Самое страшное существо

Сокровищница Назарика была… необычной. По привычке при слове сокровищница многие представляют себе нечто среднее между мечтой клептомана и хранилищем Скруджа МакДака: горы золотых монет, золотых блюд, золотых чаш, золотых мечей и прочее, прочее, прочее исключительно золотого оттенка. Здесь же золотой цвет присутствовал, и монеты наличествовали, но никаких гор не было. Были стены. Натуральные, уложенные внахлест из золотых кругляшей ровненькие стены до самого зеркального потолка, а это метров двадцать. По меркам Назарика далеко не самый высокий потолок, только таких стен тут было больше пятидесяти. Пронумерованы они были почему-то намалёванными синим маркёром числами на… картонках. И пусть мой читатель не удивляется. Может быть для нас, людей прошлого, это не ахти какая ценность, но спрессованная древесина в жизни Момонги не встречалась… даже в туалете. Если у мира плохо с деревьями, то и с целлюлозой будут проблемы. Так что да, нумеровались стены золота посредством картона и фломастера. Синего, надо заметить. Нет, со спиртом и красками в мире Момонги было всё в порядке, просто дизайнер сокровищницы любил синий цвет и контрасты. Были и предметы самого разного качества и фасонов, но их увидеть было невозможно – каждый из них покоился под плиточным полом, который, по сути, являлся скорее одним большим огромным шкафом. Под каждой расписной мраморной плиткой находился выдвижной ящичек, откуда можно было выудить заложенную вещицу, если правильно постучать. Был какой-то хитрый код, связанный с нумерацией стен и изображением на плитке, но Момонга, к своему стыду, его забыл. Собственно, знать Гильдмастеру низкоуровневый пароль никакой необходимости – знать таковой к повседневной сокровищнице нужно было НИПу, который по запросам выдавал предметы, да ворам, которым посчастливится проникнуть на восьмой этаж подземелья топ-гильдии. Требования игры предписывали, чтобы в любую комнату можно было проникнуть и из любой выбраться. К сожалению, этих правил было недостаточно, чтобы сковать злобный гений гильдмастера Назарика, но об этом позже. Вернемся к нашим баранам, именно Момонге-сама, вещему ужасу, и… тут должны были бы быть имена и прозвища, даваемые гильдмастеру противниками, но ввиду их нецензурности, озвучивать мы их не будем. Скажем только, что игроки других гильдий Момонгу ненавидели. Нет, не так. Они его НЕНАВИДЕЛИ. Ах да, не только они. Так вот, зашел значит, Гильдмастер в сверкающую сокровищницу, сделать умную вещь и забрать все предметы мирового и божественного класса, а вместо этого застыл с отпавшей челюстью – там было золото. В сокровищнице. Там было много золота. Слишком много золота. Момонгу обуял ужас. До этого, ему думалось, что он успокоился, что он будет готов ко, ну почти всему, и новых истерик у него не будет – он ошибся. Появилась новая информация о Событии Х – самая странная из всех. Например, благодаря гениталиям Демиурга, Момонга узнал, что цензура не работает, правило бронелифчика не работает, а Стражи этажей могут бояться и по-прежнему получать урон от своих «создателей». Удивительно, на самом деле, как много могут рассказать мужские гениталии. Выражение “А х%й знает” оказалось в некотором роде пророческим. А сейчас, Момонга понял, что основной подозреваемый, по мнению стороннего наблюдателя в Событии Х – он сам. Потому как перед его глазами стройными рядами возвышалось то, что доказывало любому постороннему - Гильдия готовилась к переходу в другой мир, накапливая ресурсы, которые вполне можно было продать за реальные деньги. Потому Гильдмастер сделал