Не отринь меня

Юлия сидела на низкой каменной скамье между двух фонтанов в самом прохладном месте белокаменных терм. Высокие шпалеры за ее спиной обвивали плети бордовых роз, образуя душистый ковер, ласкающий обоняние. Сюда почти не долетали белые клубы пара от бассейнов с горячей, ароматной водой и от душевых, откуда слышались голоса и смех. Она не любила жару, да и тонкая белая ткань, которую девушка предпочитала в это время суток, могла намокнуть от пара и прилипнуть к телу, подчеркивая его форму и линии. Не то что она стеснялась своего внешнего вида - тело ее было прекрасно, хотя многие считали, что она несколько широка в бедрах, просто предпочитала не привлекать к нему внимание. В мире Юлии жители были высокими, мускулистыми, не скрывающими свое совершенство. Мир оживших статуй, не стеснявшихся созерцать обнаженное тело и показывать себя другим. Она же была тем редким экземпляром в этом музее, который хоть и был безупречен, но все же отличался от общепринятых стандартов. Широка в бедрах, не тонкий стебель, подверженный всем ветрам и невзгодам, а созревшая яркая красота, наполненная жизненной силой и здоровьем… Юлия помнила, как тяжелый корабль впервые опустился на эту безмятежную планету. Воздух, такой легкий, душистый после замкнутой и выхолощенной атмосферы корабля, озера, наполненные кристальной водой. Казалось, что судьба, трепавшая их столетиями, как кошка мышь, наконец, смилостивилась. Юлия покинула Землю, как сейчас любят говорить, в незапамятные времена. Это было путешествие в один конец, и каждый поднимающийся на борт корабля знал об этом. Только третье или четвертое поколение должно было прибыть в этот рай и обрести свой новый дом. Какими же они были наивными... Они верили этому кораблю, как чему-то живому и незыблемому, забыв, что в холоде космического пространства нет ничего вечного. Кроме них - экипажа, который искали и подбирали в течение двух столетий в глубочайшей тайне. Юлия зябко повела плечами. Ей до сих пор было не забыть то, как проходил полет. Впрочем, об этом после. Она ждала принимающих омовение и, похоже, ждать осталось недолго. Смех звучал громче, заглушая нежное журчание прохладных струй фонтана. - Лейтенант Байл, полотенце. И хватит пялиться на птичку. Уже наверняка представляешь, как препарируешь пернатое создание у себя в лаборатории. Здесь есть объекты получше пернатой твари, орущей, как орда ксеносов. – Фулгрим обсыхал под теплым вихрем ласкающей струи воздуха, благоухающего вербеной. Байл взглядом заботливого врача оглядел примарха и в очередной раз его душу переполнило восхищение – его Феникс был истинным совершенством без единого изъяна. Такая прекрасная кожа, гладкая, без прыщей и потертостей, даже в тех местах, где они обычно возникают несмотря на все ухищрения. Его восхищение не осталось незамеченным, Люций бросил в него дозатор пены в виде белой раковины и, пока Фабий отфыркивался от разлетевшихся брызг, завопил: - Хватит пялиться на задницу Феникса! Она, конечно, восхитительна, но оторвись уже. - Он засматривается не только на представителей местной фауны и на нашего Фулгрима. Вы видели, примарх, как наш Фабий смотрел на женщину? – Эйдолон увернулся, но недостаточно быстро, и полотенце, брошенное Фабием, ударило ему прямо в лицо. - Она не женщина, прошу не забывать. Юлия экспонат, который ходит, дышит, благоухает, ест и хранит под своей черепной коробкой весьма изощренный мозг. – Пена была смыта с лица, и Фабий про себя отметил, что она совершенно не жжет слизистые глаз. Необходимо будет узнать технологию производства и внедрить это вещество в легионе. - Впрочем, я не отказался бы познакомиться с ней поближе. Послушать ее пульс, ну и… - Фабий смотрел сквозь пар и видел очертания сидящей женской фигуры во всем белом. Что бы он там ни говорил братьям по легиону, но ему нравилось наблюдать это создание. Она была обворожительна, эта Юлия. С научной точки зрения, разумеется. - Ты заставил бы бедняжку выдать тебе все жидкости ее маленького тела. Байл, уймись. Перестань быть апотекарием хоть на мгновение, стань ценителем. – Фулгрим