Быстрый забег

Поди и скажи этому унылому лжецу, Поди и скажи этому ночному грабителю, Скажи этому заблудшему и вероотступнику-игроку, Скажи им всем, что Всемогущий Боженька поразит их*.

Мы поднялись выше, встав у той самой большой двери, ведущий на третий этаж. Но она была закрыта. Зато перед нами была открыта другая дверь. Свет из нее шел яркий. Для меня, побывавшего во мраке первого этажа, свет показался ослепляющим. Дариус пел эту песню немного иначе, чем та звучала в оригинале. Но я ее узнал, и сейчас текст казался устрашающим на фоне вновь открывшихся обстоятельств. Каллиста вежливо пригласила нас внутрь. Этот огромный зал с пустыми стеклянными павильонами не был похож на тот, что мы видели внизу. Стены в нем были обшарпанными, местами с огромными желтовато-зелеными пятнами, с длинными полосами, похожими на те полосы, которые появляются на стенах от того, что соседи сверху забывают выключить воду в ванной. Идя вперед, мы судорожно переглядывались, ловя свои отражения в стеклянных стенах павильонов. В одних из них были мешки с мусором, в других — сломанные манекены, которые, голые, без рук или голов, ровно стояли у стекла, встречая нас. Дариус возился с креслом, больше похожим на кресло стоматолога. Он пел песню, сбавляя голос по мере приближения толпы. — Эх, — протянул он, поглаживая подлокотники, — всегда хотел быть музыкантом, а стал врачом. Никто не спросил у него ничего по этому поводу. Хотя после этих слов вопросы стали нарастать как снежный ком. Зачем Богу профессия? Он наклонился, закручивая что-то под креслом. Каллиста встала рядом с ним. В ее руках уже был тот самый заветный мешочек с полосками. — Дорогая, покажи им, что все честно, — после его слов Каллиста достала из мешочка длинные бумажки, она покрутила их со всех сторон. Они были все белые, кроме одной. Она достала ее под конец, показала нам, озаряя лицо улыбкой. Это все выглядело как телешоу. Я включил фотоаппарат, чтобы заснять происходящее на видео. — Вы будете по очереди опускать руку в этот мешочек, чтобы достать свою бумажку. Тот, кто вынет красную, должен будет умереть на этом этаже. Но не переживайте. — Каллиста заметила то, что ее снимают, поэтому развернулась ко мне, показывая «пис». Она вся засияла, словно вела настоящую игру по ТВ в прямом эфире. — Не переживайте! — радостно воскликнула она, подпрыгивая на месте. — Перед тем, как умереть, вы дадите интервью о себе и своей жизни нашему приглашенному журналисту Константину, — она указала на меня, в ответ я поднял руку, «приветствуя» толпу. Сама же толпа пыталась сохранять спокойствие. Я не мог до конца понять, что двигало этими людьми: жадность или безысходность? — Разве это не замечательно? — Дариус закончил свои дела, поднялся и подошел к дочери. — У вас появится шанс дать настоящее интервью о своей жизни. Если ваша история понравится, то, возможно, все единогласно проголосуют за то, чтобы вы выжили. А если не проголосуют, то удача все равно может улыбнуться вам, ведь кто-то имеет полное право принести себя в жертву и отказаться от денег ради вашей интересной жизни! — Хорошо чешет, — пробурчал Иво, кладя мне руку на плечо. Дариус определенно заметил его высказывание, но не подал виду. Он продолжал дальше говорить о величии того приза, который получит победитель. — Устраивать голосования? Зачем им лишние движения? — Все просто, — Иво буравил взглядом Дариуса, — сами Боги не собираются никого убивать. Они ставят людей в такие условия, чтобы те поубивали сами себя. Это…чертова проверка на грешность, — Иво свел брови. — Такими темпами они убьют себя мгновенно! — я приподнял голову, чтобы прошептать ему это в ответ. Хотя мой голос уже частично попал на запись фотоаппарата. — Я думаю, что многие не смогут убить. — Иво опустил голову, улыбнувшись мне. Эта улыбка и раньше успокаивала меня, спасала от детской боли и страхов. — Я верю в людей, — он пожал плечами и глубоко вздохнул. — Вы не боитесь умереть, Иво? — меня распирали вопросы. — Я чертовски удачлив, мальчик мой. — Он потрепал меня по голове. Я вспомнил, что когда был маленьким, то очень хотел жить вместе с ним и его труппой. Неважно, в качестве кого: сына, брата, друга. Иногда меня посещали мысли о том, что я был готов заняться даже чем-то странным или грязным, лишь бы избежать приюта и ненавидящих меня других детей. Каллиста подошла к нам. Группа образовала своеобразный круг. Мое тело было вытащено из толпы Дариусом. Я тут же выключил фотоаппарат, ища в рюкзаке диктофон. Они не торопились с выбором. Кажется, что стук их сердец вырывался из-под толстых покровов тела, вылетал в зал, ударялся о стекло и стены, возвращаясь на кожу. Они опускали в мешок руку и держали ее там довольно долго. Словно пытались угадать на ощупь несчастливую бумажку. — Кстати, не