Кинжал и роза

      Открыв глаза, Виктор не сразу понял, где находится. Сознание все еще было опутано липкой паутиной сна, а тело словно сковало: он не мог пошевелить даже пальцем.       Холодная волна страха окатила короля, когда он увидел, что над ним склонилось несколько фигур в черных капюшонах. Они обступили ложе так плотно, что он не мог даже понять, сколько их.       Они что-то говорили. Виктор не мог разобрать ни слова, будто бы язык был ему незнаком; понимал только, что это молитва, которую он совершенно точно знает…       Король отчаянно пытался пошевелиться, закричать, но тело не слушалось, а из горла вырывался лишь сдавленный хрип; гнусавые голоса, твердящие молитву, становились все громче, сливались друг с другом, превращаясь в завывания зимней вьюги. Из последних сил Виктор пытался вырваться из странного оцепенения, но его тело словно ему не принадлежало: он не мог даже отвести взгляд в сторону.       Единственное, что удавалось ему – закрыть глаза, но это казалось Виктору самым страшным; он хотел только развеять это наваждение, подняться, броситься прочь, подальше от этих людей…       Королю показалось, что за спинами фигур вспыхнули факелы; свет ослепил его, и он не сразу понял, что одна из фигур откинула капюшон. Это была женщина.       По ее плечам рассыпались золотистые волосы… Уже в то мгновение, когда Виктор увидел их, он понял, что это его мать. Она улыбалась.       Король взглянул ей в глаза и закричал.       Ее глаза были красными, как свежая кровь, светящимися, полыхающими, словно огонь, словно отблески на драгоценных камнях…       Крик будто разорвал оковы, удерживающие Виктора; он рванулся вперед и понял, что никаких фигур вокруг его кровати нет.       За окном только начинало брезжить рассветное солнце.       Больше Виктор заснуть не смог. Он чувствовал себя разбитым – и не только из-за приснившегося кошмара. Последние три дня он не находил себе места. Уже в тот момент, когда Виктор вернулся с совета и обнаружил записку Юри, он заподозрил неладное. Когда Юри не ответил ему, король уверился, что предчувствие его не обмануло – ведь раньше возлюбленный никогда не тянул с ответом.       Он все знает.       И виновен в этом Георг – в этом Виктор не сомневался. Брат уже не раз пытался дать иностранцу понять, что с королем что-то неладно, но неужели он решился сказать напрямую… Он ведь знает, что Виктор может разрушить его жизнь, если пожелает. Лишить любовника.       Но король не нашел в себе сил даже поговорить с братом, не говоря уж о том, чтобы строить ему козни. Единственное, о чем он мог думать – Юри слишком испугался и теперь не вернется к нему никогда.       И виноват в этом только сам Виктор. Он должен был сказать все сам, а не оставлять это Георгу, способному расписать все в самых отвратительных красках.       Виктор продолжал отправлять письма, но ни на одно так и не получил ответа. Тревога все нарастала в нем, он не знал, куда деться – ведь непонимание и неизвестность пугали больше всего. В какой-то момент Виктору начало казаться, что ему станет легче, даже если он получит от Юри послание, полное обвинений и ненависти.       Он хотя бы поймет, что все кончено.       В какие-то моменты король хотел сорваться и поехать к Юри – будь что будет, - но потом представлял его холодный и отчужденный взгляд, полный ненависти, и останавливался. Он не хотел, чтобы его лучшие воспоминания разрушила встреча с некогда близким человеком, не желающим его видеть.       Когда Виктор понял, что сон к нему уже не вернется, он поднялся и принялся за очередное письмо.       Пока король писал, у него из головы не выходил образ матери. Она была словно молчаливым укором – ведь Юри рисковал повторить ее судьбу.       Виктор скривился. Георг ведь был прав. Он думал только о себе, о собственном, пусть и недолгом, счастье… Он изголодался по любви и не смог увидеть за ней ничего другого.       Перед внутренним взором короля вновь предстали глаза матери из сна – алые, словно драгоценные камни.       Если Юри не захочет его видеть – он примет это. Но Виктору отчаянно хотелось объяснить все самому – не так, как это сделал Георг; рассказать, что он пережил, что чувствовал все это время, что дал ему Юри…       Он примет любое решение Юри, если тот позволит ему хотя бы объясниться.       Виктор отложил перо и вздохнул. Он слишком привык к ощущению счастья – чего он, отравленный проклятием, не мог себе позволить.       Весь день Виктор ждал ответа на послание. Надежда все еще теплилась в нем – по крайней мере, его возлюбленный все еще здесь, он же не может вернуться к себе на родину – путь через море по-прежнему закрыт…       Когда королю доложили о том, что к нему прибыл посетитель, он не сразу поверил в услышанное. Юри приехал – молча, не написав ему ни строчки. С души словно свалился камень; но вместе с тем Виктора обуяло отчётливое чувство, что предстоящий разговор будет тяжёлым.       