Тот, кого я дождалась. Новая жизнь.

      Мы вошли в избу, и все сразу же обратились к нам. Дядька и дружина уже сидели за столом, ожидая вождя. Мстивой неспеша подошел к дядьке, ведя меня за руку. Я шла за ним, как во сне, смутно ощущая взгляды родичей и дружины, и щекам снова было жарко.       Воевода остановился, молча глядя на дядьку, и тот как-то сразу подобрался и поспешно поднялся на ноги, кашлянул в кулак. Он смотрел на вождя снизу вверх с чуть заискивающим видом и было видно, что он волновался. Мстивой посмотрел на меня и улыбнулся, и я как-то сразу успокоилась, даже в голове прояснилось. В избе стало тихо, все ждали - что-то скажет. Тем временем он обратился к дядьке и проговорил негромко : - По весне со сватами вернусь, старейшина, вено привезу. Жди в гости, как снег сойдет. Снова повернулся ко мне, и солнцем светлым глянули любимые очи... Помолчал немного и добавил: - Зима Желановна косу свою мне отдала, стало быть, со мной поедет. У меня в ушах снова зашумело. Я почувствовала, как он несильно сжал мою руку, и услышала как издалека : - Верно ли сказываю, Зимушка? Любо?..       Я стояла пунцовая и мать потом говорила, меня нельзя было узнать – уж так сверкали и светились у меня глаза!.. сказывала, такой счастливой она отродясь меня не видала.       Я смотрела на него и не могла отвести глаз. Вот дивно – я давно знала его лицо, это был все тот же воевода, что и прежде, и все-таки не тот… Сейчас он казался мне таким красивым, каким допрежь я никогда его не видала… да и теми ли глазами смотрела ?.. даже багровый шрам на щеке его не портил. Сердце екнуло и гулко скакнуло. Я спохватилась – да что ж молчу-то!.. кивнула и выговорила непослушным языком: - Любо, вождь... Он улыбнулся мне. Кивнул дядьке и, все так же за руку, повел меня за стол, куда уже поспешала усадить нас мать.        Я сидела за столом рядом с ним, и его локоть касался моей руки… Я что-то ела и пила, почти не различая вкуса... Впервые я не хлопотала вокруг стола в родном доме. Вождь сидел невозмутимый, как и раньше, словно бы у себя в гриднице и словно ничего не случилось. Вот только в лице его что-то изменилось, и это было заметно всем. Будто бы ушла черная грозовая туча с умытого небосвода и ничто боле не омрачало безоблачной синевы ... Не могу лучше сказать.       По временам он искоса посматривал на меня, и хоть лицо его оставалось спокойно, но улыбка не уходила из уголков глаз, пролегла добрыми лучиками морщинок... и от каждого такого взгляда меня как окатывало теплой волной. Я ловила на себе радостные взгляды и улыбки ребят и тоже улыбалась им. Что и говорить- мои-то родичи смотрели на меня так, будто в первый раз видели, братья - с немым уважением, сестренки малые - с восхищением...У матери глаза были на мокром месте, и она то и дело утирала их концом платка.       Кажется, я забыла сказать, что Ярун сразу отпросился у воеводы домой, проведать своих, а заодно забежал на озера, за Собольком… Белену привели, сестрицу повидать. Они в аккурат поспели к вечере и теперь сидели с нами за столом, и Белена смотрела на меня, словно не узнавая, распахнутыми от радостного изумления глазами, улыбалась смущенно и чуть ли не виновато. Потом, позже, она подошла ко мне, несмело заговорила… Выходило, она до сих пор виноватилась и корила себя за прошлое обхождение. Я обняла ее и расцеловала, мне ли было помнить прошлые смешные обиды!... Белена все вспоминала тот первый раз у нас во дворе и как целовал ее Славомир, а воевода потом изловил за ухо…она и теперь смущалась смотреть на него. Конечно, она хорошо помнила варяга. Поискав и не найдя глазами Славомира, спросила, куда мол пропал добрый молодец… и огорчилась, слезы закапали. Вот тебе и злая Белена... Я обняла ее с комком в горле и сглотнула, прогоняя подступившие слезы. Сестрица моя и впрямь глядела совсем другой. Я давно ее не видела, но хорошо помнила слова братьев, сказанные о прошлом годе – мол не узнать стало Белену, словно умерла и родилась другим человеком… Вот и мне виделось то же. Я была очень рада ей, и Собольку тоже. Родился у них первенец, сынок, вот радость-то!... да приболело дитятко, оставлять не хотела, оттого и замешкались.       