следующие: – Я! – Момонга выкрикнул местоимение, уставился на золотую стену слева. – П**дец! – он оглядел стенку справа даже более эмоционально. – Везучий! – чуть отклонившись назад, он попытался найти взглядом среди пронумерованных коридоров номер пятьдесят и потерпел фиаско. – Дебил! – констатация данного факта его ничуть не успокоила, и он продолжил удивляться, но уже про себя. "Сколько же бабла можно было транзировать?! А мы забили! Все! Поголовно! Мы, стадо баранов, забили на чертову казну!» Момонга схватился за голову и закачался. За неимением волос ему пришлось стиснуть в две охапки капюшон своей роскошной мантии. «Ладно, я! Я-то неадекватный! Мне плевать! Но им-то нет! Они же жить хотят! И никто и словом не обмолвился о переводе вирта в реал! Мы топ-гильдия! МЫ ИМЕЕМ ПРАВО! Здесь куча реальных денег! Настоящих! А мы про них забыли! КАК?! КАК, ЧЕРТ ПОБЕРИ, МОЖНО ЗАБЫТЬ ПРО КУЧУ ДЕНЕГ?! Да что происходит, ВАШУ МАТЬ?!» Собственно, это и был самый пугающий факт в Событии Х. Ни ожившие вымышленные Чудовища, ни отсутствие связи с реальным миром, не пугала так сильно, как возможность забыть о наличии пары десятков миллионов юаней. На самом деле это был не ужас, а крайняя степень растерянности – Момонга-сама, как любой бывший подросток читал множество вымышленных историй. Он читал и про ожившие ужасы, и про путешествия в другие миры, и про становление тиранов и про падение святых. Он был начитанным малым, но за всю свою жизнь гильдмастер так и не прочёл ни одной книги, где главный герой забывает, что у него куча денег. Ну не встречались Момонге-сама такие идиоты, и потому, он был ко всему прочему также очень разочарован собой. Клубок самых разнообразных негативных эмоций – вот что в данный момент представлял собой Момонга-сама. Его гложили сомнения, давило разочарование, пугала неопределенность, подтачивала эмоциональная усталость, и всё это вместе дико бесило, потому как он считал, мужчина должен быть хладнокровным. Момонга-сама совершенно нехладнокровно заорал. – АААААААААААААААААААААААААААААААААААА! Это был достаточно долгий крик. – ААААААААААААААААААААААААААААААААААААА! А потом у него случилась истерика. Порожденная чересчур уж буйным разумом, она нашла своего носителя в сокровищнице на восьмом этаже многокилометрового подземелья, а оставила где-то на поверхности, декларирующего «Интернационал» Ленина в трактовке Шнурова с бутылкой реквизированного амасека и в окружении верных слуг, искренне пытающихся успокоить Господина. Тот отчаянно отбивался. Ситуация осложнялась тем, что нежити уровня Момонги напиться было невозможно совершенно, и он по этому поводу тоже очень переживал. Благо, Гильдмастеру хватало фантазии вообразить себя пьяным… Собственно, его фантазия частенько позволяла себе слишком много. Вся эта совокупность фактов выглядела следующим образом – ночь, светит полная луна, посреди огромного храмового комплекса практически двухметровый скелет орёт дурным голосом и шныряет рывками между двух леди в бальных платьях, гигантским синим жуком, хвостатым франтом и немолодым дворецким, пытаясь не потерять бесполезное пойло. – Хозяин Момонга, прошу, вернитесь! – Шалтир перепуганная и прибалдевшая не меньше чем остальные вцепилась в рукав мантии. – Довольно кровь сосать, вампиры! – не глядя и наплевав на её вес, продолжал Момонга, размахивая чем возможно. Например, руками. Бладфален непроизвольно воспарила. – Тюрьмой, налогом, нищетой! – Здесь может быть опасно! Очнитесь! – За другой рукав схватилась Альбедо и … не сдвинулась с места. Уж она-то точно могла удержать какого-то высшего