Юри вошел в покои короля и мягко прикрыл за собой дверь. Виктору отчаянно хотелось броситься в его объятия, молить о прощении, целовать руки… Но он видел в родном лице что-то настороженное; глаза Юри были полны тревоги и решимости.       Король не сдвинулся с места и жестом пригласил гостя сесть. Точно так же они сидели при первой их личной встрече…       Юри опустился в кресло. Он сидел прямо, словно на официальном приеме, в нем не осталось ни капли непринужденности, к которой так привык Виктор. От осознания этого ему стало больно.       – Юри…       – Просто расскажи мне, как и пообещал в письме. Я хочу услышать это от тебя, – Юри чуть помедлил, – а не от твоего брата.       Виктор медленно кивнул.       – Я расскажу. Все расскажу. Только… Налью себе вина. Мне тяжело об этом вспоминать. Позволишь?       Эта их встреча все больше напоминала ту первую, прекрасную, теплую, страстную; но в этот раз между ними стояли чудовищная реальность и отчуждение…       Юри продолжал молчать, сжимая правой рукой борт своего жилета.       Виктор наполнил свой кубок, отпил и начал говорить, избегая взгляда напротив:       – Давно, когда меня еще не свете не было, мой отец связался с одной сильной колдуньей, жившей в наших краях… Она помогла ему в войне, и за это он пообещал жениться на ней.       Свое обещание он не сдержал – взял в жены мою мать, это был политически выгодный брак… Хотя маму он любил, увы, – Виктор скривился и сделал большой глоток из кубка.       Юри не проронил ни слова. Король продолжил:       – Отец заключил ту ведьму в темницу. Сделать это было не так просто – ни один из колдунов нашего королевства не обладал силой, равной ее. Но оставить ее на свободе отец не мог – он знал, что колдунья обязательно придет по его душу после такого предательства.       Как бы там ни было, она была взята под стражу. За все свое детство я слышал лишь несколько пересудов о ведьме – я был слишком мал, чтобы что-то понять из обрывков чужих разговоров. Конечно, слухи старались пресекать, но ты же знаешь, как тяжело остановить людскую молву…       Юри кивнул. Он знал, конечно – поэтому так боялся лишних разговоров об их связи из-за беззастенчивости Виктора…       – Но в восемь лет я встретился с этой женщиной, сломавшей мне жизнь, лицом к лицу, – король помрачнел.       – Была весна. Родился Георг. Отец и мать были счастливы. Да все королевство, наверное, тоже. И во время всеобщей радости и пришла беда.       – Колдунья? – от звука голоса Юри Виктор вздрогнул.       – Да. Она смогла сбежать. Уж не знаю, может, из-за всеобщей радости по поводу рождения брата стражники, проклятые бездельники, совсем распоясались, или магический барьер ослаб… – Виктор поморщился.       – Наверняка о том, что было дальше, тебе и поведал Георг.       Юри захотел что-то сказать, но Виктор остановил его:       – Не надо. Просто выслушай, что скажу тебе я. Я сам виноват, что не сказал тебе это первым… Поэтому просто выслушай.       Виктор ненадолго замолчал. За окном щебетали птицы, словно издеваясь: как этот день может быть таким ясным, когда он собирается рассказывать самую страшную историю из своей жизни?       – Она явилась прямо в покои к отцу и матери. Я тогда волею случая – какого же безжалостного – оказался там. Как сейчас помню – мне приснился кошмар, и я побежал к родителям, чтобы они меня успокоили… - Виктор покачал головой. – Лучше бы я дальше смотрел кошмары во сне…       Приоткрыв дверь, я увидел фигуру в черном плаще с капюшоном. Она стояла ко мне спиной. Мои родители прижались к стене. Отец обнимал мать одной рукой, а вторую выставил вперед, словно желая защитить ее. Колдунья же… Она произносила заклинание. Я даже не знал языка, на котором оно было, да и до сих пор не знаю – и не хочу знать… Но было оно жутким – словно каркающим, а произносила она его сухим, надтреснутым голосом… До сих пор вздрагиваю, когда слышу карканье воронов.       Когда она договорила, мне показалось, что меня ударили в грудь чем-то тяжелым. Меня словно окунули в болото – я задыхался, увязал, а в голове звенели обрывки ее слов…       Она повернулась ко мне. Я не запомнил ее лица. В памяти остались лишь ее рыжие волосы, выбивающиеся из-под капюшона, и то, что она мне сказала.       «Бедный мальчик, что же ты наделал? Теперь страдать будешь и ты, и твои дети».       Я не знаю, была ли в ее словах истинная жалость ко мне. С моим отцом она обошлась жестоко – настолько, насколько может быть жестока влюбленная женщина.       