Не отринь меня

Это был день, когда они стали изгоями. Нет, не так. Это был день, когда они стали избранными. День скорби, потому что братья отвернулись от них. День радости, потому что они нашли свой путеводный луч. Он был архивариусом, хранителем ордена, его малой ветви, и мог себе позволить некую высокопарность. Они – часть огромного целого, часть Кабалы… Спор продолжался долго. Обычно для таких встреч избранные братья выбирали пустынное место, заброшенный город, развалины культового сооружения, да что угодно, лишь бы им не мешали. Экранирующие щиты скрыли место встречи от Вселенной мощными полями, пробить которые было невозможно. Все присутствующие стояли в световых столбах, но не как выставленные на всеобщее обозрение редкости, они были скорее тенями в сумраке. Ярко освещались лишь те, кто готов был изречь слово. Посланники Вселенной, отбросившие расовые различия, как лишние одежды. Они были объединены общим стремлением – укрепить равновесие мироздания и продлить существование миров в непрерывно изменяющемся бытие. Хотя цель была прекрасна, и, что самое главное, достижима, споры о методах этого самого равновесия вспыхивали все чаще. Среди братьев не было единообразия и единомыслия. И это было основой их общества. Каждый свободен, и это нерушимо. Встречи могли быть теоретическими диспутами, тянувшимися множество часов, а могли быть резкими вспышками агрессии, когда решение находилось в течение мгновения. Сегодня они вновь говорили о Звездном Дитя. Некое сочетание слов и только, но какую бурю эмоций оно несло в себе. Звездное дитя частью братства было проклято уже до своего появления на свет и желанно для других ветвей Кабалы, как глоток влаги после полудня в обжигающей пустыне. Писавший отложил стилус и утер глаза. Опять его уносит поток эмоций, а для архивариуса это серьезный недостаток. - Мы должны ждать. Не мне вам объяснять, благородный Тит, что время бесконечно. И мы, стоящие на страже, не должны спешить и, пытаясь ускорить или замедлить его течение, нарушая законы природы и мироздания. - Сколько ждать? День, два, годы, мгновения, мы и так ждем слишком долго. Тысячелетия уже потеряны. Миры гаснут, как звезды на восходе, а солнце, с коим я сравню появление Звездного Дитя, все еще не вышло из-за горизонта, не осветило скорбные сумерки нашего существования, благоразумный Фарзиций. Время бесконечно только в том случае, если существует тот, кто способен за ним наблюдать. А если мы все умрем, так и не дождавшись? Для нас время кончится. - К чему такое витийство? Звездного дитя нет, и мы будем ждать, сколько положено. - Нет? А может быть, ты скажешь, что его не было и не будет? - Тит! - Фарзиций! А если я не хочу ждать? Если я свободен от любых доктрин? Если я… - Если ты что? Что ты предлагаешь? Ты взволнован, брат мой, и потен. Ясность твоего восприятия замутнена низменным желанием получить, обрести, иметь. Не нарушение ли это основ, брат мой? - Я предлагаю создать Звездное Дитя. Здесь и сейчас! Мы должны обрести его и явить миру. Мы выпестуем бесценное зерно и превратим в огромное древо, чьи корни объединят Вселенную, чьи ветви даруют покой и дадут приют. Всем и каждому. - Еще одно вечное древо, Тит? Нет уж, увольте. Древо однажды падет, а Звездное Дитя смотрит в вечность и должно смотреть. - Я говорил иносказательно, просто хватит ждать. Хватит! Он сам являлся созданием, ведь ты понимаешь, о ком я говорю, так поступим же и мы подобным образом. Император Человечества… - Так во-о-от ты куда замахнулся, Тит. Не будет этого. Я накладываю вето. Мы будем ждать и, возможно, закончим свое существование, так и не дождавшись. Но нарушать законы природы мы больше никогда не будем. Никогда, слышите? Сведения о появлении Императора крайне скудны, но даже то, что мы знаем, порождает ужас и хаос в умах