Чернильные пятна.

Дерек       Обычно, Малия звонит к вечеру, когда у нее совсем не остается других дел, и Дерек очень даже рад тому факту, что у него есть племянница. Они могут разговаривать часами, Малия станет перечислять все, что было в школе, и обязательно упомянет о своем приемном отце, несколько раз, будто вскользь, скажет словечко за бывшего парня или одну из очередных подруг, и ,хотя это девчачьи разговоры, Дерек ни разу не попытается это прекратить. У Малии слишком красивые волосы, Дереку нравится, когда они ложатся на плечи, пахнут медом и выглядят по-праздничному. Больше всего ему нравится, когда они распущенны, но короткая прическа выглядит по-настоящему лаконично. У Малии слишком красивые глаза, наверное, доставшиеся от матери, (в Питере нет ничего красивого, ничего, что хоть чуть-чуть отдавалось в облике его дочери) дикий музыкальный вкус и громкий смех. Малия умеет оживлять, и что бы Дерек не делал, всегда найдет способы вытащить его из дневной хандры или тягучей ярости. Малия не стесняется рассказывать о личной жизни, любит фиалки и скрежет кресла-качалки. — Этот звук такой классный, — удивляется она и делает вид, будто слышит его впервые, забавно морщит нос и усаживается поудобнее, — будто откуда-то выкачали всю жизненную силу. Дерек ухмыляется, потому что под это описание может подходить буквально все, что угодно. Даже он сам.       Малия улыбается и рассказывает про какую-то Трейси. Она говорит-говорит-говорит, и это походит на сломанный телефон — кое-где она приукрашивает, это видно по вздымающимся бровям и блеску в глазах. Дерек отпивает из чашки с кофе и хмурится. — Ты слишком грозный, — напоминает Малия, останавливая безумный поток информации, — будь чуточку проще, — а затем продолжает.       А Дереку больше и некуда. — Тебе всегда что-то не нравится, — в шутку парирует он, для себя подмечая, что ни черта это не весело, не смешно и даже не тактично. А чего не хватает в этом мире, так это тактичности.       Дерек продолжает слушать, и ему кажется, что дверь, ведущая на кухню, слегка приоткрыта. Он не оставлял ее в таком состоянии, это точно.       Дерек начинает придираться к мелочам. Наверное, всему виной работа, слишком гибкий (на самом деле нет) график, небольшие перерывы на обед и перекур, в которые он бесцельно сидит в столовой, смешивая кетчуп с майонезом, и походы к стоматологу ровно в восемь в третью субботу каждого месяца. Эта рутина поглощает, не дает мыслить здраво, и даже такие пустяки, как незакрытая дверь, вызывают приступы раздражения.       И как после этого говорить, что он не псих? — Ой, — Малия слегка кривляется, разглядывает капельки на оконной раме (буквально пару часов назад Дерек думал о том, что надо бы помыть окна) и монотонно, словно по написанному сценарию, продолжает, выделяя каждое слово своей собственной интонацией, — когда же я найду своего соулмейта? — Не знаю. Дерек, кажется, хочет сказать что-то по типу «не переживай, когда-нибудь и ты будешь счастлива», но счастье для него — нечто другое. Что-то, что Малия понять не может. — Было бы клево, если бы люди влюблялись в глаза, — вдруг заявляет она, мимолетно перемещаясь на диван. Забавно скрещивает ноги в «позу Будды», как ее называет Питер, и хлюпает носом. Простуда не дает покоя им обоим, Дерек протягивает бумажный платок, но Малия отрицательно машет головой. — В глаза? — Дерек слегка не понимает. Делает недовольное лицо, проводит рукой по коротким волосам и задается вопросом, откуда в Малии столько идей. — Да, — как-то слишком легко отвечает она, — если у кого-то глаза, как у меня, например, карие, то это значительно сужает поиск своего соулмейта. Это было бы куда легче и интереснее. — Что-то как-то не катит, — задумывается Дерек, — что мне теперь, «зеленоглазика» искать? — А тебе есть, кого искать?       Малия беззлобно хмыкает. Она не догадается, Дерек знает это на все 100%, потому что у такого ворчуна, как он, априори не может быть соулмейта. Малия, прямо как Питер, безоговорочно верит, что Дженнифер согласилась на совместный быт с ним совершенно случайно, и что если бы она ушла, Дерек не нашел бы ни единой замены. И вот, Дженнифер нет. А на запястье Дерека четко и ясно красуется чернильный циферблат. Ему становится смешно. — Не переживай, — слегка откидываясь на спинку стула заявляет он, — если будет, ты узнаешь об этом первой. *** Дерек вымотан.       Начальник сообщает, что у них нехватка персонала, но он все равно пишет бумагу на отгул. И ему, честное слово, наплевать на то, как с этим справится начальство. Ему хочется завопить и даже не от монотонной скребущей боли в области запястья, а от чувства безысходности — практически всю жизнь он был уверен, что судьба никогда не наградит его подобным «даром», потому что он попросту не согласен на что-либо подобное. Но у Вселенной другое мнение, и Дерек, скривив губы в усмешке, рассматривает уже четкие цифры на руке.       