жульничайте, иначе я дисквалифицирую вас не самым приятным образом, — сообщил Дариус, стоя за моей спиной. Я все еще пытался думать о том, что это очень реалистичный сон. Из тех самых снов, что дурманят мою голову последний год. Иво еще раз завернул рукава рубашки, тяжело вздохнул, опуская руку в мешок. В этот момент я просил всех богов, которых только знал, о том, чтобы удача не подвела его. Все брали бумажки и отводили руки за спины. Главный Бог запретил смотреть на них до того, пока последний человек не возьмет свой жребий. Последним, кстати, брал невысокий юноша, который держался рядом с заносчивым парнем. Ему и досталась красная бумажка. Когда все взглянули на то, что они взяли, то этот паренек затрясся и заплакал. Он упал на колени, держа двумя пальцами этот красный клочок. Все облегченно выдохнули. Кто-то перекрестился, кто-то даже крикнул. Маленькая победа воодушевила их. Я подбежал к Иво: — Как? — Я же говорил, — он протянул мне белый листочек, — мне чертовски везет! Нас всех, не считая меня и Богов, было семнадцать. Парень закричал, сжался, уткнулся лицом в колени и заревел. Он свалился на бок, переходя на истерику. Никто из толпы не ринулся к нему, кроме того парня, с которым они говорили ранее. Вместе они смотрелись как день и ночь, черное и белое, соль и сахар. В общем, две противоположности по поведению и, самое главное, по внешнему виду. — Немо, Немо! — тот пацан подбежал к нему. Он схватил его обеими руками, прижимая к себе, пытаясь как-то поднять с пола. Но тот лишь вжался всем телом в холодный обшарпанный пол. У него начался припадок. — Покажи, что там? — парень и сам понял, что в кулаке второго. Знал, что красная бумажка выпала на его долю. У меня начало стучать в голове от этого крика. — Бедный мальчик, — неожиданно пробормотал Овид. Он подошел к ним, помогая юноше встать. — Не переживай, пожалуйста, я буду требовать то, чтобы ты выжил. Толстяк вскочил и забарабанил ногами: — Нет, все это — неправильно! Мальчик не должен умереть сейчас. — А кто же должен умереть сейчас? — вмешался кто-то. Овид потемнел от злости. Он сжал свои толстые руки в кулаки. Иво хмыкнул, прижимаясь к стене и медленно сползая по ней на пол. Он положил левую руку на согнутое колено, выпуская из рук белую бумажку. Та моментально достигла пола, легла рядом с его белыми брюками. Я подумал, что он немного похож на того человека из моего сегодняшнего сна. Однако его руки были целы, не обожжены и никак не травмированы. Словно почувствовав то, что я смотрю на его морщинистые пальцы, он запустил одну руку в волосы, убирая торчащие пряди назад. Его прическа была словно из восьмидесятых. Даже новый пиджак отдавал стариной по своему покрову. Но для меня сейчас все было неважно. Я просто присел рядом с кумиром моего детства. — Как хорошо он играет, — наконец отозвался Иво. — Что? — Хорошо играет, говорю, — он не сводил глаз со спорящего с толпой Овида. — Он понял, что если вотрется в доверие, то, когда придет его очередь умирать, все попросят пощадить его. Единогласно. — Иво похлопал по карманам. — Черт, даже сигареты в пиджаке оставил. — Затем метнул взгляд к двери. Она была предусмотрительно закрыта, чтобы никто не смог улизнуть. — У меня есть, — я снова полез в рюкзак. — Стой, — он схватил за руку и меня отчего-то дернуло. — Ты чего? Я захлопал глазами. Какой-то неведомый страх пробрался в мое тело. — Ничего, — соврал я. — У меня есть сигареты, говорю. — Сейчас не доставай, они вряд ли нам разрешат это сделать. Потерпим до подходящего момента. Он свел брови, непонимающе смотря на меня. Потом его глаза опустились ниже, и он увидел, что буквально впился пальцами в мою руку. Потом его глаза забегали. Он медленно разжал пальцы, вновь облокачиваясь на стену. Это движение выбило меня из колеи. Я уже не понимал, что творится за пределами нашего угла, в котором мы сидели. — О! — Дариус подошел к нам, наклоняясь. — Смотрю, вы подружились? Как это здорово. Прости, Иво, мне придется украсть его у тебя. Все же, игра не ждет. — Дариус улыбнулся очень устрашающе. Иво исподлобно взглянул на Бога, хмыкая. — Не смею задерживать. Между ними пылала неприязнь. Иво снова поправил волосы, отводя голову в сторону. Кто-то из толпы стоял рядом с плачущим парнем. — Не переживай, постарайся дать хорошее интервью нашему дорогому Константину и, может, все изменится, — Дариус продолжал вести себя как и на нижнем этаже. Он не был похож на того «человека», с которым я познакомился по приезде сюда. Все было наигранным. Единственный, кто внушал мне доверие, — был Иво. Больше всего пугал не сам Дариус, а его брат, который, под звук ходьбы наверху, готовил следующий этаж. — Хорошо, давай. — Я присел на колени, включая диктофон и протягивая его тому парню. — Представься пожалуйста и расскажи, зачем