неокрепших. Присутствующие ответили гулом далекого эха. Они были разделены пространством и в зале присутствовали лишь их образы, но казалось, что все они здесь, так сильны были их эмоции. - Я не согласен и не покорюсь, Фарзиций. Я свободен, как и мои братья, вся ветвь, от имени которой я говорю здесь. И духом, и сознанием, как и следует каждому. Отныне мы пойдем другим путем. Не путем пассивного ожидания, нет, мы будем искать, гореть, плавиться в горниле. Но получим желаемое. И тогда трепещите. Вы будете вынуждены признать нашу правоту и поклониться нам. Даже не так, вы поклонитесь Ему, Звездному Дитя! Мы все склонимся перед ним, падем ниц! - Это Ваше право, Тит, как и право быть свободными, но отныне и до того момента, пока истина твоих слов не воссияет, подобно солнцу, и пока вы не явите Звездное Дитя нам всем, вы изгнаны. – И вновь раздался далекий гул, как будто волны ударили о берег и отхлынули в безбрежный океан. - Кабал отвергает вас, но оставляет право жить. Ваше неотъемлемое право, но такое раздражающее, признаюсь. И помните, неуспех будет для вас концом. Архивариус промокнул влажные глаза. Они были ветвью Кабал, ветвью, сильной, но оставленной в одиночестве. Были тысячелетия исканий, сомнений, тревог. Скоро придет день, когда отверженным поклонятся, изгнанных примут, ибо Семя дало Всход. Он проснулся. Сон улетел, и Клауд как всегда попытался осознать, что он все-таки видел, пока блуждал по дорогам сна. Одним из уроков Наставника было умение анализировать сновидения. Глаза видят слишком много. Что-то осознается, что-то просто остается в памяти. Сон позволяет получить новое знание на основе увиденного, услышанного, пережитого. Клауд любил смотреть сны. Этот был совсем простым, просто подарил ему отдых после насыщенного дня. Усевшись на кровати, юноша оглядел цветы, наполнявшие спальню, кинул взор в зеркало, поймав взгляд своих глаз, и мысленно проглядел все то, что предстоит сделать сегодня. Клауд помнил себя совсем маленьким и знал, кто он, и что от него ждут. Не сейчас, в далеком будущем. Сейчас он только послушная глина, но со временем будет крепок, как алмаз, и также бесценен. Он сам подбирал себе Наставников, сам делал выбор, это было его право. Его ошибки были неоценимы для жизненного опыта – так говорили старшие и позволяли Клауду их совершать. Однажды он объелся сладким, до тошноты. Другой раз чуть не утонул в водоеме, желая получить нимфею, такую красивую. А еще были порезы, ожоги, ушибы. Он познавал мир методом проб и ошибок, определяя для себя самого дальнейший путь. Свой и этого мира, который Клауду предстоит сохранять и защищать. Но это потом. Клауд вновь потянулся к цветам, опустив нос в ковер из фиалок. Если нельзя жить в саду, значит, сад должен поселиться у него в спальне. Пора было вставать, новый день всегда нес новые открытия. Наставник смотрел на Ученика, который, словно котенок, прятал нос в цветах. Такой юный и такой одинокий. В этой огромной спальне среди пены белых простыней и блеска зеркал, которые показывали Ученику его облик и учили контролю над собой, Клауд казался еще более тонким и хрупким, чем был на самом деле. Он отнюдь не был неженкой, Наставник давно перестал сражаться с ним на игровых мечах и кинжалах, поскольку удары тонкой руки были сравнимы с мощным пинком атлета. Бег, плавание, стрельба, пахота, фортификация, рыбная ловля, работа в кузнице, фехтование – всего не перечислить. Тут не было места изнеженности, пресыщенности. Надо сказать, что занятия себе Клауд подбирал сам, это было его право. Наставники лишь оценивали его выбор и давали советы. Давно ли этот юноша был маленьким мальчиком? Время промелькнуло незаметно. От нахлынувших чувств дышать стало тяжело. В груди Наставника защемило, и серые щупальца пришли в движение. При помощи их он всасывал