Не отринь меня

Полковник в отставке Самуэль Гаррет, покинувший свой полк по причине серьезного ранения в последней боевой операции, нервно смял в кулаке яркую упаковку от дешевых армейских сигарет. Курить хотелось так, что сопротивляться сил не было, и он, воин, закаленный в боях, не страшившийся ни ксеносов, ни еретиков, воровато оглянулся по сторонам и перебежками от дерева к дереву отправился в сторону старого плаца. Если вы думаете, что на Кадии есть места для идиллических картин сельских радостей, то вы ошибаетесь. Да, были еще лесистые и горные области, где природа хранила свой, если не первозданный, то хотя бы дикий облик, но в основном все было покрыто следами деятельности человека. Часто вырубая лес для закладки новых казарм или поселения, кадианцы натыкались на заброшенное кладбище, фундаменты строений, в которых угадывались города, или вовсе нагромождение корпусов техники, которые ржавчина изжевала своими беззубыми челюстями. Там, куда отправился полковник, за купами кустарника высились развалины, и расстилался заросший травами и низкорослыми тонкими деревьями плац. Здесь он мог побыть в полном одиночестве и совершить то, на что ему не хватало духу под взглядом его рыжеволосой химеры. А именно – закурить крепкую штучку, взбадривающую дух и тело до того, что кожа покрывалась мурашками, а волоски во всех местах вставали дыбом. Полковник усмехнулся игривым мыслям. Но пока было явно не до них. Достав узкую золотистую сигарету, он постучал ею о крышку портсигара со стертой надписью – единственное, что осталось от Гаррета старшего, также полковника и отличного отца по совместительству. Он был таким же рыжим, как жена Самуэля, его любимая Нэн, и обладал таким же бешеным темпераментом. Как бы она ему понравилась, если бы он все еще был жив. Но Кадия рано закрывала глаза своих сыновей. Самуэль Гаррет подумал, что если бы прокопать внутрь в поисках первозданной земли, то рыть пришлось бы бесконечно долго, пробираясь сквозь слои захоронений. Полковник тряхнул головой и отогнал непрошеные горькие мысли. Именно они заставили его закурить Это. Миссис Гаррет одарила бы мужа убийственным взглядом и не замечала бы его долгих два-три дня, как будто он пустое место, а вовсе не предел ее девичьих мечтаний. Затянувшись терпким дымом, полковник почувствовал, как сердце, пустившееся вскачь при первых затяжках, успокаивается. Он присел на траву и задумался – роскошь, которую давно не мог себе позволить. Тишина, сигарета с травкой и возможность побыть одному. Его Нэн. Она отстранилась, закрылась от него. Все ее мысли занимал их сын, Кларк Гаррет. Крепкий трехлетний малыш, которого язык не поворачивался назвать малышом. Пусть Нэн пускает пыль в глаза кому другому, Самуэль Гаррет зрел в корень – их сын никогда не был обычным мальчишкой. Да похоже, никогда и не будет. Мальчик пошел тогда, когда другие только ползали. Топот неуверенных детских ножек быстро превратился в галоп босых пяток по комнатам, по лестнице, по двору. Этому вихрю в детском обличии не грозила простуда. Сколько раз полковник ловил сына, когда тот в осеннюю распутицу, от которой ныли кости Самуэля Гаррета, топал по луже босыми ногами и радостно смеялся, отбрасывая ногой рептилий, не засыпавших в холодную пору, а сползавшихся в лужу в надежде полакомиться слизью, появлявшейся на ледяной воде. А чего стоило одеть это гибкое, вертлявое тельце, боящееся щекотки, во что-то теплое и подобающее холодной погоде. Его Нэн махнула рукой и позволяла мальчугану бегать так, как он хочет, но полковник не мог на это смотреть. Не то чтобы он кутал мальчика или был к нему