пришел сюда. Парень перестал плакать. Он поднял голову, посмотрев на меня огромными покрасневшими от слез глазами. В его темной радужке застыл страх. — Немо, — прошептал он. — Меня зовут Немо. Я пришел сюда с... — он замер, трясясь и медленно поворачивая голову к тому парню, что держал его в своих объятьях. — Пришел я… Пришел с… — Мы встречаемся. — Этот красавчик улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба. — Немо пришел сюда по моей просьбе. Я хочу все изменить, откатить время назад, чтобы…чтобы он... — Затем он поднял вверх светлые брови, его губы затряслись. Руки Немо обхватили парня за шею, притягивая к себе. — Прости, малыш, это я виноват. Прости… Немо был маленьким, ужасно худым. Его черные волосы прилипали ко лбу, к лицу. Он явно не следил за собой и за своей прической. Мальчишка зарос и, похоже, давно не мыл голову. На его носу красовались черные точки, а, ко всему прочему, на щеках имелась парочка прыщей. Типичный подросток. Но так как в этом конкурсе к участию допускали только совершеннолетних, я предположил, что ему в районе восемнадцати. Это я и записал в свой блокнот. Одежда на Немо была дешевая. Какая-то простиранная футболка, толстовка в катышках, кеды, с которых местами кусочками отходила краска. Ладони с тыльной стороны были покрыты пятнами, а еще выжженными кругами. Такое чувство, что об его кожу тушили сигареты. Костяшки были разодранными и покрасневшими. Значит, парень дрался или…или черт знает, что было в его голове. Пахло от него, на удивление, приятно. Его запах смешивался с запахом того парня. Скорее всего, дорогой парфюм — подарок от любимого. Парень, сидящий с ним, был его противоположность. На его теле красовалась брендовая рубашка в синюю клетку, заправленная в узкие джинсы. Из наполовину расстегнутой рубашки виднелся рисунок «дроп дэд». На правой руке от запястья и вдоль всего предплечья была набита яркая татуировка. На белоснежной коже это смотрелось крайне привлекательно и ярко. Его кеды на платформе были новыми, изрисованные вырезками из комиксов Марвел. Его кожа не была нездорово-бледной, как моя. Он был идеалом среди арийцев. Блондинистые волосы, зачесанные на правый бок, хорошая стрижка, ровный тон кожи, мелкие веснушки на носу и щеках. Раздень этого парня и узришь тело, которому позавидовали бы даже эти два рыжих Бога. Его внешний вид кричал, что он не бедствует. Я верил в истинную любовь, но что-то внутри просило усомниться. — Я — Амадеус, — наконец произнес этот псевдобог. Я вспомнил его выкрики в самом начале о том, что его отец является членом действующего правительства. Теперь все встало на свои места. Немо снова сжался. Амадеус взял его за подбородок, заставляя посмотреть на себя: — Ты всегда мог рассказывать замечательные истории. Пожалуйста, расскажи так, чтобы все получилось. Он прошептал это ему в губы, но когда Немо потянулся за поцелуем, Амадеус, как бы случайно, отвернулся. — Хорошо, — пролепетал Немо, сжимая и без того узкие плечи. Толпа уже давно сидела сзади меня, наблюдая за истериками Немо. А теперь все смотрели на то, как негромкий, недавно сломившийся, голос мальчишки рассказывает о чем-то. — Меня зовут Немо, — повторил он, отводя глаза. Он искал ими спасение. Амадеус касался пальцами его рук, но не позволял большего. — Мне очень приятно, Немо. Твой парень упомянул, что ты рассказываешь хорошие истории. Расскажи о себе то, что посчитаешь нужным, — после моих слов «твой парень» Немо дернулся, вырывая руки. Мои сомнения начинали расти в геометрической прогрессии. В этот момент я понял, что все навыки журналиста канули в никуда. Потом заметил, что даже рука, держащая микрофон, трясется. Я пытался не растеряться, вспомнить вспомогательные вопросы, чтобы вытянуть из него информацию, которая бы спасла его. — Мне недавно исполнилось девятнадцать, — уточнил он свой возраст. Я быстро переписал информацию в блокноте. И тут Немо выдал то, чего никто от нас не ожидал. — В смерти же нет ничего удивительного. Все, что существует в этом мире, имеет срок годности. И когда этот самый срок заканчивается, то вещь или живое существо приходит в негодность. — Он сжимал и разжимал пальцы, смотря на порезы, ожоги и ссадины. — Когда нам плохо, мы думаем о том, что надо с этим что-то делать. Но что делать, когда выходов нет? — Выход всегда есть, — вмешался Иво. Он подсел ко мне, сложив ноги по-турецки. — Наверное, вы правы, — Немо поднял глаза. И тут я понял, что в нем было красиво. — У тебя были проблемы? — спросил я. Его глаза уставились куда-то в потолок. Темные, в обрамлении длинных ресниц. На фоне небольшого лица глаза казались огромными. — Когда выхода нет, — прошептал он, затем прочистил горло и сказал громко и уверенно, — люди начинают думать о том, что им пришло время испортиться и исчезнуть