Босиком по мостовой.

Казалось, в этом баре всё было как обычно, да только одно не соответствовало — его настроение, с которым он явился сюда. — Слышал новость? — таким вопросом в этот вечер Дазай встретил Оду, только вошедшего в бар. Он с какой-то обидой глядел то на него, то на Анго. — Нет. Что за новость? — он снял пальто, присел около своих товарищей и без малейшего интереса взглянул на Осаму. — Некий Сакуноске Ода, являющийся писателем, скрывает от своих добрых ещё со времен колледжа товарищей свою возлюбленную! Какой срам, ну ты подумай! — с ехидной усмешкой воскликнул Дазай и стукнул по поверхности барной стойки. — Ты серьёзно? Возлюбленную? — Ода усмехнулся. — О да, — он кивнул, придвинулся к мужчине и на полном серьёзе продолжил: — Ты только представь: он сегодня провёл с ней целый день, а на старых друзей, которые в этом городе бывают раз в полгода, он и пяти минут пожалел — бар ему надоел, видите ли! Мне так долго пришлось уговаривать его, ужас, — наигранно возмущался брюнет. Они втроём засмеялись. Затем Анго заказал стакан томатного сока, и Сакуноске перевёл свой взгляд на профиль друга. Молодой адвокат. Он был ниже их ростом и слабого телосложения; носил круглые очки; с густыми, всклокоченными, чёрными волосами; он был почти без чувств, и большие тёмные глаза его смотрели на всё как-то неожиданно спокойно, будто на свете не было ничего, что могло бы удивить его. Был он совсем неглуп и как-то странно откровенен, хотя почти не болтлив. О себе говорил мало и всегда хмурился, когда слышал подобные вопросы. — Самое необычное, что они вечно где-то пересекаются, такое вообще бывает? — Дазай упёрся подбородком в ладонь. Мужчина слегка улыбнулся и, взглянув на стакан с виски перед собой, взял его в руку. — Это был один из лучших дней за последние пару месяцев, — он задумчиво замолчал и продолжил уже с слегка виноватым видом: — Только зря она, глупенькая, захотела встретиться со мной: кажется, я разбил ей сердце. — Зачем ты это сделал? — спросил Анго. Ни его голос, ни лицо не выражало ни единой эмоции. «Порой так сложно понять, а волнует ли его вообще хоть что-нибудь?» — Дазай всегда возмущался по этому поводу. — Я заранее знал, что не смогу полюбить её, но она, дурочка, смогла… За что, мне интересно? Я сказал, что могу любить её только как друга, не более. — Неужели она тебя совсем не интересует? Ты так отзывался о ней по телефону, я сразу подумал, что ты влюблён. Я прежде никогда таких слов от тебя не слышал, — подметил Осаму. — Я так говорил, потому что у неё и вправду неземная красота. Я не видел никого более красивей, чем она, да только она ведёт себя очень робко и стеснительно. Я тоже стеснителен иногда, но она краснеет и робеет при каждом моём слове. Хотя, признаться, сегодня она была довольна говорливая, только слишком эмоциональная. Кто знает, быть может, было лучше, когда она робела и почти всегда молчала? Тогда я мог рассказывать ей обо всём на свете, а она всегда слушала с изумлением, потом восхищалась, что я красиво говорю. Только говорю-то я крайне не так красиво, как хотелось бы… Вот её минус — она иногда лжёт. Но ложь во благо. Сегодня она сказала, что ложь во благо всегда приветствуется. — Ну, хоть немного она тебе интересна? — Ты даже не представляешь, как сильно! Но порой мне кажется, будто моё сердце — неисправный компас: неисправные компасы показывают не те направления, в моём случае — не тех девушек. Точнее, оно, может, и тех, да только не могу я к ним что-либо испытывать — сердце твердит, что нет, и всё тут. Чёрт его знает, как так выходит. — Ты будешь в порядке, понял? — Анго похлопал брюнета по плечу. Они оделись и вышли на улицу. Опьяненные, они шли по переулку, продолжая вести оживлённый диалог. Неделей позже, когда время близилось к весне, сильный дождь барабанил по крыше, и Ода, живущий в квартире на последнем этаже, спал неспокойно то ли от этого самого дождя, то ли от громкого стука в дверь. Он сел на мягкой кровати, пару минут озадаченно смотрел на стену, но открывать дверь он не спешил, даже когда стук стал совсем невыносимым, он остался сидеть на постели. «Что же это за люди-то такие пошли, которые