Soukoku Alphabet

Загадка на данный момент стояла всего одна: как Федор Достоевский умудрился поменять мир в столь странную сторону. Но Чуя, похоже, знал на нее ответ. Пьяным был! Посчитал, что поглумится над врагами. И веселуха ему действительно удалась — мир стал иным, и Чуя теперь готов выслать чертову Федору букет цветов в благодарность. Такой же, как тот, что теперь держал в руках. Но этот он нес для Дазая. Для Дазая, который донашивал их третье уже дитя, не вставая с постели в новой частной клинике Мори-сана. Который, нужно сказать, сам находился в весьма интересном положении. И, смущаясь этого, вел себя тише воды, ниже травы. Чуе хотелось счастливо захохотать, но он позволил себе лишь приветливую улыбку и отпер дверь. На ресепшене его встретила сестрица Кое. Нарядная, такая красивая сегодня. Она грациозно обмахнулась веером, и до Чуи долетел ее немного приторный запах. Но при этом, несмотря на свою обманчивую сладость, настоящий запах альфы. Пьяный Федор, видимо, освободившись от долгого заточения, безвылазно сидел в сети. На сайтах, полных пошловатых историй, которые пишут для развлечения о любимых героях новостных сводок. Где, как не там, он вообще мог почерпнуть знаний о странных полах, об альфах, омегах, об именах на теле, связывающих человека навсегда со своей второй половиной? Чуя сам потом читал такие истории. Читал, сперва недовольный тем, что на его руке, совсем как раньше пятна Порчи, появилось имя Дазая Осаму. Но Порча исчезла в день, когда Федор убил эсперов. Стер их, заменив одну природу другой. Наверняка считая себя чертовски гениальным, что, обыграв всех, все-таки добыл Книгу. И после на радостях заполнил ее настолько странным образом, что все ахнули. Ахнула сестрица Кое, ощупав себя между ног. Женщина-альфа, ну кто бы подумал! Ахнул Мори-сан, едва пришедший в себя после долгого пребывания в больнице, на руке которого в тот день закрасовалось имя сестрицы, его второй половинки. Ахнул Акутагава… Хотя, ну, надо сказать, что у него и до этого с мальчиком-тигром что-то неопределенное да намечалось. А теперь — у них уже есть ребенок, которого сам же Акутагава и родил. Одним словом, ахнули все, кто только остался способен издавать звуки после всех произошедших изменений. А Дазай вот не ахал. Он ругал Чую на чем свет стоял и, кажется, даже рыдал. Рыдал, но вынужден был подчиниться, вынужден был поселиться вместе, вынужден был изнемогать от желания, чтобы Чуя, ставший альфой, вошел в его тело, теперь способное принимать мужчину без дополнительной смазки. И неспособное долгое время обходиться без этого. Лишь только волна паники схлынула, Федор прискорбием объявил, что Книгу можно заполнить лишь раз. Особого восторга он не испытывал, ведь и Мафия, и Агентство, да и много кто мечтали в тот день содрать с нерадивого шутника шкуру и сшить из нее такую же, как тот любил носить на голове, шапку, но только в этот раз без меха. Но какая в том уже польза? Если ничего нельзя не повернуть вспять? Как авторитетный врач, Мори-сан развернул исследования и вскоре же выяснил кое-что несомненно важное. Да, омеги могут подарить жизнь ребенку. Да, узнали об этом поздно! Когда Дазай уже был в положении, а тошнота его, как выяснилось, вовсе не потому, что он с горя травился, как Чуя думал первое время. Думал и сердито трахал Дазая лицом вниз, еще не зная, что, может быть, вредит этим своему ребенку! Когда уже и Куникида, с которым Осаму, которого Чуя полюбил нежно звать по имени, работал в Агентстве тоже оказался в том же интересном положении, и от кого — от женщины по имени Йосано! Это Осаму немного утешило, как и предположение Мори-сана о том, что новое поколение не будет иметь тех странностей, на которые обречены их родители. Как бы не так! Спустя положенный срок у Чуи родился альфа: маленький, рыжеволосый, с темными глазами Осаму. И с именем сына Акутагавы на руке. Затем еще один, с красиво выведенным на тонком запястье именем, чьего носителя они с Осаму пока что не знали, хотя и искали, но скорее всего тот еще и не появился на свет. Новая жизнь пошла своим ходом, и теперь, когда многое в ней уже прояснилось с помощью медицинских исследований, Чуя бы ни за что не отказался от нее! Хотя, безусловно, здоровье его Осаму не было таким уж блестящим, и три ребенка — их потолок. Они даже предохранялись, но вот без толку. Может быть, в следующий раз снова не сработает? Или же Осаму просто потерпит без него. Ведь у них уже есть такие красивые дети… Поприветствовав сестрицу, Чуя поднялся в палату. Уютную, словно комната в их теперь общем доме. — Дай хоть кину в тебя букетом, — вместо приветствия произнес Дазай. А сам — уже выпятил губы для поцелуя. Чуя сунул цветы ему в руки, но те мягко упали на