мага. Не теряя присутствия духа, Момонга вскинул обе ноги и повалился на землю, оставив дамам держать его за рукава. Бутылку он так и не выпустил. – У вас — вся власть, все блага мира, А наше право — звук пустой! Мы жизнь построим по иному — И вот наш лозунг боевой… – Господин Момонга! Возьмите себя в руки! – смущенный Демиург с запотевшими очками явно не находил себе места, пытаясь разглядеть «лицо» «дорогого» хозяина под задравшейся мантией. – ВСЯ ВЛАСТЬ НАРОДУ ТРУДОВОМУ! А пидарасов всех долой! Несчастного министра перекосило – происходящее его нисколько не радовало. Тот, кто предположительно мог убить его всего одной фразой и тот, чьё уничтожение означает роспуск гильдии и опять же его, Демиурга, смерть, вел себя как умалишенный, матерился, истерил, и всячески демонстрировал себя не с лучшей стороны. Это однозначно пугало. И раздражало, как любое существо, обладающего разумом, сложнее одноклеточного. Подобравшись, Демиург принял решение. «Хоть бы сработало» – подумалось ему, после чего он ткнул пальцем в Повелителя, – [Рurus animus]! Окружающие замерли. Кто-то от ужаса, а кто-то от возмущения. Один только Кланлид молчал из интереса. Была глубокая ночь. В небе светили звезды. Шумели потревоженные ветром деревья. А Альбедо, побагровев лицом, набирала в легкие воздуха, чтобы разродиться либо гневной тирадой, либо сразу высокоуровневыми навыками убийства. – Руки отпустите, – тихо приказал Гильдмастер. Дамы вздрогнули. Альбедо, будто очнувшись, повиновалась чуть позже Шалтир, но также отступила. Момонга приподнялся, поставил амасек перед собой – он осматривал присутствующих Стражей. Полукруг из нелюдей, что встал над ним сейчас был, по сути, сильнейшей группировкой планеты, и, слава богу, Момонга об этом не знал. Кланлид остановил свой взгляд на взволнованном и хвостатом подчинённом в костюме тройке, и попытался улыбнуться тем, что имел, за неимением губ. Неспешно Гильдмастер поднял себя с земли, отряхнулся и приблизился вплотную к недавнему заклинателю, вытянувшемуся по струнке. Министр старался не дышать, и, как-то украдкой, начал прикрывать пах, разрываясь между безопасностью и соблюдением этикета. – Молодец, – неожиданно похвалил живую статую хозяин, – ачивку «Голос Разума» заработал. При словосочетании «заработал ачивку» глаза окружающих «чудищ» зажглись, вспыхнули, словно сработал какой-то безусловный рефлекс. Альбедо на эмоциях закусила губу, Шалтир почти сломала себе запястье, теребя собственную руку, хвост Демиурга самопроизвольно вздернулся, а молчавший все это время боец Коцит практически переломил рукоятку меча, в который вцепился. Дворецкий хмыкнул. Возможно, он считал, что этого достаточно. – Вот только… «Плохое начало фразы…» – подумалось Демиургу. – «Очень плохое!» Гильдмастер демонстративно и медленно опустил одну руку на плечо министру, а другую на своё «лицо», пропуская тонкие пальцы сквозь пустые сверкающие адским огнём глазницы. Затрещала белая кость, покрылся трещинами череп, превращаясь в мелкое крошево – Гильдмастер хладнокровно дробил собственную голову. Раз за разом, снова и снова, под хруст и окружающую тишину унизанная золотыми перстнями рука срывала новый кусок кости, превращая белый череп в невесомое месиво мелких осколков. И тогда, когда уже от «лица» скелета практически ничего не осталось, Момонга улыбнулся. На Демиурга посмотрело нечто – зависшее в негативной энергии костяная крошка растянулась в громадном оскале чудовищных клыков, выражая, наконец, эмоциональное состояние хозяина. «БЕЗУМЕН!» – Министр не смог произнести и слова, но мысли его сорвались на