дополнительный воздух. Клауд внешностью был человеком, тогда как окружавшие его были представителями всех возможных рас и форм жизни, которыми так богата необъятная Вселенная. Наставник вспоминал, что предшествовало появлению Клауда, когда его еще только предстояло обрести. После долгих споров они, изгнанные и порицаемые, решили обратиться к тому, кто мог исполнить их безумный замысел. К ужасу генной инженерии и величайшему ученому Империума. И предателю имперских истин, тому, кто отринул своего создателя, взбунтовавшись против уготованной ему судьбы вечного служения… - Вы тратите мое драгоценное время, которое я мог бы использовать на изучение дополнительных мускулов на ноге атурийской жабы. Ее прыжковые функции великолепны, и кто знает, не решу ли я пересадить данный функционал Вам, чтобы убедиться в его совместимости с организмом иного вида? – Фабий Байл негодовал. Эти выскочки, раздутые от собственной значимости, кажется, забыли, кто перед ними. Ну что ж, он тоже забудет о рекомендательной записке Двадцатого легиона, переданной ему с неуемным пафосом, и позабавится немного. - Мы принесли Вам патент на вечную славу, говоря аллегорически, если Ваш опыт удастся, а наш заказ будет выполнен. В средствах мы не ограничены. У Вас будет все. - Вообще все? Они раздувались от собственной значимости, и Фабию хотелось сбить с них спесь. Он ненавидел это качество, как в людях, так и в Астартес, и старался искоренять его любым способом. - И даже наши жизни, Байл, если понадобится. Мы пришли к Вам, потому что только Вы способны быть равным Ему и даже первым в этом споре двух величайших умов. Ваш разум ученого сравним только с Ним, с Императором. Фабий с удивлением убеждался, что эти фанатики действительно пришли за тем, о чем говорят. Они прямо-таки излучали свет самопожертвования и упертости. Это становилось скучным, и он решил подумать об их странном заказе, раз уж они готовы дорого заплатить. - Поймите, если Вы, конечно, способны сделать это, я могу создать все, что угодно, любую оболочку. Время, средства – и у вас будет точная копия того, кто мирно гниет на Золотом Троне, со всеми волосками, морщинками и прочим. Отпечатки пальцев будут идентичными. Но задайте себе вопрос – не будет ли мое творение лампой без огня? Подумайте, что вам надо, лампу или огонь, ее освещающий, дающий свет, согревающий? Свет Его разума, Его сила. Сам знаю, что слишком поэтичен, но боюсь, что мои научные выкладки введут вас в тупик. - Поймите и нас, господин Байл, Вы – лучший. Даже так, Вы – единственный. И Вы правы. Нам не нужна жалкая копия, нам нужен Его дух, который блуждает по волнам варпа. Его невозможно получить, мы сами знаем, но Звездное Дитя, которое будет равным Ему, а, может быть, и превзойдет, должно снизойти к своим покорным и бережным хранителям. Однажды Император был создан, для Вас это не секрет, ведь так? – Фабий кивнул. - Далее путь Его был тернист и скрыт в тумане прошлого. Так вот мы хотим получить от Вас основу. Получив ее, этот краеугольный камень, мы воспитаем, выпестуем Звездное Дитя. Он пройдет путь тысячелетий и станет нашей надеждой. Вот, что мы хотим от Вас. - Значит, вам не надо, чтобы Император Человечества во плоти помахал вам дланью и сказал: «Salve!»