поймал полотенце, с удовольствием оглядывая своих Астартес. Все-таки его братья-примархи могут с досады сгрызть свои кулаки – Дети Императора неповторимы в своей индивидуальности. И только он с Байлом знает, какова была цена этому совершенству. Одежды были расправлены, волосы легли мягкими прядями, удобные сандалии не сжимали ногу, а защищали ступню, показывая переплетением ремней красоту подъема каждого из Астартес. - И все-таки, нам повезло. Удача, эта своенравная богиня, сидит на моем плече. – Фулгрим закрепил на плече изящную пряжку в виде двух переплетенных рыб – символический подарок, врученный на первом приеме. - Мир встретил нас не ксеносами и не упертыми фанатиками, а потомками наших общих предков. Это приятное разнообразие, вы не находите? - Один Люций недоволен. Его искусство будет вынуждено ждать до следующего раза, поскольку противника среди местных мы не найдем. Они мирные до мозга костей, и это не может не радовать меня, как апотекария. - Пусть его меч подождет в ножнах. – И Фулгрим подмигнул. - Идемте к ней и насладимся заслуженным отдыхом и восхищением прекрасной женщины. Юлия смотрела на идущих к ней образчиков мужского совершенства. Когда она увидела их впервые, на заседании Совета, ее потрясло созвучие их тел и сознания. Вслушиваясь в речи предводителя, которого они называли «примарх», Юлия недоумевала, к чему такая нецелесообразность. Ведь Астартес были всего лишь воинами, по сути дела, живыми орудиями, созданиями своего неведомого Императора. Зачем им эта красота, если она не предназначена для продления рода? У них совершенно отсутствовал зов плоти. Или он был крайне своеобразным, она еще не разобралась. Юлия жила слишком давно, чтобы быть сентиментальной в этом вопросе. Фазан ярок, а его курочка носит скромные серые тона. Павлин распускает хвост, и все это для того, чтобы их заметили самки. «Плодитесь и размножайтесь», как сказал кто-то еще на Земле. Кто же это был? Юлия слегка нахмурилась, вспоминая. Она и не догадывалась, какую прекрасную картину являет собой, стоя в белых одеждах с золотым поясом под грудью прекрасной формы и длинными волосами цвета гречишного меда. В глазах подходивших не было привычной для мужчин похоти, лишь восхищение, чистое и безразличное. Она благодарно улыбнулась в ответ. Ей нравилась эта отстраненность. Она оставляла много вопросов, а Юлия очень любила находить ответы. …- Что скажете о нашей находке, об этой ветви человечества, затерянной в холодных глубинах космоса? - Фулгрим лениво развалился на низкой тахте с огромным количеством подушек и валиков, которые полагалось класть под голову, как им объяснили. Местные жители знали толк в хорошем отдыхе. И хотя его тело нуждалось в нем крайне редко, побаловать себя Фулгрим всегда был рад. - Мы говорим о жителях этого мира или о Совете? Если о жителях, то это мирный народ, даже чересчур мирный, и в меру просвещенный. Никаких излишних знаний, а также сомнений, декадентства, страданий и бунтарства. Они едят из рук у Совета, предпочитая оставлять работу мыслей на эту дюжину. Этот мир вольется в Империум без особого труда. А вот если мы говорим о Совете… Тут дело серьезнее. Я не уверен в их полной искренности, примарх. – Соломон Деметр стоял у ложа Феникса, не желая последовать примеру примарха. - Что тебя тревожит? Весь вечер ты был замкнут, Соломон, даже больше, чем обычно. – Фулгрим взял с фаянсового блюда горсть ягод и зажмурился от удовольствия - такой легкий вкус сладости с кислинкой. Жаль, что среди его легиона нет ботаника. Хотя, возможно, на Ультрамаре оценят этот плод долгой селекции. Робауту нравилось все, что может приумножить и без того прекрасный мир Макрейджа. – Что конкретно тебя беспокоит в этих людях? - У них пустые глаза, примарх. В них нет огня, любопытства. Их лица спокойны, приветливы и бесстрастны. Они движутся, как автоматоны. Мне даже кажется, что в нас больше людского, чем в них, в этих двенадцати. - Не признак ли это мудрости, Соломон? – Фулгрим говорил легкомысленным тоном, играя кистью на уголке подушки, расшитой шелком, но Деметр видел – примарх доволен