После этих слов она вышла, а я так и продолжал стоять в дверях, не в силах ни пойти за ней, ни даже просто двинуться с места.       С моим отцом же… Творилось неладное. Это навечно отпечаталось в моей памяти. Как в нем что-то меняется, словно надламывается, и он набрасывается на мою мать. Она кричит. Я успел увидеть его клыки… И отпрянул. Чтобы хотя бы не видеть.       Виктор замолк, бездумно глядя в пространство. Даже к кубку с вином он больше не притронулся – оно не давало ему облегчения.       Король вздрогнул, когда почувствовал, что Юри взял его руку в свою. Виктора пробрала дрожь; на глаза навернулись слезы. Он опустил голову, и, сжав ладонь возлюбленного обеими руками, продолжил:       – Не знаю, почему я тогда не позвал на помощь. Я был слишком напуган, мне было плохо настолько, что я не нашел в себе сил ни закричать, ни побежать… Я просто сполз на пол и сидел, заливаясь слезами и вздрагивая от звуков борьбы. Никто не пришел – я не знаю, были ли это происки колдуньи или просто никто не услышал того, что творилось в дальних покоях… Но я знаю, что никто бы не смог спасти мою мать. Никто.       Когда все стихло, я не решился заглянуть в комнату. Я просидел еще… Не помню, сколько. Потом все-таки осмелился посмотреть. Я заранее знал, знал, что там увижу, но не мог не смотреть, как это часто бывает, что-то неодолимо влекло меня туда, хотя я понимал, что должен был бы бежать без оглядки.       Мать была мертва. Бледная, растерзанная, окровавленная. А отца не было.       Виктор поднял голову и посмотрел на собеседника. В глазах Юри стояли слезы – казалось, еще немного, и они оба разрыдаются.       – Он выбросился из окна, когда понял, что натворил. Так королевство лишилось правителя… Я – семьи. А Георг так и не узнал, что это такое.       Виктор затих. Исповедь лишила его последних сил. Он лишь молча сжимал руку Юри, ожидая ответа.       – То есть… Ты тоже был проклят тогда?       – Верно. Случайно. Смешно, да? Останься я тогда в своей постели – ничего бы не произошло… Со мной.       – Ужасно, – Виктор не мог понять, чего больше в голосе Юри: горечи или злости.       – Теперь понимаешь? Если я полюблю кого-нибудь, то все закончится точно так же. Я видел все своими глазами – и я знаю, что со мной будет то же самое. Озверею, как отец, и…       – Неужели проклятие никак нельзя снять? – от отчаянной надежды Юри Виктору стало невыносимо тяжело.       – Нет. Такие проклятия создаются не для того, чтобы их снимали. Они создаются для того, чтобы уничтожить человека. Чтобы отравить его жизнь и сделать ее невыносимой.       Юри совсем поник. Из его глаз полились слезы.       Виктору казалось, что он сделан из стекла, его сбросили с огромной высоты, и он разлетелся на множество осколков. Ему было и легко, и нестерпимо больно, и горько – но к горечи он уже успел привыкнуть…       Король опустился на колени перед возлюбленным, все еще сжимая его руку в своих ладонях.       – Прости меня. Прости, что обманул тебя. Я не должен был даже начинать, – Виктор сам не заметил, как тоже заплакал. – Но за все эти годы я так устал от одиночества, от случайных и бессмысленных связей, и когда меня с такой силой потянуло к тебе, я просто не смог противиться.       Юри, словно завороженный, опустился на колени вслед за Виктором.       – Я люблю тебя, – тихо проговорил он, – Но я боюсь.       – Я знаю, милый, я знаю. Я не буду держать тебя, – король задыхался от обуревающих его чувств.       – Я не хочу, но я… Я должен уехать, – Юри потянулся к Виктору и обнял его.       Король сжал Юри в объятиях и уткнулся ему в плечо. Видят небеса, он любит этого человека больше жизни – и именно поэтому должен позволить ему уйти…       – Скоро маскарад. После него путь через море будет открыт, и ты сможешь вернуться домой. Я отпущу тебя. Я люблю тебя.       – Виктор, – Юри чуть отстранился и взглянул в лицо королю, – я не хочу тебя покидать. Не сейчас.       Он чуть помедлил.       – Я не буду прятаться от тебя все это время. Я уеду, но до этого буду с тобой. Ты же расскажешь мне о вашем маскараде? И… будешь моей парой на нем?       В глазах Виктора мелькнуло недоумение; когда он осознал смысл слов Юри, его губы чуть дрогнули.       – Ты уверен?       – Да. Я не могу… Не могу отказаться от тебя так просто. Не один ты так сильно влюблен. Я теперь… Я теперь даже не боюсь почти. Как же я могу тебя бояться, Виктор?       Король улыбался сквозь слезы.       – Я уеду, но потом обязательно вернусь, - продолжал Юри. – Вдруг за это время что-то изменится… Или ты забудешь меня, а потом полюбишь меня снова, и у нас будет время…       Виктор обнял возлюбленного крепче. В это мгновение он был счастлив.