? Вот и славно. Потому что как раз такого создать проще простого, голема без души и разума, просто жалкую копию, пустой сосуд. - Вы согласны? - Согласен ли я? Скорее да, чем нет. Но мне потребуется часть вечности и неисчерпаемый источник ресурсов. - Вы получите испрашиваемое. Они ждали тысячелетиями, изгнанные, порицаемые, одинокие, среди света холодных звезд. Фабий Байл сообщал о каждом шаге своего научного эксперимента, и они то поднимались на пик надежды, то падали в глубокую пропасть отчаяния. Ученый посвятил их в свой план. В этом Дитя будут бесценные частицы генов Императора и все лучшее, что тот вложил в свою очередь в свои творения: в примархов и Астартес. И плюс кое-что от самого Байла. Фабий скрещивал, спаривал, уничтожал, регенерировал. Поистине он был творцом. И вот, они дождались. Искомое было близко. - Подойди сюда, Клауд, поклонись мне, и начнем. – Наставник с удовольствием видел, что Клауд не вздрогнул от неожиданности, а лишь повернулся к нему, оторвавшись от цветов. – Что из занятий ты выбрал на сегодня? - Я хочу поработать в кузнице, а затем в тир. У меня сегодня прием? – Клауд сбросил белую широкую рубаху и подошел к Наставнику. - Да. И прием будет утомителен и тяжел. Тебе придется говорить через переводчиков и соблюсти все ритуалы. Одежда должна быть безупречна, подумай над этим. – Он с удовольствием наблюдал, какими широкими были плечи Клауда, и как тонка была его талия. Кое-где кожа была несовершенна, но ему говорили, что у юношей земной расы это проходит, когда наступает период подготовки к спариванию. Спаривание… Наставник вздохнул. Вот еще одна забота, которую предстоит решить. Но не сегодня. Это был их вечный спор, что все-таки первично в их питомце – человеческое или надчеловеческое. Нужно ли ему то, без чего не может обычный юноша? Это требовало всестороннего обдумывания и решения. Клауда они пока не спрашивали, чтобы не смущать. Юноша с изяществом поклонился, и они начали утренний поединок. Наставник пытался опутать его щупальцами и бросить на пол. Клауд же старался нанести точный удар в болевую точку, таившуюся там, где у человека начинались бы ноги. У его Наставника не было ног, он скорее был похож на огромного кальмара. Впрочем, так интереснее. Наставник выпустил целый пучок щупалец, опутав ими тело Клауда, но тот, не растерявшись и не отдавшись приятному чувству тепла, исходившему от них, сжал их в руках и резко рванул вниз. Наставник оказался у его ног, а Клауд направил руку, собранную в щепоть, в сторону болевой точки. - Ты не нанес удар. – Наставник был совершенно спокоен, хотя схватка была бурной. – Почему? - Не хочу причинять Вам боли. Я одержал верх, этого достаточно. - Я доволен тобой. Запомни, или уничтожь, или помилуй, но никогда не причиняй лишних мучений. - С Вас цветы, Наставник. Вы обещали. Хочу еще фиалок. Их аромат будит во мне странное волнение, и мне оно приятно. Вы чувствовали когда-нибудь, как некий запах или мелодия будят скрытое воспоминание? Наставник засмеялся, поднимаясь с пола. - Клауд, дорогой мой мальчик, ты должен требовать. Попробуй еще раз. Клауд отметил, что Наставник проигнорировал его вопрос. Однажды это стало озарением. Его Наставники не хотят и никогда не отвечают на то, что касается его чувств. Они просто обходят эти темы стороной. Особенно они не любили, когда Клауд пытался, как бы это сказать, вспомнить. И он нашел выход – он стал собирать свои вопросы, нанизывая их, как бусины на ожерелье, чтобы потом самому отыскать ответы. А заодно понять, почему их это беспокоит и даже пугает. - Могу я с Вами не согласиться? – Клауд стал серьезен и внимательно поглядел туда, где должны были находиться глаза Наставника, скрытые тяжелыми складками грубой темной кожи. – Требует слабый, сильному приносят сами. Те, кто признают власть сильного, стремятся дать ему просимое как можно быстрее. Если сильный требует, он слаб. - Sapiens dominabitur astris, Клауд. – Щупальца опутали юношу с нежностью и заскользили по его огненным кудрям, падающим на плечи. – Ты радуешь меня каждый день, и я чувствую, что не зря смотрю на этот мир. Клауд без улыбки отдавался этому дождю прикосновений. Его лицо было спокойно и даже отрешенно, но он знал, Наставник чувствует, как он счастлив. Во всяком случае, внешне. А глубоко внутри был запах фиалок, будивший в нем странное чувство покоя. Много позже, стоя под