излишне нежен, нет. Но так не полагалось, это было неправильно. Надо было беречь здоровье, чтобы потом служить Императору, а не быть жалким служащим где-нибудь на военных складах. Малыш Кларк Гаррет весь светился детской радостью и непосредственностью, но у полковника каждый раз дрожали руки, когда он видел, какие игрушки выбирает его сын. С кухни пропали ножи и один очень острый тесак, которым полковник рубил особо крупные куски мяса с костью. У него чуть не лопнула голова, когда он увидел, как мальчик, весь обвешанный острыми ножами, прыгает через лезвия вкопанных в землю столовых приборов и, громко улюлюкая, метает тесак в забор с такой силой, что он уходит на хорошие два дюйма в старое дерево. И это в два с половиной года, спаси нас Император. Ни одного пореза, ни одного перелома. Здоровье мальчика казалось бесконечным. Вспоминая себя в детстве, Самуэль Гаррет часто задавался мыслью – а его ли это сын? Но Кларк так был похож на Нэн… И еще. Он знал, что был единственным мужчиной в жизни Нанэрль Гаррет. Остальных незадачливых ухажеров, каковых достаточно в любом полку, миссис Гаррет оставляла с милыми воспоминаниями о себе в виде отбитого мужского достоинства, срезанной мочки уха, сломанного носа, а одному, особенно наглому, она просто перерезала сухожилия, оставив беднягу полным инвалидом. Ей был нужен только он, полковник Гаррет. Похоже, парнишка пошел в мать. Со стороны зарослей послышалось пыхтение – кто-то тащил нечто тяжелое через траву, и полковник, потушив почти докуренную сигарету, спрятал бычок в портсигар на будущее. Каково же было его изумление, когда над зарослями травы показалась рыжая голова его сына. Мальчик тащил тяжелый мешок в сторону зарослей, куда сам Самуэль Гаррет предпочитал не ходить. И сыну запрещал. Похоже, опять началось. Полковник сдвинул брови и закаменел лицом. Кому-то предстоит тяжелая оплеуха. Миссис Нанэрль Гаррет наблюдала за передвижениями своего мужа, который, как вороватый новобранец, стащивший что-то из полкового котла, перебегая от дерева к дереву, дислоцировался в сторону заброшенного плаца. Опять. Ему опять понадобилось уединение и крепкая сигарета с дурью. Нэн вздохнула. Они были отличной парой, любящей, настоящей семьей. Но с рождением сына между ними пролегла маленькая трещина, которая, похоже, собиралась превратиться в огромный овраг. Их сын, ее сын, маленький Кларк Гаррет – самое лучшее, что есть в этом мрачном мире. Совсем скоро полковник займет пост, чтобы не сидеть без дела после ухода с боевой службы, и Гаррета она пристроит в один из детских садов, где будет служить и воспитывать юных кадианских сорванцов, за которыми большое будущее. Рука уже не та, чтобы оставаться одним из лучших снайперов полка, да и сердце просто разрывалось от мысли, что сына придется оставить на Кадии, а самой отправиться туда, куда прикажет Империум. Лучше она отдаст всю себя, но вырастит из сына достойного слугу Императора, и не только из него, но и из других детишек. Кларку уже год, как полагалось посещать такой сад, но они все тянули, поскольку у сына была задержка речи. Даже не так. Он просто отказывался говорить. Нэн была уверена, Кларк все понимает и отвечает ей без слов – улыбками, гримасками своей чудесной мордашки, жестами, но говорить малыш после того тяжелого случая отказывался. Его здоровье было восхитительным, а вот речь… В общем, они с полковником решили дать малышу еще немного времени, прежде чем отдавать его к другим детям. Нэн вздохнула. Она слишком хорошо помнила, когда именно замолчал ее чудесный сынок. Самуэль Гаррет набрал в грудь побольше воздуха, но окрик так и