Тот, кого я дождалась. Новая жизнь.

      Прошло еще несколько дней. Стояли сырые и какие-то промозглые дни, мороз отступил, и снег более ни разу не выпал за все время, зато щедро сыпало мелкое и противное мокрое крошево из низких серых туч. Солнечных деньков перепало-то всего ничего, по пальцам одной руки перечтешь. Недаром я приметила еще летом- быть гнилой зиме с оттепелями. О прошлом годе в эту пору уже вовсю вьюжило и искристый снег прочно укрывал землю пушистым ковром, ныне же… Того гляди, и впрямь море так и не заснет подо льдом, до весны будет ворочаться сердитым серым великаном и гнать на берег тяжелые волны.       Мы ждали Плотицу со дня на день. Воевода немного окреп и каждое утро сам выходил на крылечко нашей избы, встречать ленивое зимнее солнце, когда удавался редкий погожий денек. Понемногу он стал похаживать по двору и выходил за ворота вместе с Блудом и кметями, посмотреть на разлив. Я разумела: он все искал глазами черную точку, высматривая среди островов чернобокий корабль. Ждал увидеть знакомый серый парус с гордым белым соколом. Он был еще очень слаб, и правая рука совсем не слушалась, пальцы переломанные болели. Знать, долгонько еще ей бессильно висеть в лубке. Ел он, правда, уже почти совсем хорошо, и то радость. Да и волдыри на руках и ногах совсем зажили и затянулись молодой тоненькой розовой кожей. Силы вливались помалу в израненное тело. Он все так же упрямо поднимался каждое утро ни свет ни заря, молча слушал мои уговоры, кивал, улыбался мне углом рта, как только он умел… и делал по-своему. Кашель еще мучил его, но уже не так зло. Я поила его целебными настоями и следила, как бы не продуло стылым ветром, кутала его в дедову шубу и корила, когда по моему разумению долго стоял на ветру. Я крепко верила — вжиль потянул. Вот раны еще подживут, банным целебным паром погоним прочь насовсем хворобу треклятую… Добро, ноги держат, и то диво! Не все враз…        В один из таких ветреных хмурых дней воевода снова вышел за ворота размять ноги, и почти сразу же я услыхала взволнованный голос Блуда: — Парус!.. Наш парус!       Я вздрогнула и как-то неожиданно поняла — ну вот и приблизился тот день, когда отплыву я из дома в новую жизнь, что ждала меня там, в крепости. Открылась дверь, заходи — поспешай… И ведь ждала его, чуть не торопила. А пришел- и стало волнительно и отчего-то страшно.       Воеводу было уже не заманить в избу никаким калачом. Я крикнула матери — стрыя- батюшку зови, гостей встречать пора… и заторопилась за ворота- мне не терпелось самой посмотреть, как будет ловко красться промеж островков знакомый чернобокий корабль…       Я подошла к воеводе. Он переговаривался о чем-то негромко с кметями, но услыхал меня и обернулся. Суровое лицо прояснилось и глаза сразу потеплели и словно заулыбались, и означились резче в углах глаз добрые морщинки… Теперь он часто смотрел на меня вот так, и я все дивилась, вспоминая недавнее — давно ли очи светлые казались мне жестокими и страшными, внушая ужас и робость? … да вправду ли было?.. словно бы в прошлой, кажущейся теперь какой-то чужой жизни. Ныне же улыбалось мне солнце ясное из их глубины и будто окутывало ощутимо теплой лаской, и от этого взгляда все так же творилось со мной неведомое… Он же знай себе посмеивался тихонько моему смущению. Знать, забавно было глядеть на меня с вечно пунцовыми щеками и прячущую смущенно глаза. А и было от чего смущаться — видел бы себя, какой теперь стал… Не узнать. Я ясно припомнила, как сокрушалась, что стоял во главе дружины не Славомир, мол на воеводу солнышко совсем не светило… Ан нет. Как после грозы рассеиваются черные тяжелые тучи и умытое солнце сияет ярче прежнего на небосклоне, так и мне мстилось теперь — взошло и для него новое молодое солнце, и светило оно мне щедро из этих единственных на всем белом свете любимых глаз…       Он обнял меня за плечи здоровой рукой и притянул к себе. Мы стояли и смотрели, как быстро приближался чернобокий корабль, ловко лавируя меж островков. С кормы нас тоже приметили и принялись махать, я даже разглядела светлую голову Яруна и обрадовалась.       