многочисленными взглядами, пронизывающими его в пытливом поиске изъянов и достоинств, Клауд позволил себе минуту отдыха. Он хорошо знал, что пока им восхищаются, у него есть несколько мгновений побыть собой, предоставляя восхищенным окружающим любоваться совершенной оболочкой. Клауд знал, что был безупречен. Его рыжие волосы падали легкой волной на черное одеяние, прилегавшее к телу, как вторая кожа. Лазурная накидка без рукавов, скрепленная тонкой цепью, подчеркивала его изысканность. Наставники могли быть довольны, он притягивал взгляды, оставаясь холодным и недостижимым. Когда-то толпа его пугала, но он преодолел этот страх. Закованный в броню своего совершенства, юный Клауд, гордость и непрерывная забота Кабал, внутри своего разума пересчитывал бусины вопросов, мечтая когда-нибудь найти на них ответы. …Фабий Байл мерил шагами лабораторию, Хирургеон посвистывал. Ученый размышлял над тем, как поступить ему с излишками биоматериала. В последнее время все шло не совсем так, как он рассчитывал. То, что ему удалось, было потрясающим. Он смог заложить основу нового существа, стоящего выше, над человеком. Как он и рассчитывал, не все шло гладко. На последних этапах, когда казалось, что проблема решена, часто вместо одного единого и совершенного организма в ходе развития он получал двойни и тройни, делившие все качества будущего объекта между собой. Это было досадно, но неизбежно. Впрочем, неожиданное препятствие пришло оттуда, откуда Фабий Байл не ожидал. Ученый с досадой сбросил со стола стойку с инструментами, давая работу гудящим сервиторам. Его заказчик получит свое, если будет достаточно сноровист и обгонит инквизицию Терры, внезапно вмешавшуюся в его дела. Как они пронюхали? Впрочем, скорее всего, это – стечение обстоятельств. Но это уже не его проблемы. Готовый биоматериал с самыми биологически сильными образцами был украден. Ну что ж, пусть Кабал будут расторопнее, найдут следы, вмешаются, заставят совершить посев и заберут себе всходы. Собственно говоря, какая разница, кто будет вынашивать плод? Гораздо важнее то, что появится на свет. Фабий потер подбородок и взглянул на обширные ряды с пробирками и колбами. А вот что делать с остальными… Конечно, можно было их уничтожить, как он и собирался поступить, но что-то останавливало ученого. Скорее всего, врожденная рациональность. Тем, что хранилось в его лаборатории, можно было заселить две-три планеты. Сильные, выносливые, жизнелюбивые. И вот куда это все девать? Подопытных зверюшек ему хватало, и было жаль использовать свое творение на научную забаву. Они отличались от предыдущих, тех, которые были похищены, только одним, но важным качеством – развившись, они превратились бы в исполнителей, тогда как те, из серебряного кейса, они могли стать вершителями судеб и народов при должном воспитании и уходе, такой в них был заложен потенциал. Они, потому что Фабий не исключал появления близнецов, или двойняшек. Хотя об этом говорить было рано. Для начала требовалось найти след похищенного. У Кабал длинные руки, и им не составит труда получить свое, хотя они далеко не всесильны и не всеведущи, и это радовало, потому что отвечало целям ученого, о которых Кабал знать не следовало. Фабий ни минуты не сомневался, что, получив свой фетиш, столь долгожданное живое существо, которому уготовано стать тем самым Звездным дитя, они возьмут его под полный контроль и полностью проверят на наличие, говоря иносказательно, инородного, чуждого. Им нужно совершенство, но покорное и контролируемое. Они только забыли, что Фабий отнюдь не был ягненком на полях науки. Всегда интересно держать маленькую ниточку от разума своего создания. И у Фабия она была. Он окинул взглядом пробирки с биоматериалом. Всегда приятно чувствовать, что можешь управлять, даже теми, кто еще не родился.