Бля

Парень прибегает домой. Он не понимает, почему жизнь так несправедлива. Менди в больнице, а он дома и не может ничего с этим поделать. Он просто должен разнести все здесь к чертям. Он чувствует это всем нутром. В гостиной уже разъебан стол. Теперь диван. Интересно, как у него получилось порвать обивку и вдернуть пружины? Он уже готов выпрыгнуть в открытое окно со второго этажа. Который, кстати, появился. У него что, кружится голова? Он оглядывается вокруг. Нет. Он не у себя дома. Это дом… Галлагеров? Сквозняк дует через открытое окно и Микки невероятно холодно. Но теперь только с одной стороны. Что-то приятно греет со спины. Он смотрит через плечо. Это Йен. Нет, он точно сошел с ума. — Молодой человек, молодой человек, — почему этот пидор говорит женским голосом? — Молодой человек, Ваша сестра очнулась. Глаза неприятно слепит белый свет. Как он умудрился заснуть в больнице? Сидя. — Ваша сестра проснулась. Вы хотите ее увидеть? — Я, да, да, конечно, — мысли с трудом получалось собрать в единую работающую массу. Сколько он проспал? Неизвестно. Он смотрит на экран телефона. Семь часов утра. Рановато для южанина. Но все ради Менди. Кстати о птичках. Страх за ее жизнь немного отступил, адреналин поутих, а чувства пришли в норму и не пульсировали в голове огромным комком, готовым уничтожить его разум в любую секунду. На их место снова пришла рыжая башка. Грудь кольнуло желанием оказаться рядом и пониманием невозможности его осуществления. «Ну какого хера сейчас?» — вот, что он должен был подумать, но он думает лишь о том, что если бы этот дебил был здесь, вся эта ситуация далась бы Микки легче. Теперь у парня есть возможность рассмотреть бело-серые стены палаты, кучу проводов и капельниц, идущих к Менди. Дверь, что так легко открывалась вчера, оказалась давольно тяжелой. Окна были прикрыты серыми шторами, через них просачивается уличный воздух из распахнутых окон. Все было такое… Такое отвратительное. Такое безвкусное и тусклое. Микки думал, что если бы здесь не лежала его сестра, а по совместительству еще и лучший друг, он здесь никогда бы не появился. — Привет, — он подошел к девушке, которая, между прочим, выглядела получше, но была очень бледной и и каждое движение приносило боль. — Привет. — Ты меня напугала, блять. — Ну прости, больше такого не повторится, — попытка пошутить была провалена. — Кто? — Чего? — Кто это сделал? — Милкович с отвращением показал на результаты драки, которая, очевидно, длилась не одну минуту. Этот вопрос мучал парня всю ночь, но ответ, который он получает совсем не подходит под те варианты, что напридумывал он. — Забей. — Нет, тебя кто-то избил, и я хочу знать, кто. Кто это был? — Говорю же, это все неважно. — Это важно, — девушка с пол минуты думала, сказать ли, но, прочитав что-то в обеспокоенных глазах брата, все же ответила. Это далось ей с огромным трудом. Она не хотела. Правда. — Я пришла увольняться с подработки. Глава был недоволен, — грудь парня сдавило болью. — Это все я виноват, — этого она и боялась — Нееет, это не из-за тебя. Ты ни в чем не виноват. — Нет, виноват. Ты пошла на эту чертову подработку из-за меня блять. Ты подарила мне этот чертов телефон и это значит…значит, что это все я и это из-за меня этот уебок тебя покалечил. Из-за меня ты теперь от двух недель до месяца будешь сидеть дома на таблетках., — он перешел на крик и, кажется, терял контроль. — Ты не виноват, — это прозвучало именно так, как мог сказать только человек с фамилией Милкович. Никто больше, будь он хоть последний гопник, не смог бы сказать это настолько твердо и жестко, не смог бы сказать это настолько четко. Это высказывание не терпело возражений и это ведь подействовало, — Я сделала это. И сделала это осознанно. Я хочу, чтобы ты жил полной жизнью и если мне придется ради этого пить обезболивающие и не высовываться из дома две недели, я готова. Я готова к тому, что будет за это мне, — «я люблю тебя» — то, что она хотела сказать, но понимала, что от этого парень закроется. Она была оооочень мудрой не смотря на ее внешний вид и «сферу деятельности». Да, она была шлюхой, но не пиздой. А уж тем более не тупой пиздой. И у нее был бы шанс пробиться в свет, но сауф сайд не позволяет свободно маневрировать. А жаль. — А теперь расскажи мне. — Что? — Что нового? — Да нихера. Я все время в больнице был. — Пиздеж. Даже ночью? — А что прикажешь делать? Моя дорогая сестрица опять ввязалась в неприятности. — Уснул? — Да. Мне все еще снятся те сны…ну, про Галлагера. Каждый блядский раз, как я закрываю глаза, я вижу его. То, как он касается меня, то, как он помогает, что он говорит, вижу варианты того, как все могло бы обернуться, как мы могли бы сойтись, а просыпаясь я чувствую себя абсолютно разбитым. Как будто кусок оторвали и выбросили на помойку. Я хочу к нему, Я хочу оказаться рядом, а еще лучше прикасаться, лежать в его объятьях и для счастья будто больше ничего не нужно. Я, кажется, сошел с ума, — под конец своей речи он уже лежал головой на бедрах девушки, сидя на полу, а она гладила его волосы. Менди тепло улыбнулась. — Я тебя ооооочень хорошо понимаю.