Дереку смешно. Ему кажется, что это одна их тех шуток, над которой стоит размышлять днями, потому что она, в принципе-то, не смешная, и понять ее способен не каждый. И вот он, Дерек, не знает, как еще реагировать на происходящее. На улице слишком мерзко. С момента появления метки Дереку кажется, что все в этом мире слишком противно и вычернено. Шагая по проезжей части, он вспоминает Дженнифер и в который раз убеждается, что все его проблемы произрастают из всей этой соулмейтской херни. Он уверен — Дженнифер никогда не ушла, если бы на ее запястье не появилась метка. Они ходили бы в кино, ели суши на ужин и ссорились по пустякам. Но странная природа решила не заморачиваться такими незначительными вещами, как его чувства.       До встречи своего соулмейта остается шестьдесят восемь часов, и Дерек удивляется, как быстро летит время. Только сейчас оно бежит не вперед, а назад, принуждая его к тому, чего он не хочет. По телевизору нет ничего интересного. Дерек оставляет его включенным, таращится на полупустую бутылку вина и еле-еле удерживается от желания написать своей уже бывшей девушке, что он чувствует. За окном грохочет гроза, и это становится поводом, чтобы допить и выкинуть из окна осточертевшую бутылку. Она разбивается слишком громко, у Дерека закладывает уши, но он доволен — вообще-то он хотел кинуть ее на крышу машины одного из соседей, но и так сойдет. Очень даже весело, если считать, что на сегодняшнюю ночь это его единственное развлечение. ***       На вторую ночь он решает не пить. Это смешно, но Питер всегда говорил, что алкоголь — не лучший советчик. Дереку насрать, потому что другого советчика у него нет и не предвидится. Он старается не смотреть на время, но чувствует каждую минуту, излучаемую меткой: она загрязняет его кровь и является чем-то вроде лейкемии. И, все-таки, Дерек теряется в раздумьях, кого же припасла ему судьба, задумывается, каков будет их первый разговор, первая ночь вместе, а затем приходит в себя. После таких мыслей ему просто необходима бутылка виски.       Эта херня меняет его мировоззрение: раньше он и думать не смел, но сейчас ему до дрожи не хватает кого-то, обладающего такой же меткой. За это стоит выпить. Дерек подносит бутыль к губам, хлещет прямо из горла и хватается за телефон. — К черту тебя, — громко шепчет, тыча указательным пальцем в фотку Дженнифер, собирается с мыслями и удаляет сразу же всю папку под названием «отдых на Гавайях». Сейчас Дерек может думать только о том, что она уже отдыхает. С кем-то другим. И от него. В квартире слишком мрачно и грязно, но это больше хорошо, чем плохо — Дерек хочет избавиться от присутствия Дженнифер хотя бы в их общем доме, но в воздухе все так же парит запах ее духов, теперь уже перемешанный с резким запахом спирта. Выглядит это, мягко сказать, не очень.       Ему снова звонит Питер. Они говорят о том, как хорош искусственный снег и что любимая футбольная команда Дерека приедет в Сиэтл. Питер слегка вымотан, но говорит он все так же вальяжно. Словно ничего не произошло. А затем вскользь напоминает: — Как там Малия? Дерек закатывает глаза, но Питер слишком далеко, чтобы это увидеть. Дереку интересно, каким образом можно так легко оставить человека. Это не поддается никаким объяснениям — Дерек убивается из-за потери девушки, а Питер бросил собственную дочь, и ему, в принципе, нормально. Интересно, у него хоть иногда бывают угрызения совести? Дереку просто нужно это знать. — Сегодня она придумала какую-то безумную идею по поводу цвета глаз, — докладывает он, надеясь, что Питер продолжит расспрос. Но этого не происходит. — Понятно, — тонко отвечает он, и его интонация приобретает радостный оттенок. Время поговорить о чем-то другом. Это время Дерек ненавидит больше всего. — Слушай, — Дерек комкает слова, словно туалетную бумагу: получается слишком сухо и отрывисто, и он в тайне надеется, что этого никто не заметит, — как ты умудряешься помнить? Питер молчит. — О чем? — настороженно спрашивает он. — О Малии. Например, какого цвета у нее глаза или какую музыку она слушает? Дело заключается в том, что Дерек не помнит, как улыбалась Дженнифер. Нет-нет, он помнит многое, например, какие духи она любила, что обычно ела на завтрак, как звучал ее утренний голос и даже сколько ложек сахара нужно было насыпать в чашку. Дерек помнит абсолютно все, но то, как она улыбается, почему-то нет. Все размыто, словно он видел ее сто лет назад, но это не так — фактически они виделись неделей ранее, и Дерек не понимает, почему и как это происходит. Наверное, эти гребаные соулмейты как-то действуют на его и без того воспаленный мозг.       