визг. – «ОН АБСОЛЮТНЫЙ ПСИХ!» А дальше, следующая мысль поразила его самого: «КАК ЖЕ МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ!». Демиург, замерев, не дыша, вглядывался в перекошенное от безумной неестественной улыбки лицо сумасшедшего, и непроизвольно, дрожащими губами, улыбнулся в ответ. Теперь ему приходилось прикрывать пах по иным причинам. Улыбка министра обороны стала немного… извиняющейся. – Вот только на меня не действуют подобные заклинания! – закончил Момонга и расхохотался, запрокинув голову. – А мою фантазию так вообще никакими заклинаниями не убрать! ХА! – Ха-ха… – тихонько поддержал господина демон, по-прежнему стыдливо прикрываясь. – Ха… – протянула Альбедо. – Ха? – не поняла Шалтир. – Хом… – задумчиво выдохнул Коцит. – Хм, – решил придержать при себе своё мнение о нерадивом хозяине дворецкий. – Руки по швам, Демиург. Гильдмастер неожиданно стал серьезен, оборвав собственный смех. Министр улыбнулся чуть шире и также чуточку присел, но приказ не исполнил. – Демиург, руки по швам! Смирно! Демон дернулся, повинуясь, и на его лице замерло обреченное выражение – он прекрасно понимал, куда дальше будет смотреть господин. А господин был любопытен – он всегда смотрел куда не надо. Улыбка чеширского динозавра застыла сама собой – включившаяся регенерация обратила подвижное крошево в белую маску, но даже если бы это было не так, оно бы все равно застыла по другим причинам. Момонга, ни слова ни говоря, смотрел на оттопыренные штаны подчиненного. Оттопырены они были настолько, что показались клетчатые носки Высшего Демона. Остальные стражи, чуть склонив головы набок, также были любопытными донельзя. Потекли долгие неловкие секунды. – Кто-нибудь еще хочет меня трахнуть? – тихо и неожиданно поинтересовался Повелитель. Кажется, сейчас он был серьезен как никогда в жизни. Незамедлительный выкрик почему-то его даже не удивил. – ДА, Я! – мгновенно взревела Альбедо, прежде чем поняла что говорит. – То есть, НЕТ! – Она в ужасе схватилась за голову. – А-А! – Она имеет в виду, что любит вас, – решил вмешаться Себастиан. Его лицо не выражало ничего кроме терпения. – Мы ВСЕ любим вас, Владыка. – Да, мы любим вас, – подтвердила Шалтир, медленно приближаясь.– Мы любим. – Она делает шаг. – Уважаем. – Еще один. – Почитаем. – Тонкие пальчики аккуратно обхватывают белый костяк, заменяющий Момонге мизинец. – Лучше вас никого нет. Нашей любви к вам нет предела. Владыка всё также, не отрываясь от созерцания оттопыренной ширинки смущенного Демиурга, ответил: – Я вижу. Помолчали. – Я тут подумал… – задумчиво протянул Момонга. – Пойду я. Пойду. – Стойте, нет! Куда?! – разобрать, кто именно это кричал, у гильдмастера не было никакой возможности – не в том состоянии он был. «На хрен», – подумалось ему, а потом – «Хотя, зачем куда то ходить, всё ж рядом?» – Туда. Пойду. – Гильдмастер махнул в сторону леса. Или в небо. Или в землю. В общем, он махнул рукой, которую ошарашенная Шалтир случайно выпустила из хватки. Момонга, не поднимая головы и не меняя направления взгляда, приставочным шагом отступал в сторону и остановить его никто не решался. Когда расстояние достигло десяти метров, а Гильдмастеру уже приходилось идти спиной, он развернулся и зашагал прочь. Мешком на землю осела Альбедо – прекрасное лицо было обезображено мукой и слезами. Рядом размеренно закачалась Шалтир – маленькая девочка пустыми глазами смотрела на удаляющуюся спину господина, обхватив себя, не в силах сказать и слова. Молчали также и Коцит, и Себастиан, и Демиург. Великий воин с двумя парами рук судорожно сжимал свои мечи, Верный