Эффект внезапного нападения

- Не знал, не знал, Серёж, что ты фанат зомби-боя! Он бы позавидовал твоим милым синякам под глазами, – ехидно проговорил один из осветителей на сцене, где мы все с утра пораньше собрались на репетицию. Будь у меня хоть чуточку больше сил, то я подвесил бы этого шутника за яйца за его ёрничество, а потом ещё раз, за то, что он, собака, был абсолютно прав. Не про фаната конечно – Боже меня упаси в мои тридцать шесть пускать слюни по изуродованному татуировками американцу, а про синяки. Они, как следствие долгой бессонной ночи, действительно делали меня похожим на какое-то потустороннее чудовище. - А кто та прекрасная незнакомка, что лишила сна страшного и ужасного продюсера? – продолжала эта зараза, прекрасно зная, что наверх к нему я не полезу, а значит эти «милые» подколы в итоге всё равно сойду ему с рук. – О, похоже, она же и Смирнову твоему спать не давала, - констатировал он, кинув беглый взгляд на Лёшку, не лице которого тоже явно проступали следы острого недосыпа. Имя этого осветителя – Виталик. Когда-то, ещё на прошлом сезоне Х-фактора, он облажался с освещением прямо во время номера конкурсанта моей номинации, и тот не прошёл в следующий эфир. Я конечно понимал, что Виталик – это последняя из причин, по которой мне приходится расставаться со своим номинантом, но я был очень зол, и мне нужно было сделать хоть кого-то виноватым. Я поднял истерику, настаивая на его увольнении, из-за чего он чуть было не лишился работы. С тех пор он не упускает ни одного повода, чтобы сделать в мою сторону колкое замечание, и, как это ни прискорбно, каждый раз попадает именно по болевым точкам. Решив игнорировать Виталика, я посмотрел на Лёшу – его вид был действительно плох. Хорошая же, я чувствую, у нас получится репетиция. Я подошёл к мальчику и спросил: - Алёш, с тобой всё в порядке? – мне было интересно, какую часть событий вчерашнего вечера он решится мне рассказать, и решится ли вообще. - Да…. – последовал неуверенный ответ. - Ну я же вижу, что нет. Рассказывай, что случилось? – настоял я и приготовился слушать какую-нибудь придуманную на ходу сказочку. Но, к моему удивлению, мальчик постарался быть по возможности честным. - Просто вчера… - он замялся. – Вчера вечером в нашу комнату кто-то приходил. Я не знаю кто, но точно не Дима и не Илья. Этот кто-то оставил ключ, видимо он его обронил, а ключи ребят были с ними. - Что-то украли? – поинтересовался я ради приличия. - Нет. - Так в чём же проблема? Если всё на месте, то и волноваться не стоит. Или ты что-то от меня скрыл? - Нет, ничего. Может быть, я действительно зря волнуюсь, - пробубнил Лёша, уже видимо желая побыстрее от меня отвязаться. - И у тебя нет никаких подозрений по поводу того, кто это может быть? - Никаких. – У меня отлегло от сердца. Это «никаких» прозвучало искренно, без каких-либо намёков, а это значит, что я вне подозрений. Надо просто скорее об этом забыть. На моё удивление репетиция проходила относительно ровно. Несмотря на всю Лёшкину усталость, было заметно, как он старается. Как хороший руководитель я должен был просто порадоваться хоть какому-то прогрессу, но каждый раз, даже просто взглянув на него, я вспоминал картинки минувшего вечера. Злясь на ситуацию, а больше на самого себя, я неосознанно начал придираться к мальчику по каждой мелочи, как будто это не я, а он позорно подглядывал за мной в дверную щель. - Нет, я же сказал, что здесь нужно сделать по-другому. Эта песня о чувствах! Прояви ты хоть немного эмоций. - Но я же… - Что? Что ты? Хочешь переговариваться – езжай домой! Здесь работать надо. Понимаешь? РА-БО-ТАТЬ! – после этих слов Лёшка буквально сжался в комочек под моим пристальным взглядом. Я понял, что переборщил. – Ладно. Прости. Думаю, нам обоим нужен перерыв. - Наверно… - неуверенно пробубнил себе под нос Смирнов, явно опасаясь сказать что-то не так. - Ты извини меня, Лёш. Я просто не выспался что-то, да и вообще… - виновато начал я, когда мы шли по узкому коридору по направлению к буфету. - Да ничего, Сергей Васильевич, - потеплевшим голосом отозвался мой спутник, решив, что буря наконец-то миновала. Вообще я редко когда-либо вот так срываюсь на своих подопечных, но при одном только взгляде на то, как соблазнительно Лёшка прикусывает пухлую нижнюю губку на сцене, мне начинает казаться, что он издевается и делает это специально. А когда я понимаю, что всё не так пошло, как кажется, то бывает уже поздно – грозное замечание без повода уже сделано, а мой ни в чём собственно не повинный мальчик стоит чуть не плача с виновато опущенной головой. Идиотская ситуация. Поев в кафе и наговорившись со своим подопечным вдоволь, я почувствовал себя гораздо лучше. Атмосфера стала лёгкой, непринуждённой, из-за чего я даже решился проводить Смирнова до общежития, и, как потом выяснилось, ой как зря. Только было я, уже попрощавшись с Лёшкой, повернул назад, как ко мне подбежала взлохмаченная бабка-консьержка. - Сергей Васильевич, - грозным, сбившимся от непривычно быстрого для бабульки бега, голосом проговорила она. – Вроде взрослый мужик, а память девичья! Ты ключ-то мне от комнаты когда вернёшь? - От какой комнаты? – насторожился Смирнов. - А от вашей комнаты, - передразнила его консьержка. – Как взял вчера вечером, так обратно и не принёс. Гоголь со своей немой сценой в «Ревизоре» нервно курил в сторонке. Наверное, я никогда не забуду, как стремительно менялось выражение лица Лёшки от недоумения к гневу, а потом я увидел на нём стыд. Его щёки порозовели, глаза часто заморгали, а руки сжались в кулаки. Бросив на меня многозначительный взгляд, мальчик рванул с места в сторону комнаты, а я так и остался стоять на месте с разведенными руками. Вот теперь попал, так попал. Чувствую, что теперь мне светит ещё не одна бессонная ночь…