Белена все поглядывала на вождя, пока говорили, потом вдруг посмотрела на меня лукаво, помедлила да и обняла порывисто за шею, зашептала горячо в самое ухо: - Зимушка, а ведь любит-то он тебя!... уж как смотрит, слово не вдруг подберешь… А себя-то видала, сестрица? Уж такая ты стала … не узнать! Расцвела … а глаза -то светятся, больно смотреть!… Ой Зимушка, счастье-то какое! – и крепко-крепко обняла, прижалась, как за всю жизнь ни разу и не обнимала сестрицу старшую, немилую … На следующее утро мы отплыли.       Прежде того надобно про Молчана поведать. Ох и долго же мучилась я, не могла рассудить, что с ним делать!.. С собой увезти рвалась, вдругорядь бросить верного друга - и помыслить неможно… Да только как его от волчицы своей забрать?... ведь бегал к ней каждую ночь, к волчатам своим. Уж и так крутила, и эдак... Воевода, уразумев мучения мои, подумал немного и присоветовал – вернемся по весне, тогда и заберешь!.. а ныне пускай еще побудет с волчицей своей да с волчатами. Я обрадовалась. И правда! Понял бы только Молчанушка, что не бросаю его, вернусь за ним по весне...       После вечери я вышла во двор найти пса, все торопилась, чтоб в лес не ушел... Потом опамятовалась – он же без моего разрешения не уходил, каждый вечер ждал терпеливо, пока выйду, да сама подведу к воротам, да почешу пушистый теплый загривок, поцелую в нос да хлопну по боку – иди, мол! .. Вот и теперь он ждал, терпеливо и неподвижно лежа у крыльца нашей избы. Завидя меня, поднял голову и радостно завилял хвостом, потянулся лизнуть в лицо... Я обняла родной мохнатый загривок. - Молчанушка... Ведаешь ли – уеду ведь завтра! До весны... Тебя с собой хотела взять, да как же любушку твою осиротить?... Ты уж поживи пока тут, волчат своих вырасти... А я по весне вернусь, заберу тебя с собой в крепость!... Не брошу тебя, веришь ли?..– я горячо шептала псу, чуть не плача, гладила его умную голову, заглядывала в глаза… Он слушал меня, тоненько поскуливая, все порывался лизнуть в лицо...       И вдруг встрепенулся, увидев что-то за моей спиной, и перестал скулить, подобрался весь... Сзади подошел воевода. Молчан потянул носом, сперва настороженно… и вильнул хвостом. Не зарычал, не попятился...Мстивой подошел ближе и наклонился погладить пса, протянул руку. Молчан пригнул голову и замер. Воевода спокойно опустил ладонь на мохнатый загривок, погладил, потрепал за ухом… Я не дышала. Признал никак… вот радость-то! Я припомнила, как давеча в избе у нас он лизал ему руку. Признал… Разумник мой, верно почуял звериным чутьем… Как хозяина принял. Молчан тем временем снова заскулил и лизнул меня в лицо, а потом и гладившую его руку воеводы. Я засмеялась, и слезы аж брызнули из глаз… Воевода сказал: - Пойдем, сведи его к лодье… покажи. Умный пес… поймет.       Мы спустились к воде, и я подвела Молчана к кораблю, втолковывая, вот мол, гляди, завтра на лодье уплыву, ты жди, по весне вернусь за тобой…       Я отчаянно верила, что его песьего разума достанет понять мои речи… Он всегда верил мне, мой верный друг. Я давилась слезами, обнимая его за шею, и он снова скулил по-щенячьи и тыкался мне в лицо мокрым носом… Перед воротами я присела на корточки, зарылась лицом в мохнатый загривок. Обняла крепко напослед и сказала, держа обеими руками умную морду и целуя мокрый песий нос: - Беги, Молчанушка! Иди к любушке своей… Да жди меня по весне, вернусь за тобой!...Не серчай уж на меня, непутевую…       Молчан лизнул меня в лицо, вильнул хвостом… и потрусил в сторону леса. Мы стояли и смотрели ему вслед… Я захлюпала носом и воевода обнял меня за плечи, потрепал легонько… Я совсем раскисла и уткнулась носом ему в плечо, всхлипывая, и он медленно гладил меня по голове, успокаивая. Наконец я подняла голову, он глянул мне в лицо и улыбнулся. Вытер слезы с моих щек, склонил голову и поцеловал в нос. - Пойдем, что ли?... – я кивнула, и он повел меня в избу.        