Не отринь меня

Инквизитор Конрад Джарвис покинул удобное кресло в озаренном бледным светом луны патио и пересел в столь же удобное, но гораздо менее приятное для взгляда, кресло для диагностики, как с усмешкой объяснил ему профессор Байл. Незаметно для них сияющее пламя дня угасло, и наступила ночь. Теплая, переполненная ароматом трав, ясная, как душа младенца. «Надеюсь, она не будет моей последней» - подумал Конрад, с сомнением разглядывая кресло, прежде чем сесть. - Не коситесь на него, инквизитор, как на нераскаявшегося еретика. Сжечь Вы мою мебель не можете, потому терпите. Да, оно живое, и в этом его главная прелесть. Это огромный организм, принимающий форму, в которую создателю будет удобно его заключить. Я возжелал иметь кресло, и я его получил. Миллиарды ложноножек, незаметных Вашему орлиному взору, почувствуют каждую клетку кожи и соединятся с ней без всякого вреда для Вас. А я, я получу их реакцию и изучу Вас, видите датчики? - Только диагностика, professore? – Конрад понимающе осклабился улыбкой варана, устраиваясь поудобнее. Ему просто необходимы ответы этого непостижимого Астартес, а посему придется пожертвовать частичкой себя. - Конечно, нет. Диагностика необходима вне всякого сомнения, но это кресло способно и на другие функции. К примеру, - Фабий пригвоздил Конрада взглядом и взял в руки тонкий дисплей. - Если диагностируемый будет столь глуп, что помешает моим исследованиям, к Вам это вне сомнения не относится, инквизитор, Вы отнюдь не глупы, - Байл помолчал, порхая пальцам над дисплеями управления. – Так вот, мне стоит подать маленький импульс, и «кресло» сожрет любую органику, находящуюся в зоне его воздействия. Редкая вещь, как можете видеть. Пока мы беседуем, я получу кое-какие показатели. Мое терпение подходит к концу, и я крайне расположен получить от Вас ответы, инквизитор. Как и Вы от меня, не так ли? Так спрашивайте, да поскорее. - Тогда расскажите про второго заказчика. Кто он и что он? – Ощущение было странным, но отнюдь не неприятным. Легкое гудение тела, как после долгого бега, и приятная истома. - Смотрю, Вам начинает нравиться мое кресло. Однако, не раскатывайте губу, второго такого нет, а расставаться с этим я не собираюсь. – Байл вновь пробежал глазами по дисплею и, довольно хмыкнув, отложил экран в сторону. – Итак, заказчик. Скажу так, он вовсе не был заинтересован, чтобы Кабал получил свое Звездное Дитя, и если таковое случится, он хотел бы помешать этому в меру своих возможностей или вовсе получить мое творение под свой контроль. И все это, дражайший инквизитор, во имя справедливости и для потрясения основ Империума, столь ненавистного ему своей косностью и ханжеством. И столь дорогого Вам. Поистине он оригинал, этот заказчик. – Байл мечтательно улыбнулся. - Вы так не считаете? - То есть, Вы хотите сказать, что две силы борются за обладание Вашим творением? - И каждая из них, заметьте, имеет полное право на это. Одна сторона – в силу оплаты, а вот другая… Тут все гораздо интереснее. Эта сторона многое отдала, можно сказать, частицу себя, чтоб мое творение появилось на свет. Конрад Джарвис задумался, совсем забыв о том, где и с кем он находится. Картина постепенно начинала проявляться. Байл создал нечто, обладающее огромной мощью, и хуже всего было то, что это нечто полностью контролировалось некими силами, которые вполне могли направить энергию создания против Империума. И самое ужасное было то, что оно уже существовало. Наверняка. Получив в свои руки такой биоматериал, Инквизиция не могла не воспользоваться данной возможностью. Конрад Джарвис на собственном опыте знал, сколь безграничны были возможности лабораторий на Терре и других мирах. Император был не только великим правителем, он был величайшим из ученых. Пусть он временно прекратил свои научные изыскания, инквизитор Джарвис искренне верил в это, что временно, но исследования, начатые им, не прекращались по сей день – Конрад лично знал это. - Что за мысли