Почти как Боги

— Любишь? — ошарашенно переспросил Зараки, застыв рядом с плачущей Ханой. Этого он не ожидал. Она его любит? Так быстро? Юмичика говорил, что женщин надо завоевывать, что в понятии Кенпачи означало сводить ее хотя бы пару раз на свидание (о правилах которого также объяснил Аясегава), подарить еще как минимум десять букетов различных цветов, много конфет и плюшевых штуковин. А она уже его любит? Ячиру ли это? Кенпачи не знал, радоваться или разочаровываться в том, что крепость так быстро пала. Хана смотрела на него испуганно, как попавшийся в ловушку кролик, и быстро-быстро моргала. Она не двигалась и не утирала текущие по щекам слезы, а потом покачала головой, вскочила и убежала. Из ванной послышался шум воды. Зараки обрушился на диван и закрыл лицо руками. Как же просто было раньше, когда она была Рецу! Почему он тогда не стал ухаживать за ней? Почему упустил из виду столько времени, они же могли провести его вместе! Хотя… едва ли та Унохана воспринимала его, как мужчину. Для нее Зараки так и остался безымянным подростком с окраин Руконгая. Как же бесит! Кенпачи стукнул кулаком о журнальный столик, ломая его пополам. Кулаку не стало больно, а ему хотелось ощутить боль, чтобы понять, что он еще жив. Что может сражаться. Что хочет сражаться, черт возьми! — С тебя пять тысяч йен, — услышал Зараки за спиной спокойный голос Ханы. Обернувшись, он увидел, что девушка полностью одета — футболка, джинсы, кроссовки, что ее волосы заплетены именно так, как он ей показывал, а глаза уже полностью сухие. Да кто поймет этих женщин?! Только что рыдала, как ненормальная, а теперь — спокойная и злая. Хана сглотнула — она не любила причинять боль словами, вне поля боя. — Зараки, я сказала, что люблю тебя… И снова этот взгляд преданного пса. Куросаву передернуло. — Это ничего не значит. У нас, в мире живых, принято говорить такие слова не только возлюбленным. Ты растрогал меня, вот я и… погорячилась. Прости меня. Ты любишь ее… то есть, меня. А я тебя не люблю. Не так, как ты бы хотел. Я ценю твою дружбу, я благодарна тебе за все… Но отношусь к тебе, как к брату. Прости. Кенпачи казалось, что каждое слово бьет его наотмашь. Хотел боли — получай. Юмичика говорил, что хуже не бывает, когда женщина говорит, что любит, как брата. Брата. Да какой он ей, к черту, брат?! — Ну уж нет, — заявил Зараки, поднимаясь с дивана, оказываясь рядом с Ханой и беря ее лицо в ладони, сжимая щеки, но стараясь делать это бережно — она же человек, может сломаться от его хватки. — Я не проиграю. Я никогда не проигрываю. Хана стояла спокойно в ожидании поцелуя. Зараки склонился к девушке, но не поцеловал, а прижался лбом к ее лбу — в этом жесте было столько нежности, что сердце Ханы екнуло и забилось быстрее. Она сожалела о своих словах — и предыдущих, и нынешних… но она не могла разобраться, что чувствует к этому огромному наглому богу смерти. Хана еще ни разу не любила, и читала о любви только в романах или манге. Она знала только, что в ней бурлит молодость, и не могла отвечать за свой поступок, когда обеими руками схватила Зараки за воротник косоде и приблизила его губы к своим. Укусила за нижнюю, проводя по ней языком, проникла поцелуем глубже, бесцеремонно, как он тогда, и пока Кенпачи был в замешательстве, исследовала его рот и удивлялась, почему у его губ шоколадный вкус. Сказать, что Зараки был в изумлении — не сказать ничего, но он быстро вышел из замешательства и прижал тонкое тело Ханы к себе, гладя широкой ладонью ее спину и горячо отвечая на поцелуй. Куросава дрожала, прижимаясь к нему, будто искала в его объятиях пристанища и защиты, а Зараки готов был дать ей эту защиту — защиту от всего мира. Маленькая боевая девочка… Нет, она не Ячиру Унохана. И не Рецу Унохана. Она — Куросава Хана. Единственная в своем роде Куросава Хана, пусть и воплощение его любимой женщины, но ее прошлая жизнь — лишь повод. Сейчас Кенпачи целовал девушку по имени Хана. Сейчас Кенпачи любил девушку по имени Хана. Похожи? Плевать. Так даже интереснее. На грудь Зараки легла легкая девичья ладонь, отстраняя его от себя. Хана вдохнула воздух и посмотрела на капитана снизу вверх, виновато улыбаясь. — Ты брата так же бы целовала? — осклабился Кенпачи. — Прости! — вспыхнула Хана. — Мне пора… я… опаздываю. В свой выходной она ничего не планировала, но почему бы просто не погулять? Сбежать от этих пронзительных зеленых глаз, от этого дома, где все благоухало розами, и даже от самой себя сбежать — вдруг получится? — Стой! — окрикнул ее Зараки на пороге. — Свидание! Сходишь со мной на свидание? «Черт, не так приглашают», — вспомнил он наставления Юмичики, но Хана неожиданно улыбнулась и кивнула в знак согласия. — Завтра в десять.