из этого мира. Я говорю о смерти. Знаете, моя смерть была чем-то естественным для меня. Я ее ждал всегда. И вот, когда она приходила, то жизнь быстро прогоняла ее. Паршиво. Да. Я не хочу показаться человеком, который ноет по ерунде. Мои проблемы, разумеется, нельзя сравнить с войной или голодом. Но, согласитесь, проблемы для каждого свои, и они по-своему велики. Для кого-то потеря телефона — это трагедия. А для кого-то смерть человека — сравнима с собственной смертью. Просто первому не с чем сравнить свою проблему. Его жизнь была, вероятнее всего, очень легкой и волшебной, раз все так вышло. А вот второй… Второй жил куда сложнее. Да, тот второй чувак в этой истории — я. После смерти матери мне пришлось остаться на попечении отца. Он тут же нашел себе новую женщину, выкинув из дома все воспоминания о своей некогда любимой, но больной жене. Я не могу осуждать его, потому что не каждый выдержит сидеть десять лет у кровати немощного человека. У него была любовница, и, я уверен, мать знала об этом. — Немо, милый, — говорила она, — скажи, папа же на работе? — Да, — врал я. Врал и захлебывался в собственной лжи. Не знаю, насколько продвинут загробный мир, но если вся эта штука с переселением душ и есть, то, наверное, мама после смерти все увидела. Верил ли я в это? Конечно, да. Я же тогда был маленьким. Считал себя обязанным за все матери, поэтому боялся сделать ей больно. Из-за того, что она родила меня, ее здоровье стало совсем плохим, поэтому она слегла на такой долгий срок. Я думал: ха, вот же бред! Думал, что она страдает еще сильнее после смерти, видя меня совершенно одного. Но мое одиночество не продлилось долго. Вскоре я был сплавлен на воспитание тетки. И эта женщина, которая загребла в свои руки все материно наследство, оставленное мне, загребла, разумеется, и меня самого. Под предлогом, что отец работает и вынужден жить в другом городе, он мирно свалил от нас, а я поселился в ее доме. Дед — отец моей матери — бежал за машиной, когда тетка с ее мужем и дочерью, отвозила меня к себе. Дед приехал, чтобы забрать меня с собой, но суд посчитал, что с отцом мне будет куда лучше. А тетка, в свою очередь, угорала со старика. Помню, как они посадили меня в машину, заблокировали двери и медленно отъезжали от дома, заставляя перепуганного старого деда бежать за нами. Как только он настигал машину, ударял руками по багажнику, хватаясь за спину, они смеялись, отъезжали еще, останавливались и ждали, пока тот, как собачонка со сломанной лапой, доковыляет до них. Так я увидел слезы старика. Сквозь поднявшуюся метель он бежал за мной до тех самых пор, пока муж тетки не дал по газам и не поехал прочь. Там, в новом доме, мне сразу дали понять, что я — любимый воспитанник только на бумаге и перед людьми. Но я пытался всегда держаться хорошо, потому что понимал, что эти проблемы — ерунда по сравнению со смертью родного человека. Немо замер, его голос задрожал. Он сдерживал слезы. Амадеус смотрел на него так, словно слышал это все впервые. — Почему ты не говорил мне об этом? — не выдержал он. — Говорил, — пролепетал Немо. — Наверное, не в тот момент это сказал. Дальше он продолжал с опущенной головой. Пока глаза Амедеуса росли в объеме от только что услышанного, Немо не обращал внимания ни на что: — Сестра постоянно забирала деньги, которые давала мне тетка. И когда я пожаловался ей, то та, не отрываясь от готовки, отвечала, мол, я сам виноват и, скорее всего, потерял эти деньги, ибо ее «милая доченька» не могла так поступить с «бедной сиротой». Мне стало ясно, что единственным спасением из этого кошмара будет мое исчезновение. Не из жизни, а из дома. Так я оказался у деда. В его маленьком городке, где не было перспектив на хорошее будущее, но была забота и любовь. Место, в котором бы меня приняли. Так, холодным промозглым ноябрьским утром, я ехал в маленьком автобусе, смотря на туман и приближающиеся холода. Я верил, что сегодня все изменится. Со мной был старый подаренный отцом телефон, рюкзак с вещами и немного денег. Я бежал из одного мира в другой. И когда наконец-то прибежал, то увидел, что дома давно нет, как и самого деда. — Почему сейчас? — заорал Амадеус, толкая Немо. Тот бухнулся на пол, истерично хмыкнул. Его глаза прикрыла черная челка. Он медленно приподнялся, усевшись чуть подальше от парня. — Какого черта ты сказал это сейчас? Почему я знал только о ебнутой тетке и докучающей сестре? Немо поднял на меня глаза, но ответил ему: — Потому что я говорил, но ты сказал, что у тебя тоже было много проблем с родителями. Амадеус вскочил. Он был взбешен. — А вы точно встречаетесь? — поинтересовалась девушка из толпы. — Да, — подтвердил ее парень, — непохоже, что у вас двоих любовь, раз ты о нем ни черта не знаешь. — Заткнись, блять, — сорвался