***
Утром Зараки почувствовал легкое прикосновение к голове. Вскинувшись, он понял, что Хана смотрит на него, легко улыбается и касается его волос… Хана жива, она очнулась! — ХАНА! — отчаянно заорал Кенпачи, порываясь ее обнять, но капельница, подсоединенная к вене девушки, помешала ему. Ячиру с удивлением посмотрела на иголку в своем предплечье и избавилась от нее свободной рукой. Сев на кровати, Хана мысленно призвала кайдо и с его помощью исцелила себя до конца, заодно осознав то, что была очень близка к смерти. В памяти услужливо всплыли ухмыляющиеся рожи Пустых, и Ячиру передернуло. Она посмотрела на мужа глазами, полными слез: — Зараки, я… я больше не смогу быть шинигами… Кенпачи застыл на месте. Слезы Ханы подействовали на него не так, как раньше — она множество раз плакала при нем, но… не так. Даже когда умерла ее бабка — даже тогда в ее голосе не было такой безысходности. Хана повернулась лицом к стенке и дала волю слезам, оплакивая свою трусость. Вот тебе и Первая Кенпачи! Да, ее тело помнило ту силу, которой обладала Унохана, но характер Ханы был совсем другим. Как ни крути, а она росла в человеческом мире, окруженная любовью родных, ни в чем не нуждалась, сражалась только ради удовольствия, а чудовищ видела лишь в фильмах ужасов. Теперь же ее страхи рвали ее на части. Она помнила, как ломались кости, с каким отвратительным звуком рвалась плоть, как причмокивали твари, наслаждаясь вкусом ее тела, а потом — всплеск удивительно знакомой духовной силы… Зараки? Нет, слабее… Юмичика! Хана вспомнила, что видела его силуэт сквозь пелену боли. Зараки же сидел здесь, буравя взглядом ее спину. Хана не хотела с ним откровенничать — ни с кем не хотела. Это же надо — шинигами, которая боится Пустых! Никто не должен был знать, что она — Ячиру! — струсила. И перед кем! Перед тварями, которых может убить даже рядовой! Стыд ей и позор! Нашлась претендентка на титул Кенпачи! Встав с постели, Хана прошла к выходу, не сочтя нужным даже заглянуть к Исане, которая, по всей видимости, и спасла ей жизнь. Хана не хотела никого видеть — и потому вошла в шунпо, заодно скрыв свою реяцу. Кенпачи выбежал вслед за ней, но догнать не успел.***
Весь Готей-13 гудел, как огромный пчелиный улей. Ячиру Хана пропала! Ячиру Хана была ранена и самовольно сбежала из лазарета! Кенпачи носился по всему Руконгаю в ее поисках, но безрезультатно. Шли недели. Слухи стихали. Зараки не сдавался, но найти свою жену так и не мог. А Исане мучилась, тайком глядя на Юмичику. Она знала, что юноша влюблен в Ячиру. Знала — и все же не могла перестать смотреть и думать о нем. Исане редко носили на руках, а Юмичика именно это и сделал, когда она истратила слишком много духовной силы для исцеления Ханы. Тогда Аясегава еще долго сидел с Исане. Когда Котецу пересохшими губами попросила воды, послушно принес, дождался, пока она напьется и сказал, чтобы она не беспокоилась. Сказал, что Хана обязательно выживет, потому что она, Исане — превосходный врач. Котецу-тайчо редко хвалил кто-то, помимо ее погибшей капитана, и девичье сердце тут же потянулось к Юмичике, а потом, стоило присмотреться — и она вовсе пропала. Никакое кайдо не исцелит разбитое сердце, но все же… можно же помечтать? «Это я виновата», — грызла себя Исане, — «это я виновата в пропаже Ханы-сан». Она знала только то, что ей рассказал Кенпачи: Ячиру очнулась, сказала, что больше не сможет быть шинигами, расплакалась, исцелила себя и ушла. С тех пор ее никто не видел. Котецу была уверена, что, присматривай она за Ханой более пристально, заметила бы, что ее что-то гложет, помогла бы чем-то… Но она, обессиленная, валялась в собственной постели под присмотром сестры и таким образом потеряла свою пациентку. На руках Исане уже не раз умирали люди. Но чтобы вот так, пропадали без вести…***
— Исане ходит, как в воду опущенная, — сказал Мадараме и перевел взгляд на Юмичику, — да и ты не лучше. А вот я думаю, что Ячиру-сан вернется, — упрямо заявил лейтенант, — обязательно вернется! Кажется, только Иккаку в это верил. С самого начала искренне и бесконечно верил в то, что Хана не может не вернуться. — А почему тогда она ушла? — в тысячный раз спросил Юмичика. — Это же Ячиру, — в тысячный раз пожал плечами Мадараме, — кто ее знает. Ты лучше вон на Исане посмотри. — А что Исане? — не понял Аясегава. — А то, что она вся потерянная! И немудрено: она ведь Ячиру-сан лечила. И как лечила! Ты же сам рассказывал, как на руках ее таскал. Ты бы хоть зашел к ней, спросил, как дела. Хватит сохнуть по жене нашего капитана! Странное дело, но в чем-то чурбан Иккаку был прав. Юмичика жалел печальную Исане, которая выглядела так, будто еще секунда — и расплачется. Купив на грунте коробку шоколадных конфет, юноша заглянул в Йонбантай. Он нашел капитана в ее кабинете. Девушка сидела за столом, уронив голову на руки, но не плакала, а просто сопела носом. Почувствовав реяцу Аясегавы, она быстро поднялась и с испуганным видом поспешила поправить волосы. Юмичика улыбнулся, проходя в кабинет и садясь напротив Исане. Он заготовил уже тысячи комплиментов, которыми ранее постоянно осыпал Ячиру, но сказал совсем не то, что собирался: — Давайте попьем чаю, Котецу-тайчо. Вот так вот просто. Без изысков, лишних слов и вычурных мадригалов. Исане улыбнулась ему в ответ. — Давайте…