параллельность

Royksopp — Here She Comes Again

      Нацу думает сказать «не подумай», но молчит. Даже излишне старательно. И дело не в том, что он не обязан отчитываться ни перед ней, ни перед кем-либо другим.       Нацу неловко, но он специально вглядывается в поисках заинтересованности или хоть удивления, изумления, но тщетно.       Люси вежливо — всего лишь вежливо — улыбается и не отводит взгляда.       Тот параллелен.       В горле давит.       И Нацу открывает рот, нужно ответить хоть банальным приветствием, но красивое лицо вдруг освещается улыбкой. Только смотрит она мимо, не на него.       Нацу оглядывается так резко, что едва не сбивает ближайшую вешалку с одеждой.       Простое, как квадрат Малевича, чёрное платье-футляр чуть выше точёных колен. Длинные, до самых локтей, атласные перчатки.       Джувия не просто великолепна — утончённо прекрасна.       Нацу так и видит собранные в высокую причёску длинные локоны и маленькую сумочку-таблетку, для контраста можно взять серебро или металлик.       Не хватает только…       Едва ощутимо мажет пятым номером, мимо, замедленно, словно в старом кино, мелькает красивое ушко, изумрудная птичка в нём насмешливо кривит клюв.       — Ой, оно же такое дорогое! — восторженно шепчет Джувия, но её глаза блестят ярче белых крупных жемчужин, обвивающих шею.       — Нет, — Люси смеётся, поправляя нити бус, и делает это так естественно, что у Нацу тоже губы растягиваются, — пожалуйста, не отказывайся. Оно должно быть здесь.       Должно быть…       Нацу вздрагивает от предчувствия непоправимой катастрофы, и она, конечно же, случается.       — Извини, — Люси поворачивается со смущённой улыбкой, потом мнётся, совсем как неразумная школьница, комкая в длинных, восхитительно тонких пальчиках несчастный бумажный стаканчик.       Нацу хочет быть этим стаканчиком.       — Тебе не нужно извиняться, — Джувия решительно шагает вперёд. — У Джувии не свидание! Так ведь, босс? — и поворачивается, демонстрируя, наконец, в глубоком, до самого копчика, вырезе шикарный излом обнажённой спины.       В стремительно расширяющихся зрачках Люси восхищение так тесно переплетается с осуждением, что Нацу отводит взгляд — от взметнувшихся крыльями изящных лопаток.       Однозначно — тот панк живым не уйдёт.       Как и Нацу.       Румянец на щеках Люси выдаёт — интерес.