вламываются в, подумать только, четыре чёртовых часа утра!» На другой день, около двух часов, он вышел из своей квартиры и направился в сторону парка, чтобы набраться вдохновения для продолжения романа и избавиться от несносной головной боли. «Воздух — лучшее лекарство. Правда, было бы куда лучше, будь этот воздух чистым.» Если вчера ночью дождь безжалостно бил по крыше, то сегодня, с самого утра светило ясное солнышко. И лишь ветер снова нагонял тучи на этот унылый город. Все его мысли снова занимала его бывшая невеста. Только представляя её, он почему-то видел Аяку и вспоминал их недавний разговор, полон надежд для неё и не представляющий ни малейшего интереса для него самого. Он сразу почувствовал какое-то беспокойство внутри. — Ох, девушки — такие странные создания — они себе навыдумывают чего-то в своей же голове и будут свято верить, что всё так и произойдет. Когда же всё выходит иначе, они разочаровываются, ведь не понимают, почему всё пошло не так? — сам себе проговаривал мужчина, присаживаясь на скамейку. Прохожие удивлённо посматривали на угрюмого и странного мужчину, который бубнил себе что-то под нос. И одними из таких прохожих были Аяка вместе с Кумико, которые собрались пойти в пекарню за вкусным хлебом. Аяка так звонко смеялась, что, казалось, ей вовсе не разбили сердце. Но как только она заметила Сакуноске, тут же вздрогнула и заволновалась. От волнения она порозовела и была в эту минуту удивительно красива. Кумико шла и о чём-то трепетала и даже не заметила, как её подруга остановилась. — Эй, Аяка, ты чего там застыла? — она обернулась и с упрёком взглянула на неё. Мужчина поднял голову от услышанного имени: неужели она? Девушка окончательно смутилась, заметив на себе его настойчивый взгляд и поторопилась к подруге. — Аяка? Неужели это вы? Стойте, куда же вы? Мы можем поговорить? Ах, я так виноват перед вами, послушайте же, прошу! — говорил он, поднимаясь со скамейки. — Ничего себе, — изрекла Кумико после некоторого молчания, и глаза её заблестели. — Ты вообще осознаешь, кто только что звал тебя? Где хоть малейшая радость? — Идём, Кумико, прошу тебя, идём, — пролепетала девушка, всё больше смущаясь. — Нет, — ответила та, когда мужчина почти приблизился к ним. — Я, признаться, считала полнейшим бредом, что ты так быстро полюбила его, ведь вы и не знакомы-то толком были. Но сейчас, глядя на тебя, я считаю, нет, я приказываю, чтобы ты поговорила с ним, даже если он сделал тебе больно, — она отошла в сторону скамейки и присела, оставив их наедине. — У меня есть кое-что для вас, — торопливо произнес мужчина и протянул тонкий шелковый шарф. — Ох, я надеялась, это будут цветы, — Аяка мягко улыбнулась, принимая вещь в руки. — Вы оставили его в тот день. Я теперь всегда ношу его с собой, вдруг мы снова встретимся? Они замолчали и направились в сторону скамейки. В такое время, на удивление, было достаточно тихо и лишь громкое дыхание Одасаку разбавляло эту тишину. Его дыхание было таким тяжелым, что, казалось, он вот-вот задохнется от волнения. — Так странно: мы снова встретились, — неуверенно произнесла девушка и присела на скамейку. — Не вижу в этом ничего странного, — ответил Сакуноске, не смея взглянуть на неё. Почему-то ему казалось, что после того разговора он просто не имеет права смотреть на её по-детски милое личико. А ведь как иногда хочется ещё хоть раз взглянуть на эти красивые очертания лица! — Я всё равно должен был встретиться с вами, чтобы объясниться. — Объясниться? — Аяка удивленными глазами взглянула на брюнета и от волнения начала перебирать шарф. — Стойте, куда делась ваша замечательная улыбка? Улыбайтесь чаще, вам идёт улыбка, — опомнился он. — А объясниться я хотел по поводу нашего прошлого разговора. Не думайте, что я так жестоко и некрасиво поступил с вами, чтобы унизить вас или потому что мне нравится делать больно противоположному полу, что вы, это было исключительно ради вашего блага. Как я говорил ранее: я просто не могу любить. А раз я не могу любить, то ни о каких отношениях и речи быть не может, вы ведь не глупая, понимаете… Вы, к слову, очень нравитесь мне, но я не уверен, что вы