Амадеус, почесывая затылок. Он забыл о своей прекрасной укладке, поэтому сзади разворошил все волосы. — Не огрызайся, мелкий, еще не дорос такое старшим вякать. — Чего?! — Амадеус подскочил к нему, хватая за ворот. — Повтори, ничтожество. Парень расхохотался, скидывая его руки: — Вы похожи на сообщников, нежели на нежно влюбленных. Хотя, скорее всего, этот парень просто купился на твою мордашку или деньги. Фальшивые чувства! Дариус постучал по стеклу павильона, обращая на себя внимание. Амадеус весь покраснел от ярости. Он метался из угла в угол одного квадратного метра своего крошечного пространства. Затем угомонил пыл, упав рядом с Немо, обхватывая маленькое тело руками и прижимая к себе. — За своими чувствами следи, — последнее, что выдал он. Немо не дёрнулся, продолжив: — Я понимал, что если сам не заработаю денег и не сдам экзамен на высокие баллы, то в колледже мне делать нечего. Скорее всего, после восемнадцати меня бы ждало ужасное будущее. Поэтому, с помощью чуда, я закончил школу с отличными отметками и успешно сдал вступительные. В школе я был аутсайдером. Меня, как правило, никто не трогал. И, собственно, кроме сестры, никто и не принижал. В колледже все изменилось так, как я не мог предположить. В моей группе все были другими. Я не был глупым, но и умным не считался. Девчонки сразу принялись дразнить меня, а среди парней я стал объектом издевок. Каждый божий день, на переменах или по дороге в школу, кто-то пытался задеть меня, мою одежду, мой внешний вид. Дома, разумеется, мне бесполезно было искать помощи. Отец давно заимел новых детей, поэтому с моим совершеннолетием перестал даже звонить. Последней каплей, которая довела мою ничтожность до апогея, стало то, что на глазах у всех мой и без того разбитый телефон доломали старшекурсники. Затем, когда я не выдержал и заехал одному из них по лицу, вся толпа бежала за мной до стадиона. Там они окружили меня, раздели, привязали к воротам и оставили на ночь. Естественно, мне хотелось в туалет, мое тело, привязанное, как Христос на кресте, онемело. В общем, детали этой истории и так понятны, не хочу в них вдаваться… Все парни знали, что завтра на этом стадионе должен быть матч. И публика, пришедшая туда, в первую очередь — студенты колледжа. А после того, как я врезал самому крутому парню курса, меня, скорее всего, должны были добить. Но они обошлись намного мягче. Просто сфоткали замершего, посиневшего меня в дерьме и запостили в социальные сети. Говорят, что истинный лидер и просто сильный человек никогда не сможет подняться в глазах других за счет унижения самого слабого в стае. Но у него это получилось. В итоге, по окончанию той недели, мы с ним стали звездами всего колледжа. Конфликт пытались замять, хотя мять было нечего. Сестра поржала надо мной, а тетка с ее мужем лишь обвинили меня в том, что я уродился страшным и слабым. Я перестал ходить в колледж, прятался в парках и подворотнях. Стал носить толстовки с большими капюшонами, иногда сбегал подрабатывать на мойку. Те деньги, которые там получал, шли на еду, одежду и те мелочи, которые раньше мне не были доступны. Я подумал, что все не так плохо, раз я могу заработать и без образования. Дальше я стал искать себе комнату, чтоб снять. Задумался о первой машине и сдаче на права. Но от проблем не сбежишь. Их надо решать. Мойка закрылась, на другое место меня не брали из-за недовеса или страшного лица. Так я вернулся к тетке, у которой жил чисто из-за того, что разрешал пользоваться своим имуществом, оставленным матерью. Я попробовал впервые убить себя. Сначала это были таблетки от боли в сердце. У мужа тетки их было навалом. Я выпил все, которые имелись. В итоге я лишь заснул на какое-то время. Потом не отходил от унитаза, просидев с ним полдня в обнимку. Дальше было снотворное. Но и оно закончилось рвотой и походами к врачу. Были попытки резать себя. Но меня спасали. В конце концов, тетка забеспокоилась и отправила меня в колледж, заставив бороться с собственными трудностями. Я боялся входить в аудиторию. Не зря. Как только я открыл дверь, все заорали. Пока я поднимался к своему месту, они кидали в меня бумагу и смеялись. Преподаватель пытался угомонить их, но все было тщетно. В тот яркий, весенний день, когда я думал о том, что мне скоро стукнет девятнадцать, я встретил его. — Меня зовут Амадеус, — сказал он. Сообщил, что его отец хочет, чтобы он получил образование в государственном учреждении. Хотел, наверное, поднять себя как политика в глазах других за счет сына. Сначала я просто смотрел на него. Как и все. Девчонки тут же побежали с ним знакомиться. И, разумеется, тот ублюдок-лидер завязал с ним дружбу. Я тоже хотел подойти, спросить, познакомиться. Но потом я смотрел на свои кеды, потом на его, и понимал, что мы равны только