его наблюдательностью и предельно серьезен. - Я бы сказал, что из их глаз на меня смотрела вечность, примарх, и мне это не нравится. – Деметр помрачнел и передернул плечами. – Вы давали мне книгу, там было сравнение. – Сказал он, как бы пересиливая себя. – Таким взглядом могла бы смотреть смерть. Фулгрим согласно кивнул. - Этот мир приведен к Согласию, мой храбрый капитан Второй роты, и это главное. Все подписано и запротоколировано. Я добавлю к твоему наблюдению свое. – Фулгрим заложил руки под голову и уставился в потолок. Соломон Деметр знал, его примарху не нужен отдых, как обычному человеку, но именно в этой позе Фениксиец любил предаться размышлениям. Капитан старался тише дышать, чтобы не нарушить ход мыслей примарха. – Вспомни художников, Деметр. Да что художники, вспомни женщин, их взгляды. Иногда они так горячи и зовущи, что хочется вымыть руки и умыть лицо, чтобы освободиться от их вожделения. Ты чувствовал нечто подобное, пребывая в обществе женщин, там, у нас? - Иногда. – По лицу Соломона было видно, что ему неприятно вспоминать об этом. - Теперь вспомни Юлию. Ту самую, которая ждала нас в термах. Что ты чувствовал, когда она смотрела на тебя? Соломон задумался. - Вот и я об этом. Ее взгляд чист и холоден. Она восхищена нами, но голос плоти, он отсутствует. Когда она смотрит, я не чувствую ее волнения, жара, лишь легкую прохладу, и меня это забавляет. - И холод, мой примарх. Холод вечности. - Полагаю, мне стоит обратить на нее немного больше внимания, хотя, должен признать, она мне не по зубам. Возможно, самым разумным будет отослать ее на Терру с сопроводительным письмом. Отец будет доволен. Он до сих пор любит загадки без ответа… Конрад Джарвис вглядывался в сидевшего перед ним гения. Фабий Байл был погружен в воспоминания, и инквизитор все еще не понимал, как эти воспоминания связаны с происходящим. События, о которых шла речь, были из прошлого. Еще не пал Хорус, Воитель, Ересь не расправила свои щупальца и не погрузила их в плоть Империума. И сам Конрад Джарвис еще не появился на свет, а планета Нострамо не была уничтожена. - Эта женщина, Юлия, она связана с Вашим трудом, professore? Я немного потерял… - Нить? Так найдите ее, моя Ариадна, и идемте дальше, в самое сердце лабиринта. Не отвлекайтесь, инквизитор. Я медленно, но верно раскрываю Вам все. - Я весь внимание, professore. Так что же эта Юлия? - Она была Вечной, если Вы понимаете, о чем я. А Вы понимаете, как я вижу. – Байл кинул Конраду Джарвису острый взгляд. Казалось, он считывает работу мысли инквизитора не хуже самого точного осциллографа. – Под мои байки Вы почти задремали поначалу, а сейчас горите любопытством. Этот азарт пьянит Вашу кровь… Если кратко, корабль, на котором летели переселенцы, вели те самые Вечные, впоследствии ставшие Советом нового, девственного мира. Корабль летел через космос, одни поколения сменяли другие, и все это время Совет был тем самым вечным двигателем, который не давал обычным людям впасть в энтропию. Там было много подробностей, которые я пока опускаю, мне они сейчас безынтересны. Одним словом, они долетели, колонизировали планету и стали жить и размножаться под пристальной опекой Совета, который стал хранителем традиций, знаний, судом и всем, чем только можно. Сейчас я понимаю, что она испытывала, эта дивная женщина. Но тогда… Я был очарован, инквизитор, с научной точки зрения, разумеется, и размышлять мне было некогда. …Была уже ночь, теплая, наполненная ароматом цветов и тонкими голосами ночных птиц. В такое время Юлия спала или бодрствовала, встречая восход луны, сидя у журчащего фонтана, в чаше которого плавали ленивые рыбы с чешуей, отливавшей золотом. Ей нравилось смотреть на их хаотичное движение, время от времени подкидывая корм, который рыбы ловили жадными губами. Нехитрое развлечение, но оно успокаивало. Но только не сегодня. Ей хотелось чего-то иного, необычного. Снова и снова Юлия возвращалась в мыслях в термы. Его глаза, давно мужчина не смотрел на нее так. Пожалуй, никогда не смотрел. Этот звездный воин, казалось, пересчитывал каждый волосок на ее