пол, под ноги. Вместо того, чтобы принять их, Осаму обвил руками шею Чуи, прижался мягким и теплым ртом. Чуя ласково погладил его губы языком и отстранился, ощущая, как от запаха Осаму ведет голову, что он вот-вот возбудится от феромонов, которые в этом запахе присутствуют. Действие химии, направленное лишь на того, кто носит на своей руке твое имя, только и всего. Ноги подогнулись, и Чуя присел на краешек постели. — Дома все хорошо, — сказал он с теплотой. — А у меня все плохо! — пожаловался Осаму. — Скучно. Тошно. Тяжело. Ты редко звонишь, всего каждые полчаса. Мори-сан еще заходит. Правда, это меня радует. У него все лицо опухло. Вот кому идет быть омегой! Чуя подумал, что тут Осаму прав. Правда, для Портовой Мафии это стало ударом ниже пояса, но все пережили, сохранив к боссу прежнее уважение. Даже несмотря на то, что теперь ими вовсю командует сестрица Кое. Тут Чуя припомнил кое-что, что, по его мнению, Осаму должно прийтись по душе. Все-таки сидеть в больнице тоскливо, Чуя был полностью согласен. — Ну, по новым сведениям, Федор-то… сам стал омегой. И его партнером оказался чертов Жид. А, по тем же сведениям, с фамилией Жид в России жить весьма тоскливо, — попытался утешить Чуя, расплываясь в широкой улыбке. — Вот как! — Осаму явно понравились новости, похоже ему от них даже полегчало. — Омега! Вот же дебил, не подумал о себе. Всегда вел себя как брутальный мужик, всех нагибал. И такое! Чуя припомнил, как выглядел Федор: тонкое тело, изящную красоту лица, повадки, полные самолюбования, даже жеманства. О да, еще один брутальный. Ну совсем как его Осаму. Чуя был вовсе не удивлен, что оба они стали омегами. Но предпочел оставить эти мысли при себе, чтобы лишний раз не травмировать беременного. — Ну, наверное, он думал. Может, он в восторге, — весело сказал Чуя вслух. — Может, ему даже понравилось родить тройню недавно! — Да неужели, — ехидно отозвался Осаму. — Я-то его давно знаю. Наверняка он страдает больше всех. Но так ему и надо! Чуя подумал, что, возможно, все вовсе не так. Но говорить про это не счел уместным. Ведь сам-то Осаму, несмотря на раздражение долгой беременностью, совсем не сильно страдал, когда Чуя вязал его, истекающего душистой и скользкой смазкой, отвечая на каждое, даже самое слабое движение внутренней жаркой дрожью. А стонал, и в его низком, красиво льющемся голосе вовсе не было неудовольствия. Может, так Федору и надо. А, вдруг, он там свою историю сочинял. Как иначе объяснить, что все пары, известные Чуи, подобраны, можно сказать, гениально. Несмотря на первовпечатленческую несуразность. Он сам думал, что не примет Осаму. Никогда. Что не будет его любить, только трахать. Грубовато, даже злобно, мстя за предательство и издевательства. А теперь — готов был мир перевернуть за его улыбку. — Не знаю, почему он так поступил, — честно сказал Чуя. — Можно спросить, так ведь соврет. И потом, помни, он русский. Тут могло и не быть причины. Они всегда поступают странно. — Это загадка русской души, сраная загадка, Чуя, — протянул Осаму, мягко, движением отнюдь не лишенным нежности, накрывая большой живот ладонью. — Не-а, это не так называется, — довольно протянул Чуя, тут же накрывая чужою ладонь своей. Под ней явственно ощущалось движение, бойкое, полное силы. Осаму может сколько угодно стенать, Чуя вскоре получит от него еще одного своего ребенка, радостно возьмет его на руки, прижмет к себе. Этого никогда бы не было, не люби русские выпить, не будь настолько беспечными, просто до слабоумия. И Чуя ощущал, что не в силах их за это винить. Напротив, он даже благодарен Федору. — «Русский авось» скорее всего. Я тоже про него читал. — Что-то знакомое, но точный смысл я забыл. Расскажи мне, — попросил Дазай, сплетая их пальцы. На самом деле, у них оказалось ужасно много общего, чем было на первый взгляд. Они оба любят читать интересности, не один Осаму, как тот считал. Они любят одну и туже еду, одну и ту же выпивку, одни и те же туфли. Любят теплое море, весну, мелкий дождь и камелии, что теперь лежат заброшенными на полу. Они любят друг друга, и Чуя радуется, ощущая взаимность своего чувства, возникшего из сложных обиды и ненависти, может быть, возникшее так давно, когда он считал, что к Осаму у него — лишь та пара эмоций. Чуя медленно начал говорить, прикладываясь рядом на бок. Запах Осаму лился в него с каждым вздохом и казался теперь абсолютным счастьем. Почему так все хорошо получилось в их, казалось бы, навсегда лишенной и намека на какое-то любовное, а уж тем более семейное будущее жизни, для самого Чуи тоже было загадкой. Но он не собирался тратить ценное время, чтобы пытаться ее решить. Когда с большей пользой можно потратить его на то, чтобы ласково гладить Осаму руку.