не вылетел из его рта – сил не было. Он стоял перед Гарретом младшим и просто не знал, что делать под чистым взглядом широко раскрытых глаз сына, который в упор смотрел на отца и улыбался. Он так и ждал одобрения, всем своим видом показывая, как он рад неожиданному появлению отца. - Зачем ты это сделал? Как ты мог? Кларк, как? Немедленно ответь! – Полковник наконец сумел подчинить себе голос, заставив его не дрожать и не срываться. Пока он приводил себя в порядок, из головы вылетело, что сын молчит и не может ему ответить. Давно молчит. Еще с того случая. На поляне, в самом центре, лежал мертвый пес. Он был больной, с перебитыми ногами и вылезшей шерстью. Рядом с ним, вокруг, лежали птицы. Мальчик выложил их большим кругом вокруг трупа пса. У каждой из них был изъян – увеченная лапа, разбитый клюв, не позволяющий есть, опухоль под крылом или раздутый зоб. Полковник не поленился осмотреть их всех. Каждую птицу поразила какая-либо хворь. Еще один круг – кошки. Грудь полковника заломило. Еще три дня назад, после травли крыс, по нерадивости или недосмотру, приманка, пропитанная ядом, оказалась в мисках хвостатых охотников за грызунами. Они съели все подчистую и пропали. Провинившийся, солдат из группы дезинфекции, клялся, что такое не повторится, и сам отправил себя на дисциплинарные работы. Кошек было жалко всем. Маленький Кларк притащил всех сюда, пятнадцать трупов хвостатых зверьков. Это была какая-то мозаика смерти, и самое страшное, что выложил ее трехлетний мальчуган. - Кларк, ты убил их? Мальчик уверенно кивнул и улыбнулся. - Но зачем, разрази тебя гром? К чему? Вытяни руки. Детские ладошки доверчиво потянулись к отцу. Полковник что есть силы ударил по маленьким пальчикам, и сын заревел, но ладошки не убрал. - Кларк, как ты мог? Они же… Они же… Руки! – Рявкнул он, что есть силы, и головка мальчика наклонилась ниже. Полковник бил по пальчикам сына, пока его собственная рука не заболела, а горло не начало саднить от криков. И тут прибежала она, его Нэн. Она окинула взглядом поляну и выхватила сына из-под руки отца. Прижав Кларка к себе, Нэн спрятала лицо в пушистых волосах сына и начала тихонько нашептывать слова утешения. Мальчика качало, как на ветру, изо всех сил он обнял мать и всхлипывал без слез, молча. Как всегда. - Отойди от него, Нэн, посмотри, что он наделал. – Самуэль собрался оторвать сына от матери, но отшатнулся от холодного взгляда супруги. Когда она смотрела так, к ней даже подойти было страшно. Это был взгляд, каким Нанэрль Гаррет выслеживала врага. - Сэм, стой. Сам посмотри. Он не сделал ничего дурного, посмотри сам. - Он убил всех этих бедных тварей, а ты… - А я говорю, посмотри. Не ты ли вчера рассказывал ему, что сильный зверь убивает слабого не из жестокости, но чтобы выживали сильнейшие? Не ты ли говорил при нем, что это правильно, когда он плакал над заклеванным курами цыпленком? - Но это же совсем другое дело, Нэн. Они бессмысленные твари, а он человек. - Сэм, ты не прав. Он поступил так, как ты ему говорил, его отец. «Вылечи, а если не можешь, прерви жизнь». Вспомни. Этот пес умирал, его гнали все, кто только мог, а Кларк кормил его, больного и увеченного, а потом просто прервал его страдания, как и советовал его собственный отец. Ты что, забыл? Посмотри на птиц, они все больные. В таких мальчишки кидают камни. И кошки. Он собрал их всех. Мне даже страшно подумать, куда он залезал, их разыскивая. - Он убил их. Он убил каждого. – Но до Самуэля Гаррета начало доходить, что пыталась толковать ему Нэн, но сдаваться он не желал из свойственного ему упрямства. - Так объясни ему, что это