голове, каждую клетку ее кожи. Его взгляд не просто раздевал ее, он снимал с нее кожу и доходил до мышц. Это волновало и сладко тревожило. Мужчины мира Юлии давно перестали смотреть на нее как на женщину. Пожалуй, она была для них прекрасной статуей с неисчерпаемым системным блоком. А это было так досадно. Сигнал тревоги вызвал ее в архивы Совета. Похоже, речь шла о чем-то серьезном, иначе бы Юлию не потревожили. Пока она спускалась на нижние этажи, ее проинформировали по связи, что один из свиты примарха Третьего легиона наложил руку на архивы, связанные с медицинскими изысканиями. Легкая улыбка прихотливо изогнула плотно сжатые губы Юлии. Она уже догадывалась, кто это сделал, и прикусила губу от восторга. Встреча обещала быть как минимум интересной. Он встретил ее без всякого волнения, чувствуя себя хозяином ситуации. Как же Юлии нравилась его внутренняя свобода, воина Астартес на службе примарха. Никакого подобострастия или преклонения, основанного на страхе. Никаких ограничений на пути, которые он для себя считал правильными. Фабий Байл, жадный до знаний, беспринципный и фантастически одаренный. Таких она раньше не встречала. - К чему было лично спускаться сюда, великолепная Юлия? Это все теперь принадлежит Империуму, а значит, Вашему покорному слуге, то есть, мне, а значит, тебя зря побеспокоили. - Спускаться или нет – это мне решать, лейтенант Байл. Покорному слуге? – Юлия оглядела Астартес с головы до ног, для этого ей пришлось привстать на цыпочки и запрокинуть голову. – Вот уж нет. Покорности в Вас нет ни на вот столько. – И она показала ему свой тонкий пальчик, вызвав улыбку на лице Астартес. - Вы чувствуете себя здесь хозяином, Фабий. Берите все, мне не жаль. Тем более, теперь это собственность Империума, как Вы сказали. Я только отмечу, что конкретно Вы взяли, чтобы не нарушать документированного отчета. - К чему, Юлия? Империум это я, а я – это Империум. Или Вы приверженец порядка, как наши кузены из Тринадцатого легиона? Тогда Вам стоит поискать покровительство другого примарха, а не сияющего Феникса. Вот там, у Робаута Жиллимана, все будет надежно закаталогизировано, запротоколировано, каждая мысль получит свой инвентарный номер, и Вам прочтут множество нравоучений. Признаться, я давно жду, что он запишет их, эти нравоучения, и придаст им статус законов. - Как скучно. – Юлия повела плечами и развеселилась. – Чрезмерное протоколирование убивает любую мысль. Вы совершенно правы. Оставим все, как есть. И все-таки, - продолжила она, глядя снизу вверх на Астартес. – Что Вы присвоили? - Тут есть любопытные для меня данные о развитии организмов. – Фабий видел, что эта женская особь, обычно спокойная, как хорошо отлаженный механизм, прибывает в странном настроении. Пожалуй, она веселится. И это ей удивительно идет. Волосы растрепались, пульс бьется быстрее, губы приоткрываются, чтоб получить больше воздуха, щеки, такие бледные, как алебастр, алеют, словно на них упал луч зари. Мысленно Фабий сплюнул. В науке нет места для столь романтических сравнений. – Что Вас так обрадовало, блистательная Юлия? - То, что Вы оказались свободным, лейтенант Байл. А я ценю это больше всего на свете. Быть свободной, пока возможно. – Она смотрела на него сияющим взглядом, теплым, как луч солнца, и Фабий решил не упускать момент и добиться своего. - Правда ли то, что я слышал о Вас? – Он сделал шаг ей навстречу, и она не отступила. От перемены его тона и низких, завораживающих нот в обычно резким голосе бровь Юлии поднялась вверх, и она улыбнулась. - А что именно Вы слышали, Фабий? Я член Совета, и о нас много чего говорят. - До меня дошли слухи, прекрасная Юлия, что Вас не видели мертвой уже довольно много времени. А если быть точнее, никогда. Признаюсь, это для меня в новинку. Он ожидал любой реакции, кроме этой. Эта женщина веселилась, как будто он был лицедеем, одним из тех, которым покровительствовал его примарх, чего Байл никогда не мог понять. Кривляния на сцене на глазах у всех – что тут хорошего? Хотя, в мире всегда было немало извращений и странностей. - Допустим, слухи