бродят в Вашей голове? – Фабий Байл разглядывал сидящего перед ним. - Я пытаюсь просчитать алгоритм действия. Разыскать следы Ваших творений будет трудно, но выполнимо. По набору качеств они будут отличаться от обычных людей. - Брависсимо, инквизитор. Найти и уничтожить, как это по-имперски. А дальше? Учтите, времени у Вас не так много. Всходы быстро растут. Пока Вы гонитесь за одними, другие нальются соками, и кто знает? – Байл подмигнул Конраду Джарвису и углубился в данные, гроздьями огней вспыхивающие на дисплеях. – Да, еще, не забывайте об улучшенных образцах. Из этих появятся не просто бойцы. Вот кого Вам надо опасаться. И учтите, возможно, тот, кого Вы ищите, стоит за Вашим плечом, м? А при умелом руководстве или кодовом слове, как Вам больше понравится, может превратиться в страшное разрушительное орудие, от которого основы столь любимого Вами Империума могут и пошатнуться, что так страстно желал один из моих заказчиков. - И все-таки, второй, professore. Вернемся к нему? - Всенепременно, но чуть позже. Клауд смотрел в зеркало, придирчиво вглядываясь в отражение в поисках изъянов. Все как учили – ничего лишнего, лишь самое лучшее. Волосы огненной волной падали на плечи, глаза, розовые, как лепестки фиалки, прятались за прикрытыми веками. Бледное лицо, притягивающее к себе своей миловидностью, открытостью и простотой черт, оттененное большим отложным воротником из кружева, нежная кожа горла. И при всем этом Клауд сознавал, что таких, как он, тысячи. Его учили, как подать себя, как создать из своей внешности изысканное блюдо для взоров толпы, и это он умел в совершенстве. Но вздумалось бы ему затеряться среди людей - никаких затруднений это не вызвало бы. Все, как учили. Сегодня его вторая ступень. Прошли годы, он больше не был наивным юношей, открытым для тайн мира. Непрошеная мысль заставила его вздернуть бровь. Похоже, он больше не вырастет, хотя для развития тела пределов не существует, так говорили Наставники. Впрочем, к чему об этом? Клауда вполне устраивал его рост. Наряд был прост и изыскан – черный доспех, обрисовывавший тело, как вторая кожа, и голубая накидка, все, как обычно. Лишь белый кружевной воротник, эту деталь он ввел недавно, заставив Наставников поспорить по поводу его выбора. Они часто спорили, пытаясь его понять, но так и не познали его суть до конца. Иногда он столь явно чувствовал их страх, что даже научился находить в этом радость. Боятся – значит, оставят его в покое. Клауд вновь остановил взгляд на своих собственных глазах. Как будто заглянул вглубь себя. То, что он увидел, его успокоило. Наставник посоветовал взять с собой на испытание нечто, известное и дорогое лишь ему одному. Ступень обещала быть тяжелой, и он спрятал у себя на сердце маленький цветок из собственной спальни. Пребывая в полном одиночестве и изоляции, стоя как бы над всеми, Клауд чувствовал странное желание защищать, заботиться. Желание, которое он прятал глубоко внутри себя. Кого защищать – этого он не знал, но ему ужасно хотелось спрятать кого-то за своей спиной, чтобы этот кто-то доверчиво прижался к нему и стал частью его холодного естества. Холодного, так они считали, и он позволял им это. Клауд не разрешал себе дать волю воображению и чувствам, во всяком случае, в их присутствии. Ему и хотелось рассказать, поделиться, и при этом он боялся, что Наставники узнают о его скрытых помыслах. Почему он молчал? Клауд и сам не знал. Просто чувствовал, что так было правильно. Когда пришло время, он предстал пред ними, закутанный в свое одиночество - гордый, тонкий и погруженный в молчание. Тит смотрел на их общее творение и не мог сдержать слез. Это дитя, плод их надежд и ожиданий. Плод их яростных споров. Если сегодня он выстоит, то все эти годы волнений стоили того. Если же нет, придется начать все сначала. Но как же он прекрасен… - Клауд? Готов ли ты? Помни, пока есть возможность отказаться. – Тит старался, чтоб его голос звучал внушительно, но он прекрасно