Тот, кого я дождалась. Новая жизнь.

      Я проснулась, как от толчка. Мне было как-то непривычно просторно на лавке. Все еще в полусне, я открыла глаза. Воеводы не было рядом. Сон мигом слетел с меня и я резко села, сердце спросонья заполошно заколотилось. Неужто сам на ноги встал?!.. Ой, щур… Я потерла лицо ладонями и спустила ноги на пол, быстро и бесшумно обошла печь. Его не было в избе. Стало быть, во дворе сыщу…       Во влазне торопливо сдернула с крючка дедушкину шубу, успев испугаться — никак раздетый вышел!.. наспех сунула босые ноги в меховые сапоги и толкнула дверь. Меня сразу же обьял стылый утренний воздух, и еще не до конца проснувшееся тело немедля жалобно заскулило. Мороз, правду молвить, был не сильный, после Самхейна заметно потеплело, но телу со сна было неуютно. А давно ли отроком скакала подле костров на морозе куда злее нынешнего…       Воевода стоял на крылечке спиной ко мне, прислонившись к столбу. Ему приходилось наклонять голову, чтобы не задевать крышу.       Радость плеснула в сердце теплой волной — сам, своими ногами вышел!.. вот счастье-то.       Он медленно обернулся на звук открывшейся двери, увидел меня и улыбнулся одними глазами. Сказал вполголоса: — Разбудил тебя…       Я подошла к нему, и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Какой же он высокий… Я в первый раз смотрела на него снизу вверх так близко. Смущение залило горячей волной. Я кашлянула, помедлила и выговорила с укоризной: — Простынешь ведь…раздетый-то… мало я тебе кашель лечила?.. вот, хоть шубу накинь.       Он усмехнулся по своему обыкновению и наклонился ко мне, легко поцеловал в лоб. Коснулся губами выбившейся из-под платка непослушной прядки… Я тут же покраснела и принялась неловкими руками натягивать ему на плечи дедову шубу, не решаясь снова поднять на него глаза. На груди может и не сойдется, рассеянно думала я, но от холода всяко заступит… Он смотрел на меня сверху вниз все с той же с легкой полуулыбкой. Небось, опять забавлялся моему смущению.       Наконец я справилась с шубой и было выдохнула, довольная, но тут же спохватилась — ой Родушко, а сапоги-то!.. ан ноги застудит опять, едва поднялся!.. Я и не смекнула, бестолковая, загодя отыскать старые дедушкины меховые сапоги, но хорошо помнила, где мать хранила их. Я бегом кинулась в клеть, под сетями в углу нашла сундучок заветный… лишь бы впору пришлись!.. и снова бегом изникла на крыльцо. Торопливо развязала кожаные тесемки, помогая зубами, присела помочь… Он молча с улыбкой смотрел, как я суетилась, и позволял себя кутать и одевать. Сапоги пришлись впору, вот спасибо, дедушка любимый!.. я мысленно поклонилась деду и поднялась на ноги, обрадованная и запыхавшаяся.  — Озябла поди… Зимушка, — выговорил он тихо.       Я подняла голову. Он смотрел на меня так… что мне тотчас вспомнилась моя первая трапеза в дружине, и как я первый раз увидела, как он смотрит на Велету. Сейчас в его глазах, устремленных на меня, светилась едва ли не большая нежность и еще… что-то, чему я не сумела бы определить верного слова и от чего странно холодело и сжималось внутри.       Вот занятно — какая-то часть меня сразу приняла все, что случилось промеж нас, как должно, и ничему не удивлялась, деловито хлопотала, правя, что следовало. Но была и другая, что все никак не могла до конца поверить и привыкнуть к этой перемене, произошедшей в нем, и знай себе смущалась и робела под теплым пристальным взглядом. Я рассудила — то и не дивно. Давно ли он сам смотрел на меня безо всякого выражения с лицом, будто вырезанным из дерева, и я сжималась от страха в дрожащий комок?.. Ныне я почти не узнавала его прежнего и все дивилась, как смягчалось до улыбки его привычно суровое лицо, когда он вот так смотрел на меня. Или я сама глядела на него совсем другими глазами?.. Мой бедный рассудок еще не вполне охватил эту свершившуюся перемену и по временам недоверчиво вопрошал — да не сон ли?.. в своем ли уме, девка?..       Наверно, я опять застыла на месте, не говоря ни слова. Он покачал головой и распахнул полу шубы, потянул меня к себе, под левую руку. — Сама б не простыла, — проворчал недовольно.       Я осторожно нырнула ему под руку и замерла. Большая рука опустилась приятной тяжестью мне на плечи, бережно обняла, укутала… и больше всего на свете мне захотелось самой обнять его и прижаться, закрыть глаза. Но перед глазами тут же встала иссеченная, вспухшая багровая плоть с корками запекшейся крови… Я очень старалась не слишком прижиматься к нему. По-моему, я даже зажмурила глаза и боялась дышать в полную силу. Он, конечно, почувствовал это и с ласковым тихим смешком сказал вполголоса: — Обняла бы… все теплей будет. Я смутилась еще больше и пробормотала: — Раны-то…потревожу… Он поцеловал меня в макушку и так и остался стоять, склонив голову. Я вздохнула и осторожно, стараясь касаться как можно легче, обняла, обхватила его за пояс обеими руками. Пальцы на моем плече дрогнули и сжались чуть сильней. Теплое дыхание мягко согрело мне волосы сквозь платок: — Так-то лучше…       В туманном небе, укутанном невесомой розовой дымкой, неторопливо разливалась медленная заря, и встающее по-зимнему лениво солнце все ярче окрашивало низ облаков золотистым свечением. Солнечный дед Даждьбог нехотя открывал где-то далеко за краем земли свой сияющий глаз.       Рассвет был такой красивый, что я восхищенно засмотрелась. Воевода молчал и тоже думал о чем-то. Так мы стояли, обнявшись, не ведаю, долго ли. Мне было тепло и уютно, только по ногам шел стылый ток, и я забеспокоилась — не простыл бы наново, только ведь поднялся, поди… Глотнул уж свежего воздуха, будет… Я попыталась вынырнуть из-под его руки и торопливо заговорила, просяще заглядывая ему в глаза: — Ноги застудишь, нельзя тебе…пойдем в избу… Он посмотрел на меня. В уголках глаз хоронилась лукавая улыбка: — Ну добро… Будет. Веди, помощница.       И мы пошли. Идти было по крыльцу каких-то четыре шага, но я почему-то очень боялась, кабы он не споткнулся, не оступился… Он медленно переставлял еще нетвердые ноги, но не споткнулся ни разу.