***

Кенпачи Зараки не привык чувствовать себя идиотом, но чувствовал себя им уже вторично, стоя под часами и ожидая Хану. Чтобы не смущать ее своей невидимостью, пришлось наведаться к Урахаре и взять у него гигай, и натянуть человеческую одежду — куртку, рубашку и джинсы, такие, как носила Хана, только мужские. Особенно бесили ботинки, в которых было неудобно бегать, но Юмичика так закатил глаза, когда Зараки заикнулся о таби и варадзи, что пришлось обувать кроссовки. А заодно пришлось признаваться пятому офицеру, что зазноба капитана живет в Мире Живых. Юмичика хмурился, но тайну хранил исправно, не рассказав ничего даже Иккаку — жить ему хотелось. Зараки выглядел вполне… прилично. Его грива была собрана в конский хвост на затылке, одежда тоже досталась не рваная, но прохожие все равно от него шарахались. Он удивился, почему, но вспомнил про шрам. Что поделать. Урахара сказал, что шрамы украшают мужчин. Хана не опаздывала — Кенпачи пришел раньше, и теперь не знал, куда себя девать. Он купил у лавочницы букет алых роз, чтобы чем-то занять руки. Без меча на бедре Зараки чувствовал себя едва ли не голым, хотя знал, что Пустого убьет одной рукой даже без оружия.

***

«Что же мне надеть?» Хана уставилась на свой нехитрый гардероб, искренне жалея, что юбка у нее только одна и та — элемент школьной формы. Кто мог предположить, что она будет ходить на свидания? Джинсы и футболки… а ей хотелось удивить Зараки. «Да какого черта мне его удивлять?» — Хана прижалась лбом к оконному стеклу в надежде остыть, но ее бросало в жар, стоило вспомнить их с шинигами поцелуи. Иногда Хане казалось, что это судьба, раз она — воплощение его любимой женщины… А вдруг он до сих пор любит ее? Ту, что погибла у него на руках? Вдруг Хана — лишь замена? Злясь на себя и на Зараки одновременно, Куросава надела простую белую футболку без принта, джинсы, накинула куртку и после размышлений расплела косу, оставив волосы распущенными. А потом подумала и нанесла на лицо легкий макияж, не удержавшись и сделав стрелки на ресницах.