знал – стоит заговорить Клауду, и весь эффект пропадет. - И что тогда, Наставник? Что это изменит? – Мелодичный голос Клауда светлой птицей взлетел над группой Наставников, и те невольно замерли, впитывая в себя хрустальные тоны этого неповторимого звучания. - Мы отпустим тебя, и ты пойдешь своим путем. Ты свободен, как и каждый из нас, и даже сейчас волен выйти из этого зала и затеряться во Вселенной. – Тит с нарастающей тревогой вглядывался в Клауда. Ведь он может. Вот так развернуться и уйти. Молодой человек был бесстрастен и холоден, и это в такой день. Неужели они ошиблись? Клауд должен был пылать, а казался глыбой льда, бесчувственной и холодной. Ты слеп, как крот, Тит. Не видишь дальше своего длинного человеческого носа. Под глыбой льда я чувствую сияние его души. Мы не ошиблись, ни тогда, когда приняли колыбель с младенцем, ни сейчас. Голос Ишн'Аурона прозвучал в голове Тита, развеивая сомнения, согревая, ободряя. Так всегда было. Этот брат с далекого мира-океана был щедр на душевное тепло как никто другой. Тита всегда радовало, что Ишн'Аурон изъявил согласие стать личным Наставником Клауда после того, как аутарх покинул их. Все-таки, он не был Вечным. Если мальчик сумел выдержать все, что они взвалили на него, то только благодаря этому вороху щупалец и доброты, который носил имя Ишн'Аурон. Начинай же церемонию. Пора. - Мы не ошиблись, Ишн'Аурон? Клауд дорог тебе, и мне бы не хотелось… Начинай. - Клауд? – Тит заговорил, и все замолчали, понимая, что час настал. - Да, Наставник. - Ты готов? - Как всегда. - Тогда приступим. Посмотри на нас, на каждого. Взгляни нам в глаза. Что ты видишь? - Я вижу печаль, волнение, азарт, желание и другие чувства, которые не могу идентифицировать. - Прими же свою судьбу, Клауд. И если ты тот, кто мы думаем, ты восстанешь… Клауд чувствовал, как жизнь покидает его. Они нанесли свои удары так, чтобы убить не сразу. Он знал это искусство, его учили. Это было больно. Острые лезвия вспороли его органы без жалости, без малейшего шанса на выживание, тело кричало в агонии. Кто-то ударил дважды, и Клауд запомнил, кто. Лежа на плитах пола, в луже собственной крови, он не издал ни звука. Пока сознание было способно, он всматривался в лица Наставников, стоящих вокруг, и запоминал. А еще Клауд понимал, что это был не конец. Его учили логике, а вот это убийство было крайне нелогичным. Зачем убивать его после всех лет? Что не так? Боль стала нестерпима, слабость легла на глаза серым покрывалом, и он понял, что умирает. Где-то на груди, там, где должно было быть сердце, вместе с ним умирал цветок фиалки, растерзанный ударом кинжала, пробившим сердце… …Тихий, нежный голос, плеск воды и тепло мягкой ткани. «Мой маленький, такой рыжеволосый, как и я. У меня два чудесных малыша». И запах. Теплый запах, заполнявший все его существо. Молоко и фиалка… …- Ему нужна мать, Тит. Твой план провалится, без матери ребенок не будет полноценным. - Глупости, аутарх. Ты станешь самой нежной матерью этому крохе. Смотри, он улыбается. Конечно, ты в праве отвергнуть его, брат мой. Что, не хочешь? - Я приму этого малыша. - Вот как? Не монꞌкей? Малыш? - Еще одно слово, Тит, и я вышвырну тебя. Это дитя не имеет расы. Это дар звезд… …«Два малыша». Она сказала «два малыша». Она. Мама. Если только я выживу, если только… …Ишн'Аурон сидел в усыпальнице, который день ожидая восхождения. Тело было уложено в саркофаг из темного камня. Всего лишь плоть, пока без души. Органы обоняния Ишн'Аурона работали на полную мощность. Он боялся почувствовать, запах тления, уносящий надежду. Сколько вложено в эту юную душу, в эту личность. Если Клауд восстанет от сна смерти, значит, все было не напрасно, и Фабий Байл создал то, о чем они просили. Оставалось только ждать. Ишн'Аурон знал, как это бывает. Когда ты первый раз сбрасываешь покровы смерти, тебя переполняет ярость, гнев. Это все от боли. Клетки регенерируют со страшной силой, тело терзает голод. Нельзя оказаться