верны, что тогда? – Она облизала сочную нижнюю губу. «Волнуется» - подумал Фабий, - «Значит, я попал прямо в цель». - Тогда, бесценная Юлия, и в этом случае Вы действительно бесценны, как я и сказал, не краснейте, я бы хотел получить от Вас как можно больше, в самом прямом смысле. – Астартес надвинулся на Юлию и сжал ее руки своей огромной, теплой рукой с аристократически прекрасными длинными пальцами. – Юлия… - Его голос окутывал ее, словно легчайшее облако. – Я хочу Ваши ткани. Я хочу все, что смогу получить от этого великолепного тела. Поверьте, я сохраню их, как величайшее сокровище. Такой, как Вы, вернее, таких тканей у меня никогда не было. Я препарировал лягушку, которая умирала во льдах, а потом воскресала к новой жизни, регенерируя свои органы. Да что там лягушка, были еще рептилии всех мастей, да мало ли кто был в моей прозекторской. Но Вы… Вы бесценны, Юлия. Вы мыслите, куда до Вас какому-то земноводному? Неожиданным для самого себя жестом он поднес ее руку к губам и опустился на одно колено так, что их головы оказались на одном уровне. «Кожа теплая и сухая, значит, я не напугал ее. Атака удалась. Добавим накал страстей, и…» - Я мог бы получить силой все, что хочу, парализовать Вас, погрузить в сон, и уже через час был бы обладателем бесценных образцов Вашей жизнедеятельности. Но я… Уважаю Вас. И не только. - Почему же, Фабий? – С полуулыбкой она смотрела на него, а Фабий Байл вспомнил бесценное полотно из хранилищ лорда-регента, Малкадора Сигиллайта, на котором давно умершая дарила миру свою неувядающую загадочную красоту, и тайну губ. - Потому что в Вас нет вожделения, которому подвержены прочие самки. Вы чисты, как воздух, и также неуловимы. И Вы умны. Или Вы будете со мной спорить? Юлия коснулась его щеки, и что-то в глубине Фабия дрогнуло. Он вспомнил, что выгонка из листьев для поддержания равномерного кровотока давно готова и ждет тестирования. Но сердца его продолжали стучать в отличном от обычного состояния ритме, то замирая, то разгоняясь от предвкушения. «Только аритмии мне не хватало» - проворчал про себя Фабий. - Не буду спорить. Я согласна. Идемте же, и я дам Вам то, о чем Вы просите… - И нежные горячие губы коснулись его породистого носа. …- И эти образцы…? – Джарвис сверлил глазами размечтавшегося ученого. - Да, инквизитор. Они оказались удивительно жизнеспособными. – Фабий потер подбородок, с удовольствием наблюдая, как взволнован его собеседник. Как же нравилось Байлу выводить инквизитора из себя, заставлять его сгорать в огне азарта и предвкушения, и наблюдать за тем, как он замирает, глубоко погружаясь в свои мысли. - И Вы их использовали при исполнении заказа, не так ли, professore? - Вы схватываете на лету, мой мальчик. Так что я использовал не только мой генетический материал, но и ее, бесценнейшей Юлии. Не напрасно я хранил его, как некое сокровище. Клетки продолжали жить и делиться. Она восхитительна. И она Вечная, не забывайте об этом. - Куда уж тут забудешь? Но продолжайте, я весь внимание. …Юлия раскинулась на мраморном столе, словно прекрасный ирис, только что срезанный безжалостной рукой. Убирая инструменты и полученные образцы, Фабий Байл любовался этой женщиной, такой холодной и такой прекрасной в своем насмешливом спокойствии. Его прикосновения были нежны, насколько это было возможно, и даже почтительны, но, похоже, иной раз весьма болезненны, поскольку ее тело пронзала сильная дрожь. Он ощущал ее всем своим существом и радовался неслыханной удаче – получить в свои жадные руки бесценный биоматериал и еще ощутить этот взрыв чувств, который рождали прикосновения к этой восхитительной плоти. Когда все будет кончено, он изучит каждую клетку, взятую у этого изумительного тела, и сделает выводы. Кажется, он сказал «холодной»? Он лгал. Подо льдом таилось пламя, которое обожгло даже его. - Это было прекрасно, Фабий. – Она улыбалась чуть насмешливо. – Если бы не боль. Вам стоило предупредить меня. - Если Вы срываете розу, Юлия, пораниться о шипы проще простого, но это же Вас не остановит? Вы хотели оказаться здесь, со мной. Боль – всего лишь