неправильно, а не бей! Научи, как облегчить страдания, научи, как выстрелить в голову. Но бить ребенка, не разобравшись… Сэм, как ты мог? – Нэн разрыдалась, прижимая к себе дрожащего сына. - Может быть, до тебя уже дойдет, Нанэрль, что он не такой невинный ангелочек? – Слова вырывались раньше, чем Самуэль мог их остановить. - Ты помнишь, что нашли на этом месте, когда копали котлован? Да, Нэн, тот самый камень, как и в первый раз, о котором ты предпочитаешь молчать. Не отворачивайся от меня! – Заорал он. - Кто знал об этом? Я, ты, два-три из взвода, только кому они расскажут? А он нашел это место также, как и в первый раз. Он их чувствует и убивает невинных тварей в таком проклятом месте. – Сэм сплюнул. – В нем порча, Нэн. И пора бы тебе это уже признать! Мысль о том, что он говорит такое про собственного сына, сводила Самуэля с ума, но остановиться он не мог – накипело. - Самуэль Гаррет! Наш сын – не ангел, но и порчи в нем нет, он просто другой. И пора бы тебе это уже запомнить. С ним надо… - Бережно? Ласково? Я выбью из него всю дурь. – Полковник был сам себе противен, но остановиться не мог. - Я… - Что-то внутри толкнуло Самуэля, и он изо всех сил дернул Кларка к себе. Нэн попыталась прижать мальчика и спрятать, закрыв собой, и тогда полковник, ненавидя себя все сильнее, ударил свою жену, чтобы заставить ее отпустить сына. С криком Кларк Гаррет кинулся на отца, и отточенным движением отбросил его на землю и заломил руку так, что тот не мог пошевелиться. Трехлетний мальчик заставил взрослого мужчину корчиться от боли и выть, извиваясь на траве и осыпая все вокруг грязными ругательствами. - Достаточно, Кларк. – Нэн тихим голосом обратилась к сыну, и тот мгновенно отпустил руку полковника и кинулся к матери. - Мама, они ведь и вправду умирали. Я просто помог им. Кошек рвало кровью, я таскал им воды и вливал. Они хотели меня поцарапать, но я справился. Кошки плакали от боли и кричали, я просто не мог. - Милый, в следующий раз скажи мне, и я тебе помогу и научу, как правильно. – Нэн гладила сына по голове, вслушиваясь в звонкий голос, который прозвучал впервые за два года. – Обещаешь? - Обещаю, мама. - А теперь дай руку и пойдем… И как я рада, что ты снова говоришь. - Я всегда умел, просто не хотелось. – Кларк улыбнулся сквозь слезы, взял за руку маму, и они пошли к дому, оставив отца лежать на земле в полном одиночестве. Полковник Самуэль Гаррет лежал и смотрел в небо Кадии, чувствуя себя полностью разбитым и одиноким. …Врач смотрел на скрючившуюся под серым покрывалом рыжеволосую женщину. Сколько уже таких он видел? Обычное дело, беременность и война несовместимы. Но с ней все было иначе. Это был ее единственный шанс родить, а теперь он был потерян. Если только она не согласится. - Миссис Гаррет, то, что я Вам предлагаю, пойдет на благо Империума и будет сделано во славу Императора. Это будет Ваш сын и только Ваш, поверьте. Любой анализ, любая экспертиза подтвердит, что родителями рожденного ребенка являются Нанэрль и Самуэль Гарреты. Но. Сразу говорю Вам, на время оплодотворения, если можно так сказать, Вы остаетесь в клинике, где за Вами будет полный уход, пока ребенок не начнет развиваться в Вашем теле. Роды пройдут здесь же. В дальнейшем мы будем наблюдать за Вашим ребенком без Вашего согласия. Но что Вам до этого? Вы получите прекрасного сына и будете счастливой семьей. - Это одобрено Инквизицией? - О да, миссис Гаррет. Все бумаги будут Вам представлены. В Ваших руках – будущее этого слуги Императора и достойного сына Империума. Я не предлагал бы Вам этот шанс, не будь Ваша кровь и состояние здоровья столь