на пути проснувшегося – потеряешь жизнь. Ишн'Аурон знал расы, где пробудившемуся от смерти предоставляли полную возможность выплеснуть свой гнев, свою обиду. Обычно в ход шли рабы или пленники. Он помнил, как его соплеменник задушил свои жертвы щупальцами, ощущая экстаз от их ломающихся костей и предсмертных хрипов. И вот теперь он сам добровольно сидит у усыпальницы и ждет. Ждет своего часа и заката своей судьбы. Его звездный мальчик должен явить свою истинную силу, поддаваться он не станет. Клауд. Звездное Дитя. Он был дорог ему до того, что Ишн'Аурон был готов или убить его, или отдать ему свою жизнь. Он пропустил тот миг, когда Клауд возник перед ним подобно молнии, бьющей в прибрежный песок. Ишн'Аурон жил очень долго, даже по меркам Вечных. Он был лучшим из лучших, и он оказался не готов к появлению своего ученика… …- Почему ты ударил дважды? – Клауд сидел на полу, прислонившись к собственному саркофагу, уложив голову умирающего Ишн'Аурона себе на колени. - Чтобы ты запомнил меня, Клауд, дитя мое. - Ишн'Аурон чувствовал, как кровь покидает его сердца, и они постепенно затихают. Тем лучше. Боль была слишком мучительной. А он очень не любил боль. – Ты прошел ступень. Скоро они придут. Наклонись и спроси то, что хочешь, и я отвечу, пока могу. - У меня был брат? – Клауд не стал тратить время на скорбь. Он понимал, что его Наставник уходит. Ишн'Аурон не был Вечным и сегодня он канет в глубины своего океана, о чем всегда мечтал. Во всяком случае, он так говорил. - Был. И есть. Если, конечно, его земной путь не прервался. Ты вспомнил? Я слышал, что Вечные могут такое, когда их душа находится на грани. - Ишн'Аурон захрипел и придвинулся к Клауду, усилием воли прогоняя манящую темноту покоя. – Лекарь, принесший тебя, сказал, что ты старший из двух рожденных у матери. Что еще ты хочешь спросить? - Кто моя мать? Что я такое? Клауд ждал ответа, но по мутнеющим глазам Наставника понимал, что больше ничего не услышит. Ишн'Аурон уходил в Глубины, оставляя его своей судьбе. Из последних сил Наставник прохрипел: - Ищи, и дано тебе будет… Дитя мое. Клауд смотрел на склонившуюся толпу. Они встретили его, как вернувшегося после долгого отсутствия короля. Наставники склонились перед ним и признали его достойным стать тем, кто в будущем будет носить титул Звездного Дитя. Он сидел на подобии трона, матово блестевшего золотом и самоцветами, и позволял их толпе восхищаться собой. И пока они торжествовали, там, внутри где он хранил бусины воспоминаний, Клауд слушал голос, такой теплый и тихий: «Мой маленький…». Он найдет, он узнает. А пока перед его внутренним взором возникало лицо Ишн'Аурона в обрамлении бессильно рассыпанных щупалец. На его высокий лоб Клауд положил цветок фиалки, тот самый, павший под ударом кинжала, ударившего прямо в сердце. - Вы еще помните Юлию, инквизитор? – Фабий Байл смотрел на разрастающуюся груду листов, которые выбрасывало из своего чрева устройство, подключенное к креслу. – Так вот, - продолжил он, видя, что Конрад Джарвис заинтересованно кивнул. – По распоряжению Феникса она была отправлена на Терру вместе с архивами и остальным. Это была прекрасная мысль, если бы не одно «но». Она – воплощение свободы, прошла по всем ступеням бюрократической лестницы, по всем кругам администрации Терры. Вы слышали, что такое древнетерранский ад, инквизитор? Вам следовало бы знать, хотя бы отголоски этих легенд. Нет? Тогда Вам стоить расширить свои познания. Однако, вернемся к Юлии. Должен Вам сказать, ей все это не понравилось. Очень не понравилось. Огромная сеть инстанций, города-ульи и прочее напомнили ей огромную паутину, а сама она почувствовала себя мотыльком со слипшимися крыльями в ожидании жвал паука. Не пытайтесь возмущаться и доказывать мне иное, я понимаю, что она чувствовала. А если захотите – поймете и Вы. Хотя Вы так преданы Вашему Трупу на Троне, что я даже не знаю… Дальше ее след затерялся. Как Вы сами понимаете, мне было некогда интересоваться