Обратная сторона Луны

Я никогда не пила, но чувствовала, что опьянела. Восторг на гране слепой эйфории гнал кровь по венам, заставляя щёки покрыться румянцем, обжигающим кожу так, что в холодном осеннем лесу мне стало до невозможности жарко. Я забыла про Седрика, идущего позади, про обскура, котом свернувшегося где-то внутри, про раздражающего Нотта, с которым придётся столкнуться в гостиной — только стянула с шеи колючий шарф и, как завороженная, протянула руку к животному, шагнувшему навстречу. Единорог. Это — красиво. Это волшебно, словно звёздная пыль упала с небес и сложилась в изящную фигуру лошади, отливающей лунным светом на тёмной поляне. Отблески света серебрились на тёмной траве и на листве деревьев, наверное, единственных из всего леса не потерявших кроны за осень. И пока весь лес вокруг прозябал в холодном предвестии зимы, здесь был как будто летний вечер с ароматом цветов и шелестом ветра в траве. Я застыла. И время застыло. Трое взрослых и один маленький — они все смотрели на меня, изучая взглядом, подходили ближе, бесшумно ступая белыми копытами по тёмному лугу. Их острые рога были похожи на завитки мороженого, те спирали, которые в придорожных кафе подают в вафельных стаканчиках. А у малыша только-только проявился первый завиток рога на морде, словно ещё не оформившийся по-настоящему. Весь остальной мир стал неважен, когда один подошёл ближе возможного, коснувшись носом моей протянутой вперёд ладони. Мягкий, гладкий, совсем лошадиный нос, как будто я попала на ферму и глажу лошадок, вот только я не на ферме. Я в Запретном лесу, на поляне с, мать его, единорогами, я коснулась одного из них, и это просто не укладывается в голове. Его энергия, светлая, тёплая, сладкая, будто наполняла меня изнутри, как чистейшая магия или… Это похоже на эйфорию. Кажется, время для меня и вправду остановилось, потому что, когда Седрик вдруг водрузил мне на голову нечто и я, отвлекшись от мыслей, обернулась к нему, он уже держал в руках аккуратный букет полевых цветов. Кажется, это были ромашки. Лесные, крупные, с белыми и жёлтыми лепестками, на тонких стеблях… они были как капельки солнца в его руках. Только потом я заметила, что единороги отступили от нас, держась футах в пятнадцати и не подходя ближе, как будто сторонясь Седрика рядом со мной. Трава под нашими ногами тут же пожухла и почернела, словно девяносто дней осени прошли для неё за секунды, и ветер сорвал с деревьев облетевшие багровые листья. Весна следовала за уходящими волшебными лошадьми, окружая их будто коконом, и природа жила только рядом с ними. Только вокруг них. Но сорванные цветы в руках Седрика были такими же свежими, как секунду назад. — Красивые, — одобрительно улыбнулась я, окинув взглядом цветы и растрёпанного Седрика, глаза которого ярко блестели в ночных сумерках. И я не знала, в чём сейчас больше волшебства: в цветах или в его взгляде. — Уверена, ей понравятся. Любая девушка была бы в восторге. — Всё благодаря тебе, Луна, — улыбкой ответил мне он и, взяв за руку, потянул обратно по лесу в сторону замка. Я была похожа на ребёнка, которого уводят из парка аттракционов, но он всё равно на ходу оглядывается назад, пока огоньки фестиваля не гаснут в ночной темноте. Так и лунный свет единорогов вскоре рассеялся, исчезнув за грядой мрачных деревьев. А я уходила, чувствуя себя сытой до дремоты, сильной и воодушевлённой, словно мир начал складываться у меня в ногах. Даже обскур внутри зашевелился, чувствуя перемены и будто пробуя эту силу на вкус, как кот опасливо игрался бы с первым в его жихни снегом. Это… и есть магия единорогов? В тёмном лесу было зябко. Я не любила темноту, и не любила, когда эта тьма окружала меня со всех сторон, а люмос Седрик не зажигал, чтобы нас не заметили с окон башен. Удивительно, что я сама не светилась от переполнявших меня эмоций, потому что шли мы почти в темноте, пока впереди не показался просвет меж деревьев… А потом рычание и лай собаки заставили меня инстинктивно подскочить и обернуться к звуку, неосознанно потянувшись к бедру, где… где я только планировала в будущем закрепить вакидзаси. Сейчас я была категорически безоружной. Тёмный, кудлатый пёс, рыча, скалился на нас из-под мощных корней дерева, где у него, видимо, было укрытие. Мы зашли на его территорию. Мы… Взгляд ненароком зацепился за кандзи, выцарапанные на моей руке. «Собака», «бродяга», «жертва», «друг», «помощь», «звёзды». Паззл в голове сложился с характерным звуком, заставляя вздрогнуть и замереть, протянув ладонь к собаке. — Бродяга, это ты? — тихо спросила я, подавляя страх и присаживаясь на корточки. Седрик за моей спиной напрягся, готовый дёрнуть меня назад за воротник пальто и принять атаку на себя, но