Питер молчит. Это становится чем-то опасным, о чем пишут в книгах и рассказывают в фильмах. Тем самым молчанием, разрушающим горы. — Я не помню, — спокойно произносит Питер, — какой у нее цвет глаз? Голубой? Слушай, — прибавляет он, уловив недоброжелательную тишину, — забывать нормально. Все когда-нибудь забудут. Дерек шумно выдыхает в трубку. Наверное, так оно и есть, но с этой мыслью надо свыкнуться. А самый хороший компаньон — это бутылка крепкого виски. И Дерек знает, чем он займется этой ночью. ***       На третий день алкоголь заканчивается. И это даже хорошо, ведь нельзя же пить вечно? Дерек не алкоголик, у него даже нет личного мини бара, поэтому, когда в доме не остается ни единой бутылки, снисходительно качает головой и решает заняться чем-то более полезным — третий день отгула подходит к концу, а он так и не успел отдохнуть. Если конечно битье пустых бутылок и отборный мат не входит в перечень его новых развлечений. Дерек решает почитать. Когда-то он очень любил это делать, но это было до Дженнифер. Дерек пытается вспомнить, чем еще увлекался до встречи с ней, но не припоминает ничего, кроме просмотра фильмов. И, конечно же, алкоголя. Дерек старается не обращать внимания на часы на запястье, но это выходит в разы хуже, чем он себе представлял. Кожа буквально горит, и ему не остается ничего, кроме как лицезреть, что до встречи со своим соулмейтом осталось буквально четыре часа. И как только люди это терпят?       Четыре часа. Дерек отрывисто смеется, понимая, что никуда не выйдет в ближайшие семь. — Хреново ты подготовилась, Вселенная, — хрипит он, развалившись на диване и наконец-то, впервые за четыре дня, улыбается. Он помнит только отдаленные звуки телевизора и телефон. Открывая глаза, смотрит на экран и тяжело выдыхает. На дисплее значится уведомление о том, что завтра ему надо будет сходить к бабушке Дженнифер. Вернее, надо было. Дереку хочется пить, чертыхаться, и, к слову, покинуть это помещение. Что он и делает. Наспех застегивает куртку и вылетает из квартиры, словно ошпаренный. Ему срочно нужен алкоголь.       В магазине, до которого он бредет битых сорок минут, пахнет прохладой. Дерек никогда этого не замечал, но после ухода Дженнифер абсолютно все начинает видеться ему в другом свете. Или это воздействие метки? В магазине нет практически никого, да это и не мудрено, ведь на часах практически четыре утра, и Дерек непроизвольно косится на еще одни часы, те, которые невозможно снять. До встречи со своим соулмейтом остается двадцать семь минут, Дерек закатывает глаза и признает, что Вселенная в очередной раз провернула все по своему разумению. На этот раз ему хочется коньяк. Один из самых дешевых, чтобы прожечь все внутренности, не платя запредельные суммы. Схватив первую попавшуюся бутылку бредет к кассе, протягивает кредитку и молчит. Ему почему-то становится интересно, есть ли такой же знак у продавщицы? Щурится, но не замечет ничего необычного. Она точно не может быть его родственной душей.       На лавочке у магазина зависают два подростка, и Дерек хочет крикнуть, что ясли уже закрыты и им пора домой, но сдерживается. Его бесит, что подростки курят, да и вообще бесят все счастливые и веселые люди. Потому что веселье отныне слишком редкий гость в его жизни. Время заканчивается ровно через минуту двадцать три секунды, и Дерек останавливается посреди дороги, оглядываясь по сторонам. Может быть кто-то поднимет руку? Замечает, что кроме подростков и кассирши здесь никого нет, разворачивается и идет вверх по улице. А затем снова смотрит на собственное запястье.       Когда исчезает последняя секунда, он буквально не соображает, что делает. Встает посреди улицы и поднимает руку. Это происходит слишком спонтанно, поэтому Дереку не остается ничего, кроме как оглядеться по сторонам. Он и не мечтает увидеть чью-то поднятую руку, но видит. Пытается разглядеть этого человека и даже делает несколько шагов к магазину.       Не заметить парней среди безлюдной улицы нереально. Они курят, о чем-то говорят и искоса поглядывают в свои телефоны — это самое обычное поведение подростков, когда-то Дерек сам был таким, и он ничуть не удивлен. Единственное, чего ему хочется, так это вырвать у одного из них (самого щуплого, коротко стриженного и в этой дурацкой рубашке) пачку сигарет. Дерек ненавидит, когда кто-то курит, а особенно, когда это делают дети. Дженнифер не любила рубашки, и Дерек попросту перестал их носить, но на курящем пацане она смотрится как нельзя лучше. Дереку даже кажется, что он красив, но, чтобы убедиться точно, ему нужно видеть что-то большее, чем его спину.       Дереку хочется провалиться под землю.       Щуплый паренек, которого он, кажется, где-то видел, сидит на скамейке и робко поднимает вверх ладонь. — Это конец, — думает Дерек, запихивая ладонь в карман ветровки, — хуже и быть не может.