На заре мы отплыли. * * *       На корабле воевода сидел, как всегда, рядом с Плотицей у правила. Я, понятное дело, была тут же. Ныне и помыслить-то было чудно - чтоб он хоть на шаг куда меня отпустил. Стоять на идущей лодье ему было трудновато. При качке раны тревожили, да и ноги еще болели и держали его не так крепко, хоть он и не подавал виду. Я -то ведала. Он усадил меня рядом с собой на скамью и накрыл полой своего мехового плаща, обнял за плечи, прижимая к себе. Я нырнула ему под руку, прислонилась к теплому боку... Хорошо-то как. Я старалась несильно прислоняться к нему. Не задеть бы ненароком по больному… Осторожно склонила голову ему на плечо и задумалась. Воевода негромко переговаривался с Плотицей, я рассеянно слушала… мысли мои были о моей новой жизни, что начнется у меня в Нета-Дуне. Я думала о том, как мы сойдем на берег и как встретят нас ждавшие в крепости…       Надо ли говорить - я знала, что старый Хаген сойдет с ума от радости, ровно как и Велета. А вот деревенские вряд ли будут рады… уж Голуба-то озлится …да и старейшина не порадуется. Я представляла себе их лица, когда они узрят меня рядом с воеводой да скумекают, отчего голова моя платком покрыта да не в мужских портах, как навыкли меня зреть, а в одеже девичьей … Невольно улыбнулась - косу мою, перевязанную шнурком, воевода самолично забрал из дома в холщовом мешочке, что я сшила, и хранил как зеницу ока. Шутил, хмурил брови, говоря, что теперь будет носить ее заместо оберега всегда при себе, мало ли что…       Мы только завидели высокий берег крепости, и мне почему-то стало страшно. Я вздрогнула и невольно поежилась под тяжелой рукой воеводы, что обнимала меня тепло за плечи… Мстивой прервал разговор с Плотицей, склонил ко мне голову, заглянул в лицо: - Замерзла никак, Зимушка?..       Я подняла голову, улыбнулась, покачала головой. Но скрывать от него было что прятать шило в мешке… Он все понял. Конечно, он видел меня насквозь. Усмехнулся : - А дрожишь пошто? Чую ведь… И, склонив голову, прошептал мне в самое ухо с тихим ласковым смешком: - Чего боишься, глупенькая… Не бойся. Никому не отдам теперь.       Как же тепло и радостно сделалось мне от этих простых слов… Вот она, моя надежная теплая скала, при которой так уютно расти маленькому вьюнку… Счастье-то. Мне нестерпимо захотелось обнять его, сказать, как я его ждала… Но я заробела - кмети смотрят… вздохнула только, уткнулась носом ему в плечо, спрятала лицо. Подле него чего мне бояться. Смех один!..       Мы приближались к берегу и уже видели, что в крепости нас заметили. Сторожевые отроки мигом разнесли новость о нашем приближении, и ворота распахнулись, встречать…       Я увидела, как выбежала из ворот маленькая фигурка, остановилась, замерла, вглядываясь. Велета!.. Вот всплеснула руками и радостно замахала, потом подхватилась и побежала назад в крепость. Через малое время я снова различила ее, шедшую назад под руку с Хагеном. Я улыбнулась и подняла глаза на воеводу- он тоже смотрел на берег, щурясь. Конечно, он еще раньше моего завидел и Велету, и Хагена, и радовался предстоящей встрече. Уж он-то ничего не страшился… то ли дело я.       Я думала и сама понять себя не могла. И чего боишься, глупая? Слыхала ведь – никому тебя не отдам, сказано…       Корабль был уже близко к берегу, до мостков оставалось совсем ничего. Воевода загодя поднялся на ноги и теперь стоял на носу, глядя на уже ждавших у мостков Велету и Хагена. Я чуяла- ему не терпелось сойти на берег. Дружина уже ждала его там, им, славным, поди, тоже не терпелось скорей увидеть вождя своими глазами и убедиться - живой… Я видела деревенских, рассыпавшихся по склону, наверху уже стоял старейшина Третьяк с родичами, вот я различила золотую голову красавицы Голубы… Быстренько поспели, тоже встречать… ой, что-то будет!       