***

— Это ты? — хором спросили они друг у друга, когда встретились. Хана была поражена. Сейчас Зараки не походил на бога смерти — скорее, на панк-рокера, которому сильно досталось в бурной молодости. А Кенпачи был удивлен красотой Ханы, ее ресницами и алыми губами — губы Уноханы Ячиру окрашивались только кровью. Потом оба рассмеялись. Начала хихикать Хана, и так заразительно, что за ней засмеялся Зараки, прижимая ладонь к изувеченной стороне лица. Они смеялись, пока на них не стали оглядываться люди. Кенпачи сообразил вовремя — подхватил свою даму под руку и повел куда-то вперед, не зная, как здесь ориентироваться. Сильнейший всегда знал, что когда теряешься — надо идти вперед. — Прости, — отсмеявшись, сказала Хана. — Но знаешь, ты выглядишь… потрясающе! — Я же для тебя урод? — буркнул Кенпачи, стараясь на нее не смотреть. Хана остановилась, и ему тоже пришлось встать рядом с ней. — Ты дурак? — ласково поинтересовалась Куросава тоном Рецу. Зараки пробрали мурашки, когда она встала на цыпочки и коснулась ладонью его шрама, нежно гладя грубую кожу подушечками пальцев. Почему-то этот шрам был дорог ей, как приятное воспоминание. — Где ты так поранился? — прошептала Хана. — Это… от нее, — ответил Зараки. — От меча Ячиру. Хана вспыхнула и отняла руку от его лица. — Ах, от нее! Она обхватила себя за плечи, будто от холода, и зашагала вперед. Ничего не понимающий Зараки догнал девушку и пошел рядом. — Ты чего? — А ты чего? — вдруг Хана повернулась к нему, сжав кулачки, маленькая валькирия, в глазах — такая же жажда крови, как у первой из сильнейших. — Ворвался в мою жизнь, целуешь меня, приглашаешь на свидания, даришь подарки, — она ткнула пальцем в букет роз, — и при этом думаешь о ней! О той, кого убил! Если тебе нужно прощение за это, то нынешняя реинкарнация твоей пассии тебя прощает! Тебе это нужно? Или — тогда не добился и решил добиться сейчас? О какой любви можно говорить? Я… я… мне всего восемнадцать, а сколько лет тебе? Я пыталась посчитать… и ты шинигами, а я — человек! Я — смертная! Я могу умереть в любую минуту! И я знаю, целуя меня, ты думаешь о… ней! — Дура! — выдохнул Кенпачи, притягивая к себе брыкающуюся Хану и подхватывая ее на руки, как ребенка. Девушка пару раз ударила его по плечам, а потом затихла, прижавшись лицом к его груди. Зараки укачивал ее на руках, шепча на ухо: — Все не так. О тебе в прошлой жизни я и мечтать не мог — ты бы знала, какой ты была! Я для тебя был непослушным ребенком… И поначалу я думал так, как ты сказала — но потом я увидел… понял… ты не Ячиру и не Рецу, и не Унохана, ты — Куросава Хана. Ты — маленькая боевая девочка, которая жертвовала собой ради жизни своей бабушки. Ты — сильная женщина, которая многое пережила. Ты — радостный ребенок, который плачет от того, что тебе дарят игрушки. Тшшш, Хана. Успокойся. Ты не любишь меня — пока не любишь, — но знай: я люблю тебя. Тебя, как Куросаву Хану. В тебе я нашел то, чего не мог найти у твоего предыдущего воплощения… доброту. Ласку. Нежность. И… кофе. Хана рассмеялась, пряча слезы на груди Сильнейшего. — Опять ревешь… Что я такого сказал? — расстроился Кенпачи. — Кофе, да? — улыбнулась Хана сквозь слезы. — Тогда пойдем, выпьем кофе. Начнем наше свидание с него. Опусти меня на землю, я уже все поняла. Едва подошвы ее кроссовок коснулись земли, как девушка обхватила Зараки за руку, прижимаясь к нему краем пышной груди, и указала на уютный кафетерий. — Вон туда. Кенпачи поймал себя на том, что его гигай краснеет, и повел Хану за собой. Он почему-то был счастлив совсем как тогда, когда его клинок схлестнулся с клинком Ячиру.