сейчас, сидя на одном ряду в аудитории, но не в реальной жизни. Амадеус отличался от других. Его бледно-голубые глаза были грустными. Я понимал, что он одинок, как и я. — Как вы познакомились? — я перебил его. Немо дернулся, засмущавшись. — Как все же стали теми, кем вы есть сейчас? — Это произошло случайно, — пробормотал Немо. — Нас группировали для выполнения одной творческой работы. И, в итоге, нас с Амадеусом поставили в пару. После того дня меня возненавидели еще сильнее. Конечно, самый красивый и популярный парень в паре с тем отмороженным уродом. Эти слова я слышал еще неделю, пока шло время подготовки проекта. Нам нужно было снять видео на одну из заданных тем и представить его на конкурсе. Все, что мы делали неделю, — трудились. Даже не ходили на пары. Много общались, зависали в кафе и парках. Так, в какой то момент, мои наблюдения превратились в любовь, а просто встречи — в зависимость от него всего. Я прятался в этом человеке, который был на год младше меня. Прятался в его запахе, голосе, действиях, идеях. Дело даже было не в машине, в которой он меня увозил и привозил каждый день. Не в его деньгах, которые он изредка тратил на безделушки для меня. Дело было в том, что такого, как я, впервые приняли. Это была сказка для девочек о некрасивом человечке и принце. Он побывал в моем доме. После его визита тетка перестала гнобить меня. А сестра стала относиться очень нежно и вежливо ко мне. Спрашивала, придет ли он еще? Не осуждаю ее за то, что она тоже увлеклась им. Но я молчал о своих чувствах. Всю неделю и даже после нее. Наверное, я боялся, что после проекта мы не станем больше общаться, поэтому решил свою неразделенную любовь утопить в себе. Но разве понравится его отцу то, что он встречается с таким отбросом, как я? — И когда же ты сказал об этом? — Когда я довез его однажды до дома, — Амадеус сменился в лицо окончательно. Он словно открывал для себя что-то новое и удивительное. То, что льстило ему, но одновременно и пугало. — После этого мы с ним не общались. У сестры появился какой-то тайный ухажер на крутой тачке, а я, — Немо вздохнул, потирая лоб, — я вернулся к привычной жизни. Для меня подобное было уже счастьем. Все, что я делал, — жил мечтами об этом человеке, доводя себя до безумия и желания создать в голове его тульпу**. Но в какой-то момент его парни перестали доканывать меня. Девушки просто игнорировали. А обычные студенты даже иногда здоровались со мной. В этот момент вернулся он. Но не сразу. На вечеринке, на которую меня, о чудо, тоже пригласили. Там я впервые попробовал алкоголь, увидел, как Амадеус с друзьями, в окружении девчонок пробует какие-то сигареты, от которых им становится о-о-очень хорошо. Я хотел было свалить пораньше. Но он поймал меня в дверях, затащил в комнату, запер, загнал на кровать и… И проболтал со мной всю ночь до утра. Рассказывал и много плакал. Его проблемы я считал глупыми. Он лепетал мне о том, что потерял новый телефон, что разбил вторую машину, что за ним гоняется какая-то чокнутая девушка. Говорил о том, как совсем не видится с отцом, как тот женился недавно в третий раз, как он не виделся с матерью. Говорил, говорил, говорил и плакал. Мне стало жаль его или себя, что наши проблемы совсем не сходятся. Он спросил, о чем сожалею в этой жизни я? И я поведал ему всю эту историю. Говорить я всегда умел, а он был наделен даром слушать. Так мы просидели до самого рассвета. — Черт, так вот когда это было. Я же был бухой, нихуя не помнил, — Амадеус схватился за голову, потирая виски. — Почему раньше не врезал и не потребовал выслушать? Немо пожал плечами: — Мне и этого было достаточно. А потом я узнал, что мой дед жив. Оказывается, он жил все это время в доме для престарелых, не жаловался на жизнь и завел себе кучу друзей. В его комнате было очень пусто, и он мечтал о телевизоре. Поэтому я и поперся сюда, — Немо снова сжался, но сдержал слезы. — Правда, не нужен мне этот миллиард, я лишь хотел телек для деда, правда. Жизнь вроде тогда пошла в гору. До тех самых пор, пока Амадеус не предложил мне встречаться. Потом начался полный треш со стороны одногруппников. После этих слов Немо сжался, пытаясь закрыть рукавами толстовки отметки. — Это они сделали? — я вмешался, хватая его руку. Но Амадеус опередил меня, отмахнувшись. — Не твое дело. — Бытовые мелочи, — пискнул Немо. Он был запуган. Определенно врал. Не мне, а себе. Его проблемы не ушли, жизнь не пошла в гору. Одна боль сменилась другой. Наверное, эти проблемы на фоне прошлых казались ерундовыми. — Это все? — поинтересовался Дариус, наклоняясь. Немо кивнул, смотря на него. Я выключил диктофон. Дариус обошел нас, встав в центр: — Ну, как вам история? Кто за то, чтобы мальчик остался жить? Я быстро развернулся, смотря на толпу. Руки подняли две