подходящими для нашей цели. Да, еще одна деталь. Ваш супруг останется в неизвестности. С него достаточно знать, что с Вами все в порядке, и беременность не прервалась. - А он будет человеком, доктор? Мой ребенок? - Вам достаточно знать, миссис Гаррет, что он будет рожден Вашим сыном, а в дальнейшем ему предстоит стать верным сыном Империума, сильным, выносливым, настоящим сыном Кадии. Я ответил на Ваш вопрос? - Да. – Женщина вылезла из-под покрывала, и врач который раз восхитился ее дикой грацией и красотой. – Я согласна и готова все подписать. - Отлично, миссис Гаррет, другого мы и не ждали от рожденной на Кадии. Ведь мы, кадианцы, отдаем все за то, чтобы Империя сдержала удар Темных сил… …- Ответьте на мой вопрос, инквизитор. Что стало с тем кейсом и его содержимым? Вы что-то упоминали про секретные лаборатории на Терре, et cetera, но мне хотелось бы знать больше. Что там с моим посевом? Ведь Вы увезли семена прекрасных всходов, так сказать, если говорить аллегорически. Когда я создавал, когда трудился над этим научным открытием, то про себя называл все происходящее «возвращение к корням». Кодовое название моего эксперимента – зубы Колхиды. Улавливаете связь? – Фабий Байл с удовольствием наблюдал выражение непонимания и работу мысли на бледном лице Конрада Джарвиса. – Ну вот, хоть что-то Вы не знаете. Признайтесь, отвратительное чувство. Казалось бы, ответ, он где-то рядом… Но ускользает. «Век живи…» - продолжите сами. - Вы правы, professore. Поясните. Признаюсь, я в затруднении. – Чувство охотничьего азарта охватило Конрада Джарвиса, и он весь превратился в слух, не забыв громко хрустнуть пальцами. - Древнетерранская легенда о зубах дракона, посеянных в тучную землю и взошедших воинами, не знающими усталости. Правда, достаточно тупыми, чем и воспользовался герой древности, не помню его имя. Я не допустил подобной ошибки. Мой материал, мои всходы не кинулись бы спорить из-за камня, а перво-наперво перерезали глотку кинувшего данный предмет в их стройные и слаженные ряды. Как же долго тянулись эксперименты… - И Фабий с довольным видом уставился куда-то над головой инквизитора, а Конрад Джарвис в этот момент ясно представил себе огромные миры-лаборатории, где отбирались лучшие, а выбракованный материал уничтожался сотнями и тысячами. Лучшие давали новое потомство, и отбор происходил снова и снова, и все это под пристальным взором Фабия Байла. И так пролетали века… – Так что там мой посев? - Скажу так, professore, я нашел следы того, что он дал всходы. Эксперимент был пущен в ход, к сожалению, больше ничего мне пока не удалось узнать. Фабий расхохотался, и сердце Джарвиса дало сбой. Вот оно. - Как давно это произошло, инквизитор? И учтите, Ваш ответ крайне важен для Вас самого. - Насколько я смог узнать, примерно десятилетие тому назад. Что же взволновало Вас, professore? Что заставило Вас смеяться? - Вы – верный слуга Трупа на троне, Конрад Джарвис, и судьба Империума должна волновать Вас, не так ли? - Несомненно. - Тогда в Ваших интересах найти каждый из всходов. Возможно, уничтожить. Каждого. Мне пора кое-что уточнить. Поскольку заказчиков было двое, и каждый преследовал свою цель, я ставил не один эксперимент, а целых два. Остановите взрыв вопросов, я сам продолжу тему. – Фабий пристально наблюдал за Конрадом Джарвисом. – Как же мне нравится видеть, как Вас охватывает азарт охотника. Дайте мне полюбоваться на ваши инстинкты хищника и продолжим дальше нашу захватывающую беседу. Империум в опасности, инквизитор. Вот что значит использовать что-то, не догадываясь об опасности, исходящей от данного предмета.