интересны мне в плане партнера. По крайней мере, так твердит мой мозг. — А вы дайте мне шанс! И не мозг свой слушайте, а сердце, сердце-то своё послушайте: чего оно хочет? Оно лучше всех знает, что нам нужно, понимаете же? — с надеждой в голосе воскликнула девушка, нечаянно упустив шарф на влажную землю. Она торопливо подняла его и аккуратно сложила в сумку. Он сидела как пораженный и во все глаза смотрел на собеседницу. Затем он нервно схватился руками за голову. — Ох, быть может, я просто боюсь любви? — мужчина как-то странно засмеялся. — Нет… нет, нет… — с расстановкой ответила она, и в её изменившемся голосе слышалось некое огорчение. — Вы не должны бояться, глупенький. Не стоит бояться своих чувств, напротив, нужно открывать их настежь… Но, возможно, вы и не боитесь вовсе? — задумчиво проговорила она и словила на себе удивлённый взгляд брюнета. — Вы испытали такое сильное чувство лишь к бывшей невесте, как я полагаю? Она отвергла вас в тот момент, когда казалось, что всё идёт наилучшим ходом. Вы разочаровались в этом чувстве, потому как считали, что оно не несёт за собой ничего плохого. Только вот вы всю свою любовь сразу и отдали, а сердце-то вам разбили, и вы сразу же решили для себя больше никого не любить. Теперь для вас, человека, который сам находит ответы на все вопросы и после заводит огромнейшие монологи, это чувство стало загадкой. Ведь как такое может быть, что человек не любит взамен? Как может случиться, что человек, который любил вас вчера, сегодня говорит, что разлюбил? Немного нелогично выходит, согласны? — они жертвуют собой ради любимых и не просят ничего взамен. — Ох, нет! Что же вы такое говорите? Да, я отдал ей всю свою любовь, потому как считал это правильным, да только вот ошибся я. С кем не бывает, ну? Каждый может ошибаться, да вы вот сами недавно такое говорили… Это всё чепуха, чепуха, уверяю вас! — с рассеянным видом настаивал мужчина. — Ах, я поняла, — перебила она. — Это тот случай, когда мужчина не может забыть свою любимую девушку. Он может начать новые отношения, хоть сто новых отношений; он может найти девушку красивей, моложе, интересней, обаятельней, но именно они не зацепят так, как это сделала она. Я права, ведь так? — Стойте же, дайте мне закончить! Что это за привычка у вас — людей перебивать? Я не обещал никого любить, нет, зачем же? Ведь не я сам решаю — любить или нет. Я просто сразу же понял, что не смогу никого больше так полюбить, как любил её. О, да, я сказал «любил», потому как мне кажется, что я начал остывать. Вот и свершилось это, вы верите? Я, честно, нет, я смутно осознаю, но, кажется, так и есть… Не знаю, что я должен чувствовать, — радость или печаль? Я так долго любил её, что это вошло уже в привычку и, наверное, будет сложно перестать думать о ней каждый божий день и искать её глаза в толпе… С другой же стороны, чего не радоваться? Я стал свободным! Хотя вряд ли полностью свободным, я все же продолжаю зависеть от неё. Она в изумлении глядела на него: разве так откровенно говорят о человеке, которого разлюбили? Впрочем, не ей было судить. За свою жизнь ей ещё ни разу не удавалось познать такого сладостного и окрыляющего чувства, как взаимная любовь. — Ах, мой милый, от плохих привычек нужно избавляться, вас разве не учили этому? Алкоголь, курение, любовь — всё это несёт за собой ужаснейшие последствия. И кто знает, что хуже: привыкание к сигаретам, алкоголю или же к человеку? Иногда человек одним словом может причинить вред в сто раз хуже, нежели десяток выкуренных сигарет, либо литры выпитого алкоголя… — У вас были молодые люди? Возможно, вы были замужем? — Нет, что вы, — смутившись, отмахнулась Аяка. — Никого не было. Да и как замуж-то? Рано мне ещё, поверьте, рано. — Рано? Почему вы так считаете? Разве в наше время девушки не спешат соблазнить первого встречного в клубе неподалеку от дома, лишь бы избавиться от статуса: «одиночки»? Им бывает даже не важна любовь, статус — вот, что важнее, не правда ли? — Всякое может быть, — тихо ответила она. — Но, к счастью или несчастью, я никаким образом не отношусь к таким девушкам. — Приятно иногда осознавать, что вы во всех случаях «не такая, как они», — задумчиво проговорил мужчина и слегка улыбнулся. — И кстати, откуда тогда у вас такие познания? — Я в свободное время читаю книги. Времени этого, к несчастью, не так много, как хотелось бы, но книги никак нельзя не читать. Я, бывает, вернусь домой около десяти вечера после тяжелого дня, зажгу настольную лампу, начну читать и вот считайте отдохнула. Да ещё и увлечься могу так, что за всю ночь и глаза не сомкну. Мне ведь все равно больше нечем заняться: я живу сама по себе, так чего же не почитать? Книги порой открывают нам такие тайны, о которых мы и не догадывались вовсе. Ещё ваши романы читаю, вы так красиво про любовь пишете. Знаете, они ничем не хуже сказок о прекрасных принцах. Знали бы вы, как я в детстве мечтала встретиться прекрасного принца! — девушка звонко и без стеснения засмеялась. — Вы так думаете? — А вы разве нет? — Думаю, не мне об том судить, — он снова слегка улыбнулся. — Я, можно сказать, почти ничего не делаю для этого: просто жду, когда придёт вдохновение, затем беру ручку, сажусь и долго-долго пишу. Вдохновение-то — вещь непостоянная, нельзя его упускать, кто же знает, когда оно ещё может явиться? — Боже, вы серьёзно? — Вы думаете, я шучу? — Вы никогда не задумывались, почему ваши книги вызывают такой восторг? — Да, в общем, не особо. — Какой вы странный! — она снова засмеялась и коснулась его плеча. Одасаку перевёл взгляд на её маленькую ладошку на своём плече. — Простите, — осознав всё, девушка торопливо убрала ладонь и опустила голову вниз. — Нет, стойте, — он взял её за руку. — Вы помогли мне, — отозвался Ода, с улыбкой тряхнув головой. — Как мне отблагодарить вас? Он спросил, не ожидая ответа. Он догадывался, что нужно любой девушке, оказавшейся на месте Аяки. Она задумчиво взглянула на мужчину. «Это точно оно. Это точно тот момент.» Мгновение, и он коснулся её губ, затем ощутил её настойчивый, полон любви поцелуй. О, этот сладостный вкус её губ! Ощущение его губ, и её сердце бешено застучало. «Сейчас мне нужно что-то ответить ему и немедленно убежать», — про себя подумала Аяка, заливаясь краской. — Это определенно лучший поцелуй. Это был ваш первый поцелуй, вы довольны? — И даже после этого на «вы»? — И правда, теперь это звучит немного нелепо, согласен. Аяка была так счастлива, пусть это и ничего не значило для него, но для неё это было очень важно — её первый поцелуй с любимым мужчиной. Она рассмеялась. Радость звенела в её смехе. И той же радостью блестели её глаза. Она оказалась добровольной пленницей любви. Только счастливой ли?.. — Я не совсем уверен, что могу подобрать слова, подходящие для данной ситуации, — честно признался Одасаку, рассматривая прохожих людей. — Это нормально, не так ли? — девушка отвела смущённый взгляд в сторону. — Ах, Аяка, а ты по-прежнему так робко и мило смущаешься! — заметил тот, с добротой взглянув на собеседницу, которая облокотилась на спинку скамейки и подняла голову вверх. — Погода испортилась, — вдруг заметила она, глядя в небо, затянувшееся чёрными тучами. — Ты ведь никуда не спешишь? Прошу, скажи, что нет, я… я хочу ещё с тобой говорить. Кто знает, что им двигало в этот момент, и почему он остановил её? Да только вот этот поцелуй будто открыл для него что-то новое; он впервые подумал об Аяке не как о друге, а как о возможном партнере и до ужаса смутился — это было заметно по его взволнованному и растерянному взгляну, который блуждал по её лицу. Пораженная его фразой, девушка не смогла скрыть радостной улыбки. — Там… Меня там Кумико ждёт… — запинаясь от волнения, она указала на пустую скамейку, за которой ещё буквально пять минут назад сидела её подруга и удивилась, когда никого там не застала. — Она, наверное, пошла встретиться с Неро. — Неро? — Её молодой человек. — Вот как, — задумчиво изрёк Одасаку. — Знаешь, я могу тебе показать одно место, где не страшен даже самый сильный дождь. Иными словами, надежное убежище. Его предложение прозвучало так заманчиво, что Аяка чуть не потеряла сознание от радости, ведь что может звучать лучше, чем предложение провести время в его компании? — Даже так? — она улыбнулась. — Что же это за место такое?