ее судьбой. Я просто забыл о ней в горниле тысячелетий. Пока однажды она не напомнила о себе… …- Твоя слава, Фабий, опережает все то, что ты бы мог рассказать. Ты – ужас верных слуг Империума. Они не так боятся смерти в бою, как того, что окажутся на столах твоих лабораторий, разбросанных по всему варпу. Такой, как эта. Что это? – Она вертела в хрупких пальцах мензурку с бледной жидкостью. - Питательный раствор, позволяющий надолго подхлестнуть регенерацию организма. Смерть тебе к лицу, Юлия. Сколько раз ты умирала и возрождалась вновь, м? Должен сказать, это тело только расцвело за все эти тысячелетия, и я бы хотел… - Руки прочь, Фабий. – Она шутливо хлопнула его по длинной кисти и игриво провела пальцем по лапе Хирургеона, оканчивающейся шприцом, наполненным зеленым ихором. – Что это за вопли? - Это цена, Юлия. Многоголосый хор боли – мои отнюдь не добровольные подопытные. Пора бы тебе знать. Мне не отказывают. Так что насчет твоего тела? – Хирургеон за спиной Фабий издал свист, и Юлия почувствовала укол в районе щиколотки. Но она не уступит так быстро. - Довольно с тебя и того, что ты уже взял у меня, Фабий. Помнишь образцы? Уверена, она все еще у тебя. – По ноге разливалось приятное тепло, поднимающееся вверх по телу. Ей пришлось, чтобы не пошатнуться, прислониться к Фабию. - Так вот. Мне дела нет до противостояния лоялистов и Хаоса, Императора, которого нет, и Темных Богов, в которых я не верю, но которые есть. Я хочу ударить изнутри, Фабий. На Троне труп, а сам Империум давно прогнил. Пора уничтожить всю эту гниль. – Юлия залпом выпила содержимое мензурки, ощущая, как предательски дрожат ноги. А тело молило о сне и отдыхе, закрыть глаза и упасть в небытие. Так все просто. Но она не за этим пришла к гению зла и ужаса. - И тебе это по силам, женщина? – Пальцы апотекария сдвинули непокорную прядь, упавшую на влажный лоб. - Будет по силам, если ты дашь мне то, что я хочу. – Юлия проваливалась в сон, но изо всех сил держала контроль над сознанием. Он поднял ее на руки, и она успела, пока силы совсем не покинули ее, прижать ладони к его щекам. - Фабий… Я получу это? То, за чем пришла? - Получишь и даже сверх меры. Спи, женщина. Я буду по возможности нежен с твоими тканями. Наркотик начинал действовать, ее глаза закатились и закрылись. Пришел его черед раскрыть очередную тайну этого хрупкого тела. Лабораторию наполнил шум приготовления к операции. Пока сервиторы сновали вокруг, готовя инструменты, Фабий смотрел на мирно спящую в его руках женщину. Она выйдет сегодня живой и почти невредимой из его рук. Почему он ее отпустит? Этого профессор объяснить не мог, даже себе… …- Она входит в Кабалу? - И да, и нет, инквизитор Конрад. Юлия - Вечная, одно это давало ей пропуск туда, куда ни мне, ни Вам входа нет, хотя я и не стремился. Она стоит вне Кабалы, но держит свои хрупкие пальцы на их пульсе. Как ей это удается – не знаю, но то, что она может быть сильнейшим врагом, в этом я уверен. - Это она второй заказчик, professore? Всего лишь женщина, пусть и обладающая столь многим? - Именно так. Женщина, ненавидящая все то, что составляет Империум, его косность, бюрократию, тиранию, притворный гуманизм и абсолютный регресс… Я бы не советовал недооценивать. Хотя это Ваше дело, инквизитор. - Женщина, поправшая основы Империума. Это ересь. Женщина, поднимающая руку на творение Императора – ересь вдвойне. – Конрад Джарвис почувствовал, как разгорается в нем нестерпимое желание найти и обезвредить врага. Его буквально сжигал охотничий азарт. - Сначала всходы, теперь еще и она, Вечная, посмевшая стать угрозой Империуму. Значит, мне предстоит расширить круг поисков. Ну что ж, для Инквизиции возможно все. Я найду ее также, как и их, и уничтожу. - Руки коротки, инквизитор Джарвис. – Фабий сладко улыбнулся, и Конрад почувствовал, что кресло гасит малейшее сопротивление его тела. – Не так быстро. Ваша очередь рассказывать. Или исповедоваться? Как Вам больше понравится.