девушки, Иво и толстяк Овид. — Да хватит вам! — заорал я. — Вы сошли с ума? Он не должен умереть! — Я согласен! — заверещал Овид. — Константин прав. Одумайтесь, — согласилась девушка. Иво на удивление молчал. Он смотрел в глаза Немо, а Немо смотрел на него. — Давайте на чистоту, — сказал кто-то. — Мы пришли сюда играть. Приз стоит наших жизней. Если мы так будем жалеть каждого, то ничего не выиграем. — Вы вообще можете дойти до конца все целыми и здоровыми да и разойтись по домам, — вмешался рыжий Бог. — Никто не требует от вас выигрывать деньги, — согласилась Каллиста, аккуратно присаживаясь рядом со мной. — Можете уй… — Не можем, милая. Раз мы пришли, то, поверь, наши истории куда страшнее. Парень прав, на его фоне наши проблемы кажутся куда больше только для нас самих. Лично у меня нет желания жалеть вот такого, как он, давая ему шанс. — Что ж, Немо, — сообщил Дариус с грустным лицом, — придется тебе… — Не придется, — шум затих. Это был Иво. Дариус весь засиял. — Что-то хочешь сказать, старик? — Хочу, ублюдок, — Иво поднял на него глаза, а затем поднялся сам. — Я готов стать жертвой. Можешь отрубить мой палец, чтобы дать этому мальчику шанс пройти дальше. Дариус рассмеялся: — Хорошо. Но помни, сам я ничего не рублю! Там, у кресла, сзади, есть столик с медицинскими предметами. Я обработаю рану и подскажу, как надо резать и что перед этим колоть. А резать твой палец будет Немо! Он крикнул: — Нет! Вы что! — подлетел к нему, хватаясь за ворот. — Не смейте, господин Иво, не смейте! Я не буду этого делать. — Прекрати, — он погладил мальчишку по волосам. — Просто прекрати. Я уже стар, ничего не потеряю от отрубленного мизинца. А у тебя впереди большая жизнь. Немо, ты — светлый человек, я очень рад, что на земле живут такие. Спасибо тебе. — Я посмешище для всех, урод и ничтожное существо. — Господин Иво, — к нам подошел Амадеус, — спасибо вам за помощь. Не слушайте его, — он попытался обнять парня, но тот вырвался, продолжая поливать себя грязью. — Послушай, — сказал я. — Немо, просто послушай. Отчасти мне близка твоя история. Я тоже родился в плохой семье, из которой потом меня забрали. В приюте все дразнили меня уродом и пытались в шутку или всерьез утопить. Люди жестоки, особенно дети и подростки. — Но…вы не урод, Константин, вы очень хорошо выглядите. — Он посмотрел на меня. Я чуть наклонился, протянул к нему свои руки. — Все проходит со временем, Немо. И боль, и уродство. Внешность менять, поверь, куда проще, нежели то, что внутри тебя. Я впервые обнял кого-то. Кого-то такого же одинокого, как и я сам. Прижал к себе, вспоминая всю боль, находя параллели с его и со своей историей. Впервые кто-то горячий обнял в ответ и меня. Такой же одинокий, похожий, потерявшийся. — Закрой глаза, — сказал Иво, — когда будешь делать это. Я тебя сам направлю. Поверь, мне сделают обезболивающее, и я ничего не почувствую. Судьба дает тебе огромный шанс, мальчик, возьми его. Ради такого человечка мне не жаль принести жертву. — Однако от судьбы не уйти, — пробормотал Дариус, идя с Иво и Немо к креслу. — Не уйти, но сходить другими путями к этой судьбе можно, — Иво сел в кресло. Он выглядел, как старик. Говорил, как старик. Но его повадки выдавали в нем человека молодого, полного жизни и сил. — Я напомню тебе, дорогой Иво, что теперь ты не получишь денег. Отныне ты становишься просто свидетелем. Хитрый ты урод. — Что? — Овид прервал их диалог. — Я тоже хочу пожертвовать собой! Нет, уберите старика, жертвой хочу стать я! Толстяк искал всевозможные способы остаться живым и получить деньги. — Господин Овид, вы сможете пожертвовать своей рукой на третьем этаже. — Как рукой? — он схватился за кисть, которую не смог обхватить двумя пальцами. — Почему ему режут палец, а мне руку? — Я же говорил, господин Овид, что с каждым этажом жертва будет все больше. К концу вы вообще половину туловища можете отдать. Овид вспылил, он заметался по залу, пытаясь выйти из собственной ловушки. Я остался с Иво, Амадеус маячил рядом с Немо. Дариус рассказывал парню, что им нужно будет сделать. — Настрой камеру, — сказала Каллиста, подойдя сзади. — Тебе надо это снять. Те съемки трупов в прошлом году показались мне пустяковыми по сравнению с тем, что происходило за один день с моим сознанием. — Я слышал, у тебя есть сигареты, — Амадеус прервал меня, толкнув локтем. Я поднял голову, мы с ним оказались одинакового роста, поэтому наши глаза встретились. Его русые ресницы подрагивали, жилка на шее нервно дергалась. — Есть, но курить нам тут не разрешат. — Потом дашь? — его речь была немногословной. — Дам, если ответишь честно, — я схватил его за локоть и немного отвел в сторону. — Спрашивай. — Ты действительно любишь Немо? Только давай серьезно, я нутром чую брехню от таких малолеток вроде