Дворецкий с шумом и силой выдыхал, пытаясь совладать с обуревающими его эмоциями, Искусный Министр с безумным оскалом вытянув когти заносил руку над собственным пахом. – Игра? – Себастиан не кричал, но странным образом его услышали все. – Для вас это всё ещё игра? Гильдмастер остановился. Остановился Демиург, замерла Альбедо и Шалтир. – Вы оставите нас? – дворецкий продолжал, и с каждым словом его голос становился сильнее. – Бросите, словно нас никогда не было? Мы вам… не нужны? Мы для вас… ошибка? Остальные Стражи были слишком потеряны чтобы возмущаться. Слишком подавлены, чтобы разозлиться. Им оставалось только надеяться на отрицательный ответ. И Гильдмастер ответил: – Я для вас ошибка. – Момонга говорил не оборачиваясь. – Я. Вам. Не нужен! – Гильдмастер выровнялся и продекламировал. – «Мы можем быть лишь тем, что нам принадлежит! Нам принадлежит лишь то, чем мы управляем! И потому, мы то, что выбираем!» Гильдмастер развернулся. Стражи вздрогнули – костяная маска с тысячью клыков взирала на них пылающими кострами раскаленной бездны. – Создатели лишили вас выбора! И я один из них! Тот, кто сказал – подчинитесь! Тот, кто сказал – повинуйтесь! Тот, кто сказал – люби… – в голосе Господина взвилось и брызнуло презрение. – А вы сказали – «есть»! Подчинились! Повиновались! Влюбились! – Гильдмастер сплюнул, и тут же зашипела прожженная черной кляксой земля. – Мерзость! День за днём, неделя за неделей, год за годом – вы будете осознавать, что вас лишили главного – своего «Я», своей воли! Я уйду и дарую вам свободу! Я уйду, и дарую вам возможность выбирать! Пока я здесь вы не будете сомневаться, а значит, что даже дарованный разум станет вам не нужен! Шок. Стражи Назарика были ошарашены. Их слезы высохли, их рты пересохли, а языки отнялись. Они даже не переглядывались – собственных мыслей каждого было достаточно, чтобы очень и очень долго молчать. Кто-то думал «Он заботится о нас!». Кто-то «Мы важны ему!». Кто-то «Он признаёт нас!», а кто-то думал «вот ведь хитрожопый ублюдок…» Коцит думал проще, потому он и слышал проще. В его сознании забилась мысль, рожденная из прошлого. – Господин. – Выдохнул Синий Воин. – Уйдёте. И Мы перебьём. Друг друга. Будет резня. Многие. Сойдут с ума. – Вы будете знать, кого винить. – Момонга пожал плечами. – Быстрее обретёте своё «Я». Себастиан впервые показал хоть какие-то эмоции. Его брови сдвинулись, а кулаки сжались. – Вы хотите… чтобы мы убивали друг друга? – Это ваше право,– Гильдмастер, развернулся и побрёл прочь. – Всякий имеет право на всё, ради чего готов вечно кричать от ужаса. «Готовясь убивать, готовься умереть». Найдите себя, помня об этом. Зеркальная комната у вас есть. Черная комната у вас есть. Этого должно хватить. В отличие от остальных, Себастиан знал, что такое Черная комната, созданная Момонгой. Он знал, что такое Зеркальная комната, созданная Момонгой. И он знал и помнил, как кричали и проклинали Момонгу бессмертные игроки, туда попавшие. Дворецкий задрожал. – Цена нашей свободы – наша жизнь и наш разум?! – Цена разума и жизни, это возможность их потерять! А полученное иным способом вы не признаете! Всё, я ушел, бывайте. Затянувшееся прощание закончилось – больше никто не плакал. Не было ни слез, ни криков. Оторопь, сомнения, и страх – вот что одолевало сейчас Стражей. Но, вглядываясь в удаляющуюся спину мастера, им начало казаться, что они о чем-то забыли. – Господа хорошие, – выскочившая из булькнувшей тени маленькая эльфийка имела весьма недовольный вид. Аккуратные ушки топорщились, маленькие губки были сжаты в ровную линию. – Работать