я попыталась жестом дать ему понять, чтобы не вмешивался. Рычание пса становилось глухим, слабым, просто утихающим рокотом в груди. — Я тебе не враг, Бродяга. Всё хорошо. Я помогу тебе. Пёс замолчал и чуть наклонил голову, посмотрел слишком по-человечески и втянул носом воздух, пытаясь уловить запах. Я совсем потеряла рассудок, придвинувшись ближе и положив ладонь ему на голову, погладила пальцами его уши и заглянула в глаза. Синие. У собак не бывает синих глаз. Собаки так не смотрят. — Луна, ты сводишь меня с ума своими поступками, — откликнулся Седрик, эмоции которого фонили настолько, что мне самой хотелось назвать себя идиоткой. — Всё в порядке, я знаю эту собаку, — в голове усиленно вертелись шестерёнки, потому что соврать, что пёс соседский, нельзя: Седрик как раз, к сожалению, мой сосед, и он никогда не отличался рассеянностью. Идея пришла на ум неожиданно. — Он чей-то из Хогсмида, но живёт тут. В прошлом году я его подкармливала. Думала, он уже вернулся домой, но как видишь… Да, Бродяга? Пёс фыркнул под моей рукой, выражая отношение к ситуации и попытке солгать в целом, но не выдал несогласия. Седрик за спиной резко выдохнул через нос. — Бродяга, мне сейчас надо спешить, но я приду сюда завтра с едой, — погладив его по голове, я посмотрела в глаза собаке с явным подтекстом во взгляде. Пожалуйста, умоляю тебя, поверь мне. — Ты подождёшь меня тут? Сразу после завтрака, хорошо? Ты же не против бекона? Короткий глухой лай послужил мне ответом, и во взгляде пса явно читалось: «посмотрим». Я поднялась и, улыбнувшись, отступила назад к Седрику, возвращая свою ладонь в его руку. В сон начинало клонить ещё сильнее. — Пойдём в школу? Темнеет… а мне так хочется спать. Впервые я так валюсь с ног до отбоя, — чувствуя, как тяжелеют веки, я откровенно и бесстыдно зевнула, прикрывая рот рукой с зажатым в ней шарфом. — Тебе стоит чаще бывать на свежем воздухе, — посетовал Седрик, сжимая в ладони мои пальцы и ведя за собой через склон, который вёл от расступившегося леса к воротам. — Вы забились в норы и не выходите, так и жизнь мимо пройдёт. От кромки леса до этого входа — так мало, что мы пересекаем поляну за считанные минуты в неловком молчании, пока я не решаюсь продолжить разговор: — Но, знаешь ли, вокруг дементоры… Я с ними один раз столкнулась и теперь не особо горю желанием оставаться под открытым небом, — от одного только воспоминания об этих клочках чёрных дыр я зябко поёжилась, несколько раз громко и тяжело ступая ногами на ступенях, чтобы обтрусить налипшую сухую траву и землю. — Понимаю, но тебе не стоит так их бояться, — мягко сжав мою ладонь, Седрик улыбнулся и открыл тяжёлую дверь. — Я знаю чары, отгоняющие их. Могу ходить с тобой, если ты хочешь. — От них есть чары? Ничего себе, я… я бы… — Не отвечай сейчас, Луна, — он тихо засмеялся, щёлкая меня кончиком пальца по носу совершенно по-детски. — Завтра старшекурсники идут в Хогсмид, но в воскресенье я буду ждать тебя в полдень на берегу. Если захочешь — приходи. Хорошего тебе вечера и… спасибо. Он как-то рассеяно сжал ладонью моё плечо, словно не решаясь на большее, и ушёл, буквально взбегая по широкой лесенке в сторону своей гостиной. Я же коротко, но сумбурно вздохнула, чувствуя, что внутри бушуют далеко не самые объяснимые эмоции. — Всему виной единороги, — бормотала под нос я, спускаясь в подземелья и уже по памяти, рефлекторно находя дверь, сокрытую гобеленом. — Чистота крови. Камни со скрежетом сдвинулись, пропуская меня в гостиную, где все присутствующие вдруг уставились на меня молча, но крайне красноречивыми взглядами. От непонимания, шока, недовольства до… веселья? Пересчитав взглядом знакомые лица, я нахмурилась. — Что не так? — Симпатичный венок в волосах, — бросил проходящий мимо Забини таким тоном, словно это ничего не значило и значило всё одновременно. — Это ромашки? Я едва сдержалась, чтобы не обернуться слишком резко. А из зеркального витража в одной из ниш на меня смотрела растрёпанная, покрасневшая девчонка с венком полевых ромашек в спутанных волосах. — Да, я знаю, — всей выдержки стоило ответить спокойным голосом и сдержанно улыбнуться, направившись к спальням. — Мне тоже нравится. — Пропустишь ужин? — недоверчиво вскинула бровь Астория, пока несколько парней прожигали меня взглядами, сопровождая мой крестный ход от входа к нашей комнате. — Я уже ужинала. Теперь в сон клонит, — чуть шире улыбнулась я, наслаждаясь бешенством в тёмных глазах молчавшего Нотта и приподнятой в недоумении бровью Забини. — Приятных снов, Тори. Уже запирая дверь в комнату, я расслышала комментарий Нотта на тему свиданий под небом в дементорах. И усмехнулась. Одно я знала точно: мне определённо понравился вкус его бешенства.