тебя. Амадеус сжался, засунул руки в карманы, начал оборачиваться. — Люблю. Давай сигареты. — Не дам, — я провоцировал его. Точно не понимал, правду он говорит или нет, но его глаза уж больно нервно пытались смотреть на меня. Он хотел их отвести в сторону, но ничего не выходило. Я нахмурился. — Тебя просили не врать, так что… Я развел руками, застегивая рюкзак. Он схватил мою руку: — Скажу, не начинай! — Молодец, — я похвалил его, доставая пачку и протягивая ему. — У меня с собой две зажигалки. Получишь вторую, если скажешь все прямо сейчас и быстро. — Я что, похож на того, кто станет мутить с таким? — он потянулся за сигаретой, но я тут же убрал пачку. — Он же тебе верит. Для чего тебе Немо? Амадеус снова обернулся. Он попытался выхватить у меня пачку, но я огрел его по рукам. — Верная собачка, которая никогда не предаст и не кинет. Сделает все, лишь бы ты был счастлив. Брось, разве бы ты не хотел, чтобы у тебя был тот, кто верен тебе на сто процентов? — Хотел бы. Но играть в одни ворота — это несправедливо. — Я сказал правду, отдай сигареты и зажигалку! — Вас связывает только дружба? Насколько близко ты привязал его к себе? — Какая, блядь, разница! Мы с ним только за ручки держались. Я уверен, он сохнет по мне ночами. Но, согласись, Константин, ты бы тоже не смог поцеловать «такое». Я уже не говорю о сексе. Ты видел его тело? Оно в каких-то пятнах от аллергии и с шелушащейся кожей. — Отчего же ты не позаботился о его внешнем виде? И что тебя связывает с его сестрой? Он раскрыл рот от удивления. В истории наивного Немо я разглядел два факта, которые вызвали у меня сомнения. Я отвлекся, и в этот момент Амадеус вырвал свою сигарету. — Мы договаривались на зажигалку. — Ты прав, — я сдержал слово. — Но ведь он тебе не совсем безразличен, верно? Ты искренне испугался, когда услышал его истинную историю. Амадеус бунтовал: — Не твое дело, понял? Зачем тебе все это? Легко говорить, ты же с этими двумя рыжими придурками мутишь классные сюжеты, а мы тут дохнем, как крысы, — он запихнул сигарету и зажигалку в карман. — Каждый выживает как может, не смей судить меня, раз не был в моей шкуре. Толпа спокойно смотрела за происходящим. Анестезия уже начала действовать. Я удивился тому, что никто из присутствующих не возмущался, а с интересом смотрел на то, как неопытный мальчик пытается резать палец. — Скажите, Иво, — поинтересовался Дариус, присев на подлокотник, — а вы случаем не из Кермантена***? — Нет, совсем не оттуда, — Иво скривил улыбку. — Странно, вы так страстно бежите помогать первому встречному мальчику. Настоящий мученик, приносящий себя в жертву! Не боитесь, что он вас дурит? — Не боюсь, у него нет глаз лгуна. — Мм…вы очень похожи на моего брата, Иво. Тот тоже верит в людей и готов им отдать всего себя, лишь бы те были счастливы. — Не сравнивайте меня со своим братом-Богом, я всего лишь обычный иллюзионист, который веселит публику. И сейчас все увидят фокус с исчезающим пальцем, господин Дариус. — А ты хамоват, Иво, — между ними снова воспылала неприязнь. — Мой брат не совсем Бог. Он по большей степени дурак, который рано или поздно сорвется. Иво перестал обращать внимание на слова рыжего, просто нахмурил лоб, пытаясь сконцентрироваться: — Надеюсь, вы отпилите мне только мизинец на правой руке. — Могу отпилить все пальцы и на левой, — после слов Дариуса Иво сжал кулаки, закрыв глаза. Я включил запись видео, пытаясь стоять поодаль от происходящего. Его перетянутого пальца коснулся скальпель. Сначала Немо разрезал кожу. Его руки затряслись, он уронил предмет на пол. Потом схватился за спиртом, протирая салфеткой испачканный инструмент. Кожа разрезалась очень легко. Мальчишка пару раз просил перестать это делать. Он сжимал губы, дрожал, пытался зажмуриться. Дариус подгонял его, прося резать как можно быстрее. Говорил, что если тот будет медлить, то это ничем хорошим не кончится. Дальше пошло мясо: с нервными окончаниями, прослойкой, мышцами. Иво держался очень хорошо. Он не дернулся ни разу. Ни в самом начале, ни после, когда кости были не распилены, а просто раздроблены неумелым «мастером». Отрезанный мизинец упал на пол. — Дальше я сам, — Дариус взял нитки, чтобы зашить порез и обработать рану. — Такими темпами можно занести что-то под кожу. Подобные операции, — начал было я. — На войне и хуже отрубали, поверь. Все выживали, — пробормотал Иво, приоткрывая один глаз и наблюдая за ловкими движениями Бога. Каллиста открыла дверь, приглашая толпу подняться на третий этаж. Немо и Амадеус поплелись за ними. Мы втроем остались на этом этаже. Дариус перебинтовывал палец Иво, продолжая напевать ту песенку. — Вы были на войне, Иво? — я наклонился к нему, выключая видеозапись. — На какой? Он резко открыл глаза, уставившись на меня пустыми глазами: — На своей.