобы унять дрожь. За спиной послышались и затихли шаги — парни не подходили ближе. Их никто не звал. Я бы тоже не подошла. Лорд Нотт… внушал страх. Запоздало пришло осознание того, что этот мужчина — глава ковена, в котором когда-то было больше полусотни семей. — Я хотел посмотреть на девушку, сумевшую развеять обскура, — тихо заговорил он, протянув руку к стоящей на столике кружке и одним лишь взмахом ладони отправив мне вторую. Горячий фарфор обжигал пальцы, но я привыкла считать боль якорем. От красного чая пахло гибискусом и почему-то рябиной, и это грело. — Вам когда-нибудь говорили, что вы делаете невозможные вещи, мисс Лавгуд? — Да, ваш сын несколько минут назад. Только в немного иной формулировке. — Позволите узнать, какой именно? — Он назвал меня саму невозможной. Короткая кривая усмешка на мгновение тронула его губы, и в следующую секунду он бросил мне за спину взгляд — насмешливый и испытывающий, — от которого у меня холодок прошёл по спине. Но Теодор стоял за мной. Это — отчего-то — придавало сил. — Надеюсь, он не оскорбил вас этим? — размеренно заговорил мужчина, вновь переведя взгляд на меня, но на сей раз я восприняла его увереннее. — Мой сын бывает крайне несдержан в словах и поступках. — Быть честным в своих мыслях не грех, сэр, — я попыталась ответить в той же иронично-колкой манере, но это выглядело так нелепо, что самой стало смешно от стыда. — Было бы глупо обижаться на правду. — Вы сторонница правды? — Полагаю, скорее противница лжи. — Как ни назови розу, она будет пахнуть так же сладко, — медленно проговорил мужчина, продолжая прожигать меня взглядом, и вдруг задал прямой вопрос: — Как вам удалось победить обскура, мисс? Я вдохнула глубже солёный воздух, силясь привести взбушевавшиеся мысли в порядок, и выдала ответ, который продумала как только проснулась. — Я слышала об обскурах от своего учителя и знаю, как они устроены. Перехватить его и оборвать связь с носителем раньше, чем паразит вытянет его последние силы… невозможно для мага, но достаточно реально для медиума. Молчание повисло в воздухе на несколько долгих секунд, словно сгущая его. Я чувствовала на себе взгляд лорда, но сама следила за тем, как на дне кружки качаются в чае несколько ягод рябины. В моих словах не было лжи, как и полноценной правды. Не смотреть в глаза. Говорить уверенно. Быть уверенной. Обскур ютится в моей груди, соседствуя с грохочущим сердцем. Поверит ли он мне? — Вы признаете долг жизни, мисс Лавгуд? — голос у него твёрдый и низкий, такой, словно он ни на секунду не сомневается в своих словах. — Не хочу обидеть вас, сэр, но мне хотелось бы знать причину столь щедрого жеста, — сжав кружку, я прикрыла глаза, собираясь с мыслями чтобы посмотреть на него. — Девочка — ваша дочь и вы знали про обскура, верно? — Вы удивительно проницательны, — сухо ответил он. — Закон с пятидесятых годов обязывает уничтожать обскуров вместе с носителем. Независимо от обстоятельств, сэр. — Полагаете, я не знаком с законами? — Полагаю, они вас не волнуют. Я правильно думаю, что информация о случившемся не дошла и никогда не дойдёт до министерства? Он усмехнулся сдержано и коротко, я же в ответ едва сдержалась, чтобы не ссутулить плечи. — Вы заинтересованы в том, чтобы стать героиней на строках пророка? Студентка, уничтожившая обскура, — его тон на мгновение показался насмешливым, словно лорд вдруг решил дразниться. — Сколько вам лет, мисс? Я посмотрела на лорда Нотта, выдерживая испытывающий взгляд и мечтая оказаться как можно дальше от его островов. — Двенадцать, сэр, и нет, я никогда не бредила славой. Напротив, я хочу, чтобы произошедшее не поддавалось огласке. Понимаете, обо мне и без этого достаточно слухов. — Как тот, что вы закололи шпагой Василиска и подчинили Темного Лорда? — Не знала, что вы верите в сплетни, сэр. И это была не шпага, а меч. — Разве вас уязвила бы неточность сплетен, мисс? — он засмеялся, отпив чая, и я поняла, что прокололась. — Вы выглядели весьма забавно с реликвией в руках. Членам попечительского совета были предоставлены воспоминания деканов, и я по должности обязан был посмотреть на ваши сплетни. К слову, вы исключительно паршиво держите меч. Приглушённый кашель за спиной вернул меня к реальности. — Вопреки этому, я отменно убиваю василисков, — севшим голосом процедила я ответ, одним глотком допив чай. Лорд… вдруг засмеялся. И видеть это было совершенно сверхъестественно. — Бесспорная аллегория. Однако, вы не ответили на мой вопрос. — Как и вы не ответили на мой. Почему вы бездействовали, зная что вашей дочерью овладел обскур? — Есть вещи, важнее закона, мисс. Я не мог убить свою дочь. — Вы оставили её умирать от обскура. Воздух загустел от напряжения, пока упомянутый чертов обскур клубился внутри, впитывая через меня витающую в воздухе тяжелую магию. Однако голос мужчины был удивительно спокоен и… благосклонен? — Если посмотреть на это с другой стороны, я лишь ждал, пока вы придёте её спасти. — Как вас зовут, сэр? — Карактакус Нотт, мисс. — Я принимаю долг жизни ковена Ноттов от имени Лорда Карактакуса Нотта, — отчеканив слова раньше, чем он успеет меня прервать, я с поставила кружку на столик. Рука дрогнула в последний момент, и от звона по спине пошли мурашки. — Благодарю, — выдержав несколько секунд в молчании, он поднялся и кивнул мне. Я не спешила вставать — да и сил на это, наверное, не было. — Я рад, что вы моя гостья, мисс Лавгуд. Я молча смотрела на него, чуть склонив голову. Он развернулся и ушёл с террасы, а я до последнего буравила взглядом его прямую спину, не в силах отвести взгляд. И вздрогнула, когда тёплая ладонь легла на замерзшее плечо. — Ты отлично держалась. — Мечтаю никогда не повторять этого. Твой отец суров. — А ты ему понравилась, — усмешкой ответил мне он, беззастенчиво присаживаясь на бортик кресла. — У вас это семейное, — процедила я, и неосознанно потянулась за его рукой, когда он отпустил мое плечо. — Если язвишь, то явно идёшь на поправку, — проговорил он, чуть склонив голову. — Парни ушли к Гринграсс. Хочешь к ним? — Не совсем, — задумавшись, я покачала головой. — Совсем нет. Хочу тосты с сыром и спокойствие. И томатный сок. — Томатный? Лавгуд, я говорил тебе, что ты извращенка? — смех у Теодора звонкий и отчего-то заразительный, и я не смогла сдержаться. Так мы и смеялись вместе, с совершенно нелепой шутки несколько долгих секунд, словно сбрасывая напряжение и нервы. А отсмеявшись и вытерев выступившие на глазах слезы, я увидела на столе тарелку с тостами и стакан с соком. Густым и красным. Тео сидел напротив, и за задорным блеском где-то на самом дне глаз скрывалась недосказанная сегодня тайна. — Спасибо за угощение. — Наслаждайся моей добротой, Лавгуд. — Непременно, Нотт. Теодор Нотт — это надменный взгляд, кипенно белые рубашки и тайна. Тайна, которой не время открыться. Я не смела ворошить её сейчас. Томатный сок был удивительно вкусным.