боль, она проходит. - Конечно, хотела. – Юлия положила руку на локоть Фабия, и он погладил нежные пальцы. - Тогда терпите. Наука требует жертв. – Он говорил холодно, но она чувствовала теплоту под взглядом этих удивительных глаз, таких же, как у его примарха. Фиолетовых, таких, какими бывают первоцветы, выглянувшие из-под снега после долгой зимы. Юлия их особенно любила за тончайший аромат и обреченность. – Как Вам удалось остаться такой, свободной? Вы ведь понимаете, о чем я, Юлия? Вам, одной из тех, кто ограничен ритуалом и властью? Вы лежали на столе, я мог делать все, что хотел, но Ваш дух главенствовал над этой изумительной плотью, таящей волнующие загадки. Я могу препарировать Вас, откачать всю кровь… - Снять кожу. – Юлия улыбалась понимающе. - Да, и это тоже. Материя раскроет все свои тайны, а вот Ваш дух, он неуловим. Он чарует меня своей силой и изменчивостью. Мой примарх… Пожалуй, даже он не пылает столь ярко, сколь Вы. Такого я никому не говорил и не скажу никогда. И дивные пальцы вновь коснулись его руки. - Я была взаперти, Фабий. Мы летели непозволительно долго. Стены корабля, обязанности и так – целую бесконечность. И вот тогда я пообещала себе, быть свободной. Всегда. – Она смотрела на него прямо, так, как ни одна женщина не смотрела на Астартес. Как жаль, что нельзя увезти этот редкий цветок в легион. Хотя, возможно, позднее… …- Это была Ваша последняя встреча, professore? – Конрад Джарвис почувствовал, как его горло пересохло от внезапной догадки. - Вот к этому я и веду. И если Вы, инквизитор, будете достаточно терпеливы, то я продолжу. А если нет… - Professore. Как я уже говорил, на целый год я абсолютно свободен и с нетерпением жду продолжения. - Будет Вам продолжение… Конрад. Произносить Ваше имя удивительно приятно. С ним связано столько воспоминаний. – Фабий хищно поглядел на инквизитора. – А Ваша история? Это блюдо с оплавленной дырой от Вашего плевка тревожит мое воображение, инквизитор. - Я всегда выполняю свои обещания. А потому – все впереди. – И Конрад Джарвис хрустнул пальцами. …Клауд стоял перед ними, как требовал ритуал, полностью обнаженным. Они смотрели на него в упор, но он был спокоен под их взглядами. Клауд привык к восхищению, удивлению и иным чувствам, которые вызывал у наставников. Ему еще только предстояло выбрать себе покровы и снаряжение. Наставники объявили первую ступень инициации. Они стояли перед ним, взволнованные и гордые своим творением. Внешне Клауд был спокоен и безмятежен, как ему и полагалось, но в самой глубине, где он хранил вопросы и обрывки воспоминаний, бушевала буря. Они были горды самим фактом его существования, своими трудами, затраченными на его, Клауда, воспитание. Их восхищало, что их воспитанник был совершенен, как телом, так и разумом. А вот душа… Хотя какое им дело до его души? Их любовь и восхищение были всепоглощающими, но такими холодными. Однажды Клауд закрылся от них и стал тем, кого они желали видеть – их совершенным творением. - Итак, Клауд, твоя первая ступень. Жители, которых ты можешь видеть на пикте, ведут себя крайне враждебно по отношению к соседям. Это два кочевых племени, и вся вражда из-за колодца. Животворной влаги не хватает на всех. Гибнет скот, скудеют посевы, страдают люди. Одно из племен поработило другое. Проклятия льются рекой, и те, и другие утопают в ненависти. Иди и принеси мир на эти земли. Справишься ли ты? Он только кивнул, надменно вздернув бровь, и повернулся к снаряжению, которое ему надлежало выбрать. Наставники отошли в сторону, чтобы ни словом, ни жестом не помешать его выбору, не подсказать, не огласить свое мнение раньше времени и тем самым смутить, сбить настрой. Через несколько мгновений Клауд был одет и экипирован. Юноша покинул зал, не попрощавшись, как и следовало ему. И вот тут разбушевался шторм эмоций. - Он слишком самонадеян. Как так вообще возможно? Всего лишь экзоскелет, и это из того, что он мог бы взять. Какое непростительное упрямство, какое…! - Не забывай, что он свободен в своем выборе, брат. Хватит ворчать. Юноша отлично подготовился. Этот экзоскелет не только защитит его, но даст воду и все необходимое в засушливой и пустынной местности. Меня тревожит другое – зачем ему столько оружия? Простой лопаты было бы вполне достаточно, если Вы меня понимаете. Но его не слушали. Братья продолжали шуметь. - Экзоскелет. Какая косность взглядов. Я всегда говорил, что излишняя традиционность мешает в воспитании того, кто будет повелевать миром. Ведь есть еще жилет, дающий дополнительную защиту. А к нему шлем новейшей разработки, поступающий к нам из оплота Механикумов. Вы знаете, сколько сил я потратил?.. - И он воспользуется ими в следующий раз. Обещаю тебе. Давайте вернемся к оружию? - Если он будет, этот следующий раз. А если Клауда убьют? Он совершенен, но не бессмертен, во всяком случае, пока. И наступила многозначительная тишина. - Молчание, нетерпеливый брат мой. Бессмертен он или нет мы узнаем на следующей ступени. Клауд отнюдь не глуп, он идет налегке, не считая оружия. Так что вскоре нам предстоит восхищаться его изощренным умом и выбором. – Братья согласно зашумели. По правде говоря, я не представляю, что он сделает. Есть прямой путь. – Все Наставники закивали головой. – Я имею в виду вполне мирный, где ему пригодилась бы лопата. Посмотрим, что выберет Клауд. И сделаем выводы… …Гробовое молчание повисло под сводами, слышавшими годами гул восхищения перед юным воплощением Звездного Дитя. Клауд видел их насквозь, как будто его Наставники были из стекла. Они испытывали отвращение, непонимание и страх. Куда делась вся их любовь? - Ступень пройдена? – спросил Клауд спокойно. – Я хочу оставить вас. Мне не нравится то, как вы на меня смотрите. Это был мой выбор, и я его сделал. Земли, на которых гнездился раздор, вновь стали мирными. - Но почему, Клауд? Ты прошел ступень, не спорю, но нам бы хотелось узнать… Ты подаришь нам это право? - Да, но чуть позже. Я хочу уединения, и это не секрет для вас. Такова моя натура. Мне нравится покой и тишина. - Мы будем ждать тебя, Клауд, столько времени, сколько понадобится. - Отлично, Наставники. Я не задержу вас дольше, чем необходимо. – И Клауд покинул зал, отмечая про себя, как они напуганы. После он встал перед ними, смущенными, недоумевающими, испытывающими липкое чувство страха. Сам Клауд не чувствовал ничего. Как обычно. - Я уничтожил их всех, Наставники. За долгие годы племена не удосужились углубить колодец или вырыть новый. Их обиды, накапливаясь, порождали проклятия. Проклятия отравляли жизнь целым поколениям. Если бы я уничтожил только одно племя, на его место пришли бы другие, и все продолжалось бы вечно. Если бы уничтожил зачинщиков, их наследники продолжили бы дело отцов. Если бы я нашел для них воду, им было бы всегда мало. Алчность, злоба отвратительны. Казалось, они отравили даже воздух этой несчастной земли. Я очистил их долину, предал мертвых земле, а затем нашел три водяных жилы. Три колодца вместо одного. Однажды туда придут новые жители, и, возможно, история не повторится. Это был мой выбор. И я принес мир на их земли. – Клауд улыбнулся и вышел в полной тишине. - Что скажешь, Тит? - Скажу, что он великолепен и оправдывает мои самые смелые ожидания. Братья, перед нами будущий правитель, способный принять решение и нести на себе его тяжесть. - Но методы… - А что «методы»? Никто не обещал, что он будет овечкой, всепрощающей и доброй. Перед нами воин, и он жесток и неумолим. Как врач одним точным жестом вырезающий пораженный орган на благо всего организма. Клауд лежал среди цветов. Эти кочевые племена не шли у него из головы. Вечная жажда изменила не только их сознание, но и плоть. Истощенные женщины не могли дать потомство, и они воровали чужих детей, которые умирали без воды под равнодушными взглядами. Сколько бы еще длилось такое существование? Он дал им покой, всем, отправляя в загробный мир, где по их странной вере они будут вечность пребывать в бездонном океане, полном пресной воды. Первая ступень была пройдена. Однако хотелось бы знать, что ждали от него Наставники, и он спросит об этом, но не сейчас. Клауд закрыл усталые глаза, цветом подобные его любимым фиалкам.