Надо ли говорить, как все были несказанно рады увидеть воеводу, стоявшего на своих ногах, и даже издали было приметно- их задубелые, покрасневшие от стылого ветра лица улыбались, ребята переглядывались с видимым облегчением. Я разумела — они все до одного тайно боялись, что воевода еще долго будет лежать и не скоро поднимется… Небось думали, не придется ли нести его на корабль. Правду молвить, то и немудрено было…       Мы смотрели, как они медленно поднимались по скользкому склону. Плотица шел первым, дружина степенно шагала за ним по мокрому подавшемуся снегу. Старому кормщику по праву первому выпала радость встретить вождя.       Варяг улыбнулся ему, хлопнул по спине и сказал негромко, притворно хмуря брови: — Ну что, старая селедка, не скоро ли надумал вернуться?.., а я уж мыслил, здесь меня оставить порешили, на лавке бока отлеживать?       Плотица сипло кашлянул, стрельнул на меня хитрыми глазами из-под кустистых бровей и ухмыльнулся: — Тебя оставишь, как же… из-под земли достанешь, а то не знаю тебя! Даром что ли столько лет с тобой на одной лодье хожу… Да и хозяйка твоя… с ней не шути! — он весело подмигнул мне смеющимся темным глазом.       Я густо покраснела и несмело улыбнулась. Я еще очень робела на людях, пусть бы это и были мои побратимы, с кем прикрывали друг друга щитами на боевой лодье и ели кашу из одного котла. Воевода усмехнулся, изломил бровь и скосил на меня глаза, все еще притворно хмурясь. Притянул к себе, снова обнял крепко за плечи и проговорил не без лукавства: — Твоя правда, ведовица моя уж больно строга, стережет меня пуще глазу, шагу без нее ступить не могу… Плотица крякнул довольно и немедля отмолвил, усмехаясь в усы: — Знать, хорошо стережет, как я погляжу! Ишь как резво-то на своих двоих уже ковыляешь!..       Кмети дружно засмеялись, и то был добрый и радостный смех. Я знала, они были очень рады за меня и за самого воеводу. Я смотрела в знакомые лица и видела только добрые и лукавые улыбки и радостные глаза. Милые побратимы! Мне хотелось расцеловать их всех и первым, конечно, Яруна. Он стоял впереди и так и цвел ярким румянцем, голубые глаза сверкали. Подошедший Блуд обнял его за плечи и радостно скалил белые зубы. Он тоже соскучился. Вождь тем временем сам отыскал глазами Яруна и спросил: — Ярун, Андом сын Линду, хорошо ли ты оставил сестренку мою? Здоровы ли сынки? Ярун так и встрепенулся, шагнул вперед, кашлянул в кулак. Я чуяла каким-то безошибочным чутьем- он еще робел перед вождем и отчаянно боялся снова чем –нибудь оплошать невзначай. Я поймала его взгляд, улыбнулась ему ободряюще и незаметно кивнула. Он поднял глаза на вождя и отмолвил чуть дрожащим голосом: — В добром здравии, воевода, да все о тебе беспокоится…. то и сам, поди, ведаешь. Знаешь ее… ум потеряла, про тебя заслышав… На корабль просилась, насилу отговорили. Велела тебе сказывать- не будь сестрицы моей названой подле тебя, сама б прилетела на крыльях за тобой ходить. Вождь кивнул: — Ну, добро, — и ничего боле не добавил. Он улыбался.                                           ***       Воевода велел дядьке прежде всякого угощения затопить баню. Он, как всегда, заботился о своих людях, за время пути поди намерзлись на стылом ветру… Мы отплывем еще через день, чтоб успели как следует просохнуть, погреться в бане да отдохнуть в тепле.       Сам он тоже ушел с дружиной париться в бане, как я ни уговаривала его еще подождать. Я все тревожилась из-за ран и просила, чтоб шибко не томил себя паром… Он выслушал меня молча, потом ласково приобнял, прижал легонько и поцеловал в макушку. Я подняла голову, и теплая жесткая ладонь обняла мое лицо, большой палец ласково погладил щеку… Я потерлась щекой о его ладонь, вздохнула. Подняла глаза и улыбнулась: — Иди уж… Он мягко улыбнулся, кивнул. Склонился поцеловать меня и ушел. Я снова вздохнула. Я понимала без слов- в мужские дела и разговоры не лезь… а ему было о чем поговорить с дружиной.                               ***        Вот и пришло время мне собираться. Мать-то раньше моего захлопотала, засуетилась… и говорить ничего не пришлось. Да и что говорить — и так все ясно. Уж все переговорено за эти дни… На этот раз я возьму с собой мой сундучок с приданым. Я улыбнулась и погладила резную крышку. Вот и дождался, шепнула я ему. Мать загодя приготовила мне все, заботливо сложила своими руками, и сейчас достала нарядные порты, принарядить доченьку… Вечерять пойдем к дядьке, пускай краше глядит, жениху на радость. Сама надела мне на шею те самые веселые зеленые бусы, что когда-то приберегала для меня. Гляди-ка, так и берегла… Матушка родимая, тепло толкнулось в груди. Вот закончила меня вертеть да прихорашивать, глянула в лицо… и брови изломились жалостно, губы задрожали… заплакала, прижав руки ко рту. Я обняла ее за плечи, усадила на лавку. Принялась гладить по спине, по дрожащим натруженным рукам, успокаивая… Сестренки тоже жались ко мне. Знали, что сестрица по любви уходит, в лучшую жизнь, какая нам, девкам, могла только блазниться в самых смелых мечтах…а все ж грустили отчего-то… Теперь-то ведали — насовсем ухожу, взаправду… Я много рассказывала им о нашем доме в Нета-Дуне, и они ахали, прижимая ладошки к румяным щекам, все силясь вообразить этакое диво… Может, однажды и разрешит воевода- свожу их показать, как живу. Ну то дело будущее…не след сейчас загадывать. Сама вот еще как-то в новом звании окажусь… от этой мысли почему-то становилось страшно и сердце как будто ухало в пустоту и в животе что-то снова сладко сжималось… Новая жизнь манила меня, волновала и почему-то страшила. Ну то и не дивно, рассудила я — уезжала-то из Нета-дуна кметем с косой, а вернусь… невестой без косы. Да что там невестой… Женой. Ну, а что свадьбы покамест не было… то невелика беда. Будет… тут уж сомневаться не приходилось. Воевода сделает все, как подобало. Я даже не думала об этом, как-то и мысли такой не было, о том беспокоиться да сроки выгадывать. Уж как решит, так и будет. Для всех я и так уже поднялась на недосягаемую высоту — птицей взлетела прямехонько под крылышко к гордому варяжскому соколу, шутка ли сказать… к самому воеводе. Я примерилась мысленно — жена воеводы Мстивоя Ломаного… Ой щур!.. Сердце снова гулко ухнуло, щеки густо покраснели и захотелось закрыть лицо руками, спрятать счастливую улыбку… Ни дать ни взять- девка глупая и есть!.. вот так мы, девки, порой все рвемся куда-то, мыслим про себя невесть что. Тянемся, лезем, куда нас не пускают… а разобраться — все это ни к чему, пустое…если Его нет рядом. А с Ним… все иначе. Все другим смыслом и радостью наполняется… все встает на свои места. И каждому — свое законное, Богами суженое место — мужу мужеское, жене- женское… Так-то. Дверь хлопнула, и мать встрепенулась: — Ой, Зимушка, что ж мы сидим-то! Поспешать надо… И то верно, пора было идти к дядьке, гостей потчевать. Я поднялась с лавки, расправляя складки поневы, подняла руки пригладить платок… да так и застыла — увидела воеводу. Он бесшумно вошел и остановился, смотрел на нас молча. И что-то было в его лице… как в первый раз увидел. Да и сам-то он был… я аж задохнулась.       Он тоже приоделся к вечере. Новая рубаха зеленого льна, мной шитая, ему удивительно шла. Я подумала рассеянно — вот приедем в Нета-Дун, будет время вышивку сработать искусней, узор краше пустить… Плотица привез ему новые кожаные штаны, начищенный воинский пояс привычно оттягивала верная Спата. И вроде кажется — ну что такого, приоделся в новое человек, только и всего, а будто сам обновился… Может, оттого, что и впрямь смотрел на меня сейчас совсем другой Мстивой, каким мне не доводилось его видеть прежде?..        Я краем глаза увидела, как мать бочком, поклонившись воеводе, поспешила из избы, уводя сестренок. Вождь ответил ей, проводил глазами… и шагнул ко мне. Я смотрела на него, почти не дыша. Он мягко и ласково улыбнулся мне углом рта, я привычно покраснела — я успела уже полюбить эту его неброскую усмешку. Как-то так у него выходило… что сердчишко мое начинало подскакивать неровно. Протянул руку и взял мою в свою большую ладонь, легонько сжал. — Зимушка…- тихо сказал он. Помедлил и добавил с тихим смешком, глядя мне в глаза: — Пойдешь ли… за такого жениха? У меня во рту как-то сразу пересохло. Я медленно кивнула, открыла рот говорить…и не сумела ни слова вымолвить. Трудно сглотнула и выдавила наконец: — Пойду… Он сжал сильнее мои пальцы в своих и потянул мою руку к губам, коснулся нежно костяшек, замер… Потом положил мою ладошку себе на грудь и накрыл своей, притянул меня ближе, наклонился… Я подняла голову и встретила его губы… Ноги мои подкосились и если бы он не держал меня, наверно, я бы упала. Поцелуй был короткий и бережный, но у меня голова шла кругом. Он шутливо поцеловал меня в нос и сказал: — Пойдем что ли?.. Ждут нас. И повел меня за руку из избы.