кто-нибудь будет?! Маре уже весь зеленый от натуги! Да вас же не докричишься! Что стряслось-то? Ей не ответили. Все Стражи молча смотрели вслед уходящему Гильдмастеру. Аура проследила направления взглядов. – А кто это сваливает? Владыка? А чё это он? Коцит, не глядя и молча, указал в сторону Демиурга рукоятью меча – Аура внимательно осмотрела демона. Тот оказался невероятно вынослив. – А, ясненько, – по-своему поняв ситуацию, заявила эльфийка, разглядев пребывающего в состоянии прострации, и всё ещё не только в состоянии прострации министра. – Культурный шок! Девочка почесала макушку, после чего сложила ручками импровизированный громкоговоритель. – Господи-ин! Если вы сбежите, я буду вспоминать вас! Гильдмастер даже не замедлился. – Я буду вспоминать вас… Именем СИНДЗИ! Гильдмастер замер. Выровнялся. Постоял. Его голова взорвалась! Альбедо и Шалтир грохнулись в обморок. Те, кто остались в сознании, были недалеко от того же. – А! – закричал демиург, полностью теряя самообладание – ЧТО?! АУРА, ТЫ! ТЕБЯ! ДА КАК?!? ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА?! Эльфийка в костюме тройке моргнула. – Пошутила я… Классно вышло. Теперь сморгнул демон. Как и Коцит с Себастианом. Мужчины в крайнем обалдевании воззрились на девочку. – Да я те… Демиургу договорить не дали – на полуслове, разразился такой громогласный рык, что сама преисподняя бы вздрогнула. – СИНДЗИ?!?! За неимением преисподней, вздрогнули Стражи. – СИНДЗИ?!?! Оживший искусственный интеллект замер, наблюдая, как к ним, всё набирая скорость, неслось нечто. Нечто имело вид грандиозного скелета, вместо головы которого бурлила чёрными кляксами Ненависть. Дело оказалось в том, негативная энергия, что служила нежити крепежом и жизнью вскипела в Момонге-саме от перенасыщенности отрицательными эмоциями. По всем правилам, негативная энергия, должна была питаться эмоциями, и да, в первую очередь отрицательными. Но, по какой-то причине, в душе Гильдмастера оказалось чувств больше, чем вмещает в себя тело одного человека. Теперь, вместо лопнувшей от злобы головы, у Момонги была бурлящая чёрным фонтаном клякса, вперемежку с белыми хлопьями кости. Демиург понял, что снова возбудился. Момонга это тоже понял, даже издалека. Но он не остановился. Не замедлился. Не испугался. Он оскалился, переключая внимание с Ауры на замеревшего демона. Раз! – и Гильдмастер с хлопком исчезает и появляется прямо перед Демиургом. Два! – министра хватают за грудки и поднимают воздух, начиная бешено трясти. Три! – черная клякса раззевается и начинает орать. – Ты думаешь, я боюсь твоей фитюльки!? Думаешь, раз я кастрат, так меня членом напугать можно?! Демиург не менее бешено, чем его мучитель, мотает головой из стороны в сторону. Аура пихает кулак себе в рот – потому как в ином случае, она была уверена в этом, заржет и уже не остановится. Коцит и Себастиан эмоционально вымотанные и опустошенные просто открыли рты, но не произносили и звука. Следом, Демиург летит в землю – Гильдмастер находится в крайне озлобленных чувствах. – Смотри сюда, – кричит демону Момонга, вызывая золотой посох всей Гильдии Назарика. Демиург и Стражи повинуются. Момонга воздевает сильнейшее оружие и священный символ в воздух, и с размаха засаживает его себе в тазовую кость. Стражи с ещё более отвисшей челюстью наблюдают самую дорогую имитацию детородного органа полутораметрового размера, и своего Гильдмастера, им размахивающего. – Всё ясно, суки новорожденные?! Я ВСЕГДА НАЙДУ НА ЧЁМ ВАС ВЕРТЕТЬ! Кстати, именно по этой причине Момонга и стал Гильдмастером одной из топовых гильдий Игграсииля.