Мы пристали. Бросили сходни, воевода оглянулся и подмигнул мне - все, приехали. Он первым ступил на сходни, и я вместе с дружиной с замиранием сердца следила, кабы не оступился… Он не показывал виду, но я знала– ноги-то помороженные переломанные болели … Блуд и Ярун были тут как тут, оба как две натянутые тетивы, зорко смотря за воеводой и готовые ринуться с борта в ту же секунду, неровен час оступится… Миновало. Мстивой сошел на удивление твердо и легко, не покачнулся, не оступился… Дружина выдохнула разом. Вот обернулся и кивнул мне, улыбаясь, протянул руку… Я сбежала мигом, вложила свою ладонь в его. Он сжал мои пальцы.. и, не успев как следует обернуться, угодил в обьятия Велеты! Не выдержала, бедная, рванулась к брату, позабыв про все, оставив Хагена… Она то плакала, то смеялась, прижимаясь к нему, что-то лепетала, обнимая, гладила по рукам, по груди, по спине… Бедная. Настрадалась-то, ожидаючи… Вождь гладил ее по голове, обнимая, с улыбкой говорил по-галатски – ну что ты, вот он я, живой… Вдруг она подняла голову, порывисто огляделась, увидела меня… и отпустила брата, бросилась ко мне, обняла изо всех сил, потом схватила мое лицо руками и принялась целовать куда ни попадя, глотая слезы и шепча горячо: - Зимушка, спасибо тебе, брата милого спасла!...В долгу неоплатном пред тобой… кабы не ты… девкой черной тебе буду… Она, чего доброго, и впрямь упала бы мне в ноги!.. Колени подломились, уже начала оседать, и я вовремя подхватила ее и обняла, зашептала, успокаивая… К нам шагнул воевода да и сгреб в охапку обеих… обнял, склонил голову… Велета снова рыдала, мешая смех и слезы, и то целовала меня, то брата, будто совсем разум потеряла от счастья, что живой вернулся, да на своих ногах… Послышалось знакомое покашливание и густой голос Хагена произнес: - Где вы там, дайте старику-то обнять!... Велета встрепенулась, подняла зареванное лицо. - Здесь, дедушка! – мигом схватила Хагена за руку и подвела, и сама отступила, еще неровно всхлипывая, прямо в обьятия к Яруну, терпеливо ждавшему в сторонке.       Могучий дед подошел к нам, протянул руки…зрячие пальцы обхватили мое плечо, другой рукой он притянул к себе воеводу…       Он обнял разом нас обоих, и я чувствовала, как дрожали его сильные руки, учившие меня всяким воинским премудростям. Он крепко прижимал мою голову к своей груди, и сам прижался щекой к плечу воеводы… я похолодела - из пустых глазниц слепца текли слезы, и он их не утирал…       Мне даже показалось, старик сдавленно всхлипнул. Закашлялся и трудно выговорил: - Дети вы мои дорогие… слава Богам, дожил я до этого дня!.. Ведь не чаял уже чуда дождаться… а довелось же и мне, никчемному, порадоваться!.. Понизив голос, сказал воеводе на ухо: - Ох и говорил же я тебе, дурень – бери девку!… Да тебя, упрямого, что толку учить … - И добавил, склонив голову ко мне: - Уж хоть ты его вразуми, девонька!.. глядишь, тебя и послушает теперь-то. Воевода усмехнулся и скосил на меня глаза. Я улыбнулась ему. Я была счастлива. * * *       Мы медленно поднимались по склону наверх. Вождь, конечно, шел первым, ведя меня за руку. Все глаза сейчас были устремлены на нас... Я ощущала кожей множество будто бы ощупывающих меня взглядов, и щеки снова предательски горели... Воевода шел уверенно, не показывая виду, ни усталости, ни боли... Незнавший не догадается, что ему довелось пережить. Кто хорошо его знал, мог заметить только, что двигался он чуть медленнее и скованнее обычного, словно от большой усталости. Мокрый подавшийся снег скользил под ногами, и обычный для него широкий уверенный шаг сейчас давался ему с трудом. Чего ему стоил этот подьем, знал только он сам. Я закусила губы и молилась только, чтобы могучий Перун помог ему одолеть крутой скользкий подьем да чтоб не открылись раны… Он шел вперед, крепко сжимая мою руку в своей, и подле него сейчас я ощущала себя совсем девчонкой, тоненькой и хрупкой, той самой девкой с жарко колотящимся сердцем и пылающими щеками, которой бы плести косу и ждать неведомого жениха... И куда делся уверенный кметь...будто и не было его. И сердце гулко билось в груди и сжималось от этого такого нового и сладкого чувства. А еще его рука... он держал меня за руку крепко и бережно, ведя за собой, и моя ладонь, которую я давно отвыкла считать по-девичьи тонкой, совершенно утонула в его, и я таяла от ощушения его теплых жестких пальцев, сомкнувшихся вокруг моих... И так уютно и хорошо мне было от этого незнакомого доселе чувства, хотелось закрыть глаза и длить его... Я на миг смежила веки, представив, как, должно быть, забавно гляделось на то со стороны - хороша же я с закрытыми глазами ! Смех да и только. Я сама невольно усмехнулась, представив этакую потеху.        Мы почти поднялись наверх. Я нарочно старалась замедлить шаг, чтобы хоть так заставить воеводу дать себе передышку. С середины дороги он начал покашливать от усилия, и к концу подьема его все сильнее сотрясали приступы мучительного кашля. Ой, щур… я взмолилась всем Богам- скорей бы добраться до дому, уж я бы заставила его отдохнуть…       Я перевела дух и осмелилась, подняла голову.... Я уже ясно видела стоявшего впереди Третьяка и рядом за его плечом лицо Голубы… Красавица Третьяковна смотрела на нас широко открытыми остановившимся глазами. Ее румяный рот приоткрылся от изумления, да так и замер.       Кажется, она даже забыла дышать. Красивое лицо ее застыло и побледнело…       Бедная девка. Да....Удар жестокий для нее...       Снова и снова она переводила взгляд с меня на Мстивоя, и по всему было видно – ум отказывался понимать, что зрили очи... Вот посмотрела непонимающе на платок на моей голове... вот опустила глаза, скользнула по моему лицу невидяще и пошарила глазами, ища и не находя обычно перекинутой на грудь моей косищи... перевела вгляд на руку Мстивоя, что держала мою...       По мере того, как мы подходили и оставалось все меньше шагов, я видела, как в широко распахнутых остановившихся глазах красавицы постепенно возникало отдаленное неумолимое осознание того, что не понять было нельзя...       И вот уже вспыхнул на щеках яростный румянец, брови соболиные сдвинулись, гневно изломились... Ясные голубые глаза аж потемнели, того гляди начнут молнии метать!.. Уразумела девка. Да тут разве что слепой не заметил бы – уж коль воевода сам за руку ведет... да с головой покрытой, и одежа девичья... И косы не видать !... Был кметь с косой, и нету...       Я могла только представить, какая лютая ярость душила красавицу девку. Такой обиды нестерпимой хуже и не выдумать - это ее-то, первую красавицу, дочку старейшины, обошла, да как! какая-то девка пришлая, и девичьего-то не много враз отыщешь, разве что косища долгая...       Старейшина Третьяк смотрел недоверчиво нахмурившись, и меня внезапно разобрал смех– у него было точно такое же лицо, как давеча у моего дядьки Ждана, когда я обьявила им о воеводе!... Смеяться нынче было совсем негоже, и я едва сдержалась, но все же сумела подавить смешок, изо всех сил сжала зубы и опустила голову пониже, чтобы скрыть непрошеную улыбку.       Когда я снова подняла глаза, мы наконец одолели последние несколько саженей, отделявшие нас от деревенских. Воевода остановился напротив старейшины. Подьем в гору дался ему нелегко, и я слышала его трудное дыхание. Вот закашлялся, и я сжала его руку, горячо желая скорее пройти по двору и попасть домой… Остановились разом и все, шедшие за вождем. Хаген с Велетой подошли ближе и я боковым зрением видела старика рядом с собой.       Деревенские смотрели на меня во все глаза, особливо девки и бабы. Я кожей ощущала их ощупывающие цепкие взгляды и, как ни крепилась, а все же вздрогнула и поежилась. Старейшина Третьяк уже оправился от первого удивления, встрепенулся, старательно изобразив на лице приветливую радость, поклонился вождю степенно и вымолвил, стараясь глядеть как можно ласковей : - Здрав будь, воевода! Любо видеть тебя в здравии да на своих ногах. А слыхали мы, будто люто изранили тебя новогородцы, что давеча у нас торговали, мало не до смерти… Да то верно ли люди твои бают?.. – глаза его испытующе переходили с воеводы на меня и обратно. Воевода кивнул Третьяку, и, как всегда, не торопясь, отвечал: - И тебе доброго здравия, старейшина. То правда все, что слыхал от людей моих. А и то верно, что кабы не Зима Желановна, не стоять бы мне на этом месте да на своих ногах ... Животом навек ей обязан. Впору земно кланяться, а все не в меру отблагодаришь... – и с этими словами он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз тем своим особенным теплым взглядом, и очи светлые вдруг сверкнули лукавой искрой. Губы его дрогнули в легкой усмешке, и неожиданно он подмигнул мне, хитро прищурив глаза. Легонько пожал мои пальцы, лежавшие в его руке, и потянул вверх... Я похолодела. Ой щур!...        Я вмиг поняла, что было у него на уме.       С него станется руки мне целовать у них на глазах!..       Меня бросило в жар.       Сопротивляться было бесполезно, ну не станешь же вырываться!...       ...Вот тебе, девка, первая наука - хочешь быть женой воеводы, учись-ка владеть собой и держаться, как достоит... Я застыла и старалась не подавать виду и стоять спокойно. Я угадала верно - он медленно склонился и поднес мою руку к губам, легко прикоснулся к костяшкам пальцев, задержался на миг... жесткие усы смешно щекотали мои пальцы, теплое дыхание приятно касалось кожи... Как ни крутило меня от волнения, а все-таки я улыбнулась, глядя на него – ну удумал!... Таким воеводу тут отродясь не видали, и не скоро теперь позабудут! Диво неслыханное – такие речи из его уст слушать ! А уж руки девке-кметю целовать...       Он бросил на меня быстрый взгляд из-под ресниц, и я задохнулась – он же для меня все сделал нарочно... чтоб перестала дрожать да тревожиться, как будет да что... Вот так- без лишних слов указал всем на мое новое место, чтоб не вздумали языками чесать пустое... Заботился обо мне, дурехе. Как же верно разумел он все мои девичьи страхи... От него скрываться что прятать шило в мешке... все чует.... насквозь же меня видит... И зашлось сердце, прихлынула горячей волной благодарность и какое-то радостное изумление. Я еще гуще залилась алым румянцем, хотя, казалось, было уж некуда.       Мстивой снова легонько пожал мою руку и я вскинула на него глаза - он выпрямился во весь рост, но все еще смотрел на меня сверху вниз с хитрым прищуром и полуулыбкой... Ой щур ! да за такую улыбку Голуба все волосы мне повыдрала бы, будь ее воля! … Я осторожно сжала его пальцы в ответ. Выдохнула и спокойно подняла голову, посмотрела на сельчан. Мужи кто хмурился недоверчиво, кто ус покручивал, кто и усмехался… На лицах женщин застыло недоверие вперемешку с изумлением, у кого и с растерянностью… А у кого и злая горечь и мало не лютая злоба, та, что разгоралась в глазах красавицы Третьяковны! Лицо ее искривила гримаса злости и обиды, на глазах уже вскипели злые слезы... Мне было и жалко ее и немного смешно. В ее-то глазах я, спору нет, гляделась злой разлучницей, чего доброго, еще порешит, опоила вождя зельем каким, колдунья и есть... Вот забавно – тогда ведь, помнится, бить меня за то собирались, чего я и сама не ведала...       Я выпрямилась и спокойно обвела глазами толпу, не отводя взгляда. Вот еще! И раньше не боялась их, а теперь и подавно. Невесте вождя не пристало глаза прятать! Чужого не крала, не ворожила... а кто кому люб, тут уж сердцу не прикажешь! Да и не в красоте дело...        Не дожидаясь ответа, вождь коротко кивнул Третьяку, повернулся и пошел в крепость. Я потянула его за руку, он скосил на меня глаза. Я улыбалась